Сейф за картиной Коровина - Анна Князева

– Ты работаешь? – удивился отец. – Зачем? Тебе не хватает денег?

– Хватает. Одна знакомая попросила поработать вместо нее.

– Но как же ты пойдешь в таком виде?

«Хороший вопрос», – усмехнулась про себя Дайнека, направляясь в ванную. Она понимала, что не должна терять ни минуты.

Нелегким делом оказалось спрятать под гримом последствия вчерашней «вечеринки». Если ссадину на голове она легко прикрыла волосами, то синяк и отек нахально вылезали из-под пудры и теней. Пришлось помучиться с примочками, прежде чем ей удалось изобразить лицо, близкое к оригиналу. И все же, придирчиво рассматривая себя в зеркале, Дайнека призналась себе, что сегодня похожа на вампира. Интересно, что подумает Воланд?

Дайнека заглянула в гостиную, и ей показалось, отец спит. Она проскользнула в прихожую и вышла из дома. Очень скоро вернулась с букетом цветов.

– Людмила, вызови врача, пожалуйста, – услышала спокойный голос отца.

Спустя полчаса его увезли в больницу.

Из больницы Дайнека поехала на работу. Припарковавшись, вышла из машины и включила сигнализацию.

– Людмила…

Она обернулась. Неподалеку стоял Щелкунчик. Он, галантно пропустив Дайнеку вперед, проследовал за ней к стойке ресепшен.

Дайнека подумала, что парень хоть и глуповатый, но не злопамятный. Неудачного свидания как и не было, что вполне устраивало обоих. Она слушала его болтовню и, шагая рядом, старалась отогнать тревожные мысли.

У белоснежных колонн стояли Красотка Леночка и Стерва. Было ясно, что они кого-то ждут. Щелкунчик подхватил Дайнеку под руку и преувеличенно бережно провел ее мимо оторопевшей парочки.

Военные действия разворачивались по всем правилам крысиной возни. Уже в половине третьего к Дайнеке подошла Стерва:

– А что это, Людочка, у вас сегодня на лице? Такой макияж уместен только для женщин, мягко говоря, определенного сорта. Я, конечно, не начальник отдела кадров, но…

Дайнека решительно прервала ее:

– Совершенно верно, вы не начальник отдела кадров. Короче, отвяжитесь от меня.

Расчет на ее благовоспитанность провалился. Она во многих случаях могла проявлять героическую терпимость, но таких бесцеремонных, не относящихся к делу «наездов» прощать не собиралась.

Ровно в восемнадцать тридцать Дайнека вошла в кабинет Воланда, понимая, что не может увезти начальника на глазах у сотрудников. Напрашивался дипломатический ход.

– Владимир Николаевич, если не возражаете, я подъеду немного позже. Слишком далеко припарковала машину.

Было видно, такой сценарий ему подходит. Он одобрительно кивнул и спросил:

– Минут через сорок. Успеете?

– Вполне.

Она вышла из кабинета, воодушевленная тем, что пока все идет по плану. Мимо нее деловым шагом прошла Леночка и понимающе усмехнулась.

«Или почти по плану…» – мелькнуло в голове у Дайнеки.

Спустя сорок минут, потянув, как могла, время, она подъехала к офису. Воланд уселся на заднее сиденье, и они ехали молча до самого Дайнекиного дома. Она внимательно наблюдала за ним в зеркало. Он же оставался отрешенным и чуть грустным. И только когда вошли во двор, неузнаваемо сник и уже не старался скрыть свою боль…

Дайнека слишком резко открыла дверь подъезда и, не рассчитав движения, широко взмахнула рукой. Воланд отшатнулся, как если бы она хотела его ударить. Все это произвело неприятное впечатление на обоих. Взяв себя в руки, Воланд послушно поднимался по лестнице.

Дайнека открыла дверь, и они вошли. Они вошли в Нинину квартиру. В гостиной был накрыт стол, как в тот день, когда Нину убили. На столе, в вазе, стоял букет крупных садовых ромашек.

Воланд остановился у двери, словно боясь ступить на то место, где недавно лежало тело убитой. Потом вслед за Дайнекой прошел в гостиную и оторопел, глядя на стену: оттуда на него смотрела живая Нина. Ее лицо светилось нежностью и доверием. Она, как Мадонна, излучала любовь, адресованную только ему…

Воланд рывком расслабил узел галстука и закрыл глаза. Казалось, он с трудом удерживал равновесие.

Дайнека испугалась за исход своего следственного эксперимента. Опасный трюк с карандашным портретом Нины мог иметь непредсказуемые последствия. Неожиданно пришло понимание того, что ее почти детская жестокость была неуместна уже с того момента, когда он перестал скрывать свою боль.

Очнувшись, Воланд прошел к окну и оставался там, пока не зазвонил телефон.

Дайнека подняла трубку.

– Это не он, – прошептала Розовая Роза. – Но я его видела в этом окне раньше, в последний раз за три дня до убийства.

Дайнека положила трубку, мельком обронив:

– Ошиблись.

Воланд молчал. Потом повернулся, и она увидела, что он твердо глядит ей в глаза.

– Бросьте. Полагаю, вам сейчас сказали, что не я был здесь той ночью. Для этого сейчас звонила та женщина из окна напротив?

Дайнека была обескуражена.

– Откуда вам… – начала она, но Воланд ответил, не дослушав:

– Я знал, что рано или поздно вы себя обнаружите и попытаетесь предпринять что-нибудь вроде этого. Но не предполагал, что вы настолько отчаянны.

– Следователь Песковец… – усмехнулась Дайнека.

– Нет, я узнал обо всем гораздо раньше, когда вы упали в моем кабинете. Навел о вас справки и обратил внимание на ваш адрес. Тогда и понял, что ваше появление в фирме не случайность. Я, знаете ли, вообще не верю в случайности.

– И все-таки взяли меня на работу, – сказала Дайнека.

Владимир Николаевич взглянул на портрет Нины.

– Мне вдруг подумалось, что судьба сама расставляет фигуры. Как в шахматах. А я не борюсь с судьбой. Я – фаталист, верю в то, что все предначертано. И чему суждено быть, случится непременно. Вы так не думаете?

Он вскинул голову и посмотрел ей в глаза. Дайнека ответила ему таким же прямым и открытым взглядом. Но вдруг поймала себя на мысли, что он уже умер. Это была страшная, чудовищная мысль. Она понимала, что он живой стоит перед ней. Но глаза… У него был взгляд мертвого человека.

Воланд сел, придвинулся к столу и знаком пригласил Дайнеку присоединиться. Она опустилась на стул. Взяв в руку начатую бутылку вина, Воланд налил себе, Дайнеке и выпил, не чокаясь, как на поминках.

Это было вино, которое принесла Нина в тот вечер. Сегодня Дайнека вернула бутылку в ее дом.

Воланд долго сидел, опершись локтями на стол, потом заговорил:

– Мы начали встречаться спустя два дня после того, как она появилась в офисе. Еще на собеседовании я понял, что влюбился. Даже не предполагал, что такое еще может со мной случиться… Едва ли не силой заставлял себя проходить мимо нее. Здоровался, не глядя. И вдруг понял: она чувствