Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов - Андрей Добров

Горн растерянно развел руками.

«Интересно, что здесь делает певица, — подумал я. — Кто ее пригласил?»

— Павел Иванович не виноват, — сказал я. — Это я сам напросился.

— Нехорошо, — сказал со своего места старый лесопромышленник. — Нам так скоро не хватит места за столом.

— Ерунда, — бросил Чепурнин. — Вся эта ваша канитель с таинственностью — полная чепуха! Просто сделайте входной билет не по сто рублей, а по десять тысяч. И все, никто не будет мешать вам обжираться.

Лесопромышленник покачал головой.

Один из сидевших в тени скрипучим голосом спросил:

— Кстати, что они так долго возятся?

Патрикеев отодвинул стул, стоявший рядом с ним:

— Садитесь, Гиляровский, раз уж пришли.

Он достал свой флакончик с мятной настойкой и быстро брызнул себе в рот.

Я сел рядом.

— Опять Горн проболтался? — тихо спросил меня спичечный фабрикант.

Я кивнул.

— Егор прав, — сказал Патрикеев, — вся эта таинственность и яйца выеденного не стоит. Хотя эти господа, — он указал на портреты, — конечно, думали иначе.

— Кто это? — спросил я.

— Иуды, — ответил Патрикеев.

Я хотел расспросить его подробней, но тут старый лесопромышленник постучал вилкой по бокалу и объявил:

— Пора начинать!

Присутствующие взяли ложки и начали ритмично постукивать ими по столу.

— Дурацкие традиции, — шепотом сказал Патрикеев.

Стук становился все громче. Наконец в противоположной стене открылась дверь, и два лакея друг за другом вкатили тележки с блюдами, накрытыми серебряными крышками.

Лесопромышленник, который отправлял обязанности председателя, объявил:

— Первый!

Лакей поднял крышку. Под ней на блюде лежала разделанная запеченная тушка большой птицы, от которой по залу разнесся ошеломляющий пряный дух — у меня сразу рот наполнился слюной. Лакей вынул серебряную табличку с гравировкой и поднес председателю. Толстяк вынул из жилетного кармана монокль, вставил его в правый глаз и прочел:

— Лебедь по-княжески!

Лакей с тележкой начал объезжать стол и накладывать в тарелки большие порции.

— Это хорошо, что без перьев, — проскрипел один из членов кружка. — Конечно, не так эффектно, зато не надо ждать, пока почистят.

К каждой порции прилагались кусочки калача в топленом масле и лебединые потроха в меду.

— Интересно! — сказал толстяк, вооружаясь вилкой и ножом. — Если мне не отшибло память, секрет готовки лебедей был совершенно утрачен. Если повар не сумел придумать правильный маринад, мясо должно быть сухое, а оно… — Он отрезал маленький ломтик и задумчиво пожевал. — А оно прекрасно приготовлено. Должно быть, долго томилось в печи.

— На дубовых дровах, — проскрипел голос слева.

Чепурнин, отложив сигару, без энтузиазма ковырялся вилкой в своей порции. Глафира ела скромно, не поднимая глаз.

— Ну что, попробуем? — спросил меня Патрикеев. — Небось с первого раза не отравят?

Я отхватил приличный кусок грудки и положил в рот. И правда, вкус был восхитительный! Никогда бы не подумал, что дичину можно приготовить так нежно и ароматно! Бывало, в своих дальних поездках мне приходилось есть разную птицу, но там голод был лучшей приправой, а тут…

— Хорошо выдержал, — сказал человек, до сих пор молчавший, с рыжей бородкой и в круглых очках в металлической оправе, — маринад маринадом, но если передержать, то мясо становится жестким. Уж поверьте мне.

Тостяк-председатель кивнул. Дальше ели молча. Наконец лесопромышленник отодвинул тарелку, окинул всех присутствующих взглядом и спросил:

— Все ли довольны?

— Все! — раздался нестройный хор голосов.

— А Иуда доволен? — спросил толстяк.

Молчание.

— Какой такой Иуда? — спросил я Патрикеева. Тот приложил палец к губам и указал взглядом на портреты.

Тогда председатель постучал ложкой по столу и провозгласил:

— Второй!

Другой лакей откинул крышку и поднес серебряную табличку.

— Лапша по-корейски! — прочитал толстяк и поморщился. — Это что за фортель?

Лакей уже объезжал стол и накладывал на тарелки тонко нарезанную лапшу, политую соусом коричневого цвета. В лапше виднелись кусочки мяса, овощей и каких-то растений.

— Ну, милые мои, — проскрипел один из гурманов, — это провал! Такого повара надо гнать и больше к столу не допускать. Надо сказать эконому.

Председатель взял вилку и начал брезгливо наматывать на нее нитки лапши.

— Да, — произнес рыжебородый очкарик, — впервые такое вижу.

Патрикеев пожал плечами и попытался поддеть лапшу своей вилкой.

— Действительно, ерунда, — сказал он.

Чепурнин, не говоря ни слова, указал дымящей сигарой на председателя. Тот склонился над своей тарелкой и с упоением поглощал принесенное блюдо.

«Ага! — подумал я. — Никак это Михаил Иванович приготовил нечто простецкое, но зато сдобрил своей волшебной водорослью».

— Ну как, — спросил Скрипучий у председателя. Тот, не отвечая, замычал и замотал головой — мол, не отвлекайте. Постепенно все сидящие за столом принялись есть. И лапша исчезла с тарелок в один момент! Толстяк шумно выдохнул и спросил:

— Все довольны?

— Добавки! — потребовали участники «секретного ужина». — Добавку давай! Неси еще! Вали сюда этой лапши! Черт знает что! Оторваться не могу!

Лакеи вмиг исчезли, а потом вернулись с новыми большими порциями лапши.

Признаюсь, среди тех, кто требовал добавку, был и я. Удивительное дело — вроде лапша как лапша, только заправка у нее была не совсем привычная. Но сколько я ни ел, все хотелось снова. Наконец, когда лакеи уже третий раз привезли блюда, гости стали отваливаться на спинки стульев и переводить дух.

— Ну что, — сказал Патрикеев, — гнать этого повара?

— Ни-ни-ни! — ответил со своего конца стола рыжебородый. — Забудьте это недоразумение!

— Все ли довольны? — спросил председатель, отдуваясь.

— Уж да! — ответил за всех Патрикеев.

— А Иуда доволен?

— Полагаю, доволен, — ответил Скрипучий.

— Ну раз так, несите вино! — скомандовал толстяк.

Все взялись за серебряные чарки и начали тихонько стучать по столу. Было в этом звуке что-то тревожное. Лица присутствующих сделались сосредоточенными. Только я и Глафира с недоумением разглядывали людей, сидящих за столом. Да и Чепурнин стучал своей чаркой бокалом с отрешенным видом. Лакей вкатил тележку, на которой стоял графин с темно-рубиновым вином.

— А мне чаю, да покрепче, — крикнул Патрикеев.

Вошел второй лакей с большой Библией в темном кожаном переплете в руках. Он развернул Библию и поставил перед председателем, загородив его от присутствовавших.

Первый лакей брал чарки гостей и приносил их председателю, а толстяк, загородившись Библией, наливал в них вино.

— Что он делает, — спросил я у Патрикеева?

— Лотерея, — ответил тот небрежно. — Сами увидите.

Он снова прыснул себе в рот из флакончика с мятной настойкой и крикнул лакею:

— Я просил чаю! После этой лапши у меня все в животе слиплось.

— Да, чаю было бы неплохо, — ответил скрипучий голос. — Только зеленого. Поверьте мне, с такой едой зеленый чай — намного лучше.

— Кто это? — спросил я Матвея Петровича.

— Бывший посланник в Египте Макаров-Смирнитский. А тот, рыжий, торгует зерном. Прикускин его фамилия. Смешная!

Вошел третий лакей, вероятно, дежуривший под дверью. Он поставил перед нами чайник крепкого черного чаю и блюдце с сахаром.

— И мне, братец, принеси чайник зеленого, — сказал Скрипучий.

Наконец все чарки были расставлены по своим местам, Библию сложили и унесли. Чарка стояла и перед толстяком.

— Возьмите чаши, — приказал он. И после того, как его приказание было исполнено, произнес: — Воззрим свет божественный!

И тут же свет погас. В темноте я спросил:

— А что делать-то?

— Пейте, — ответил мне голос Чепурнина. — Если не боитесь.

Я поднес чарку к губам и отпил глоток. Это было терпкое французское бордо. Я отпил еще и услышал, как что-то тихонько сдвинулось в моем бокале. Пользуясь тем, что меня никто не видит в темноте, я запустил пальцы в бокал и вытащил какой-то кругляш.

— Все выпили? — спросил председатель.

— Да… да… — послышались голоса.

— Пора! — отозвался толстяк. И свет снова зажегся.

— Эх, черт! — сказал Патрикеев, увидев в моей руке серебряный рубль. — Везет новичкам!

— Что это? — спросил я.

Но толстяк приложил пальцы к губам.

— Рановато вам еще знать, — ответил он. — В первый раз, а уже хотите все секреты выведать. — Он обратился к Глафире: — Что мадемуазель, страшно?

— Нет, — ответила Глаша. — Но в темноте было… жутковато.

Она тихо рассмеялась и передернула плечами. Патрикеев налил себе чаю и чуть не залпом выпил всю чашку.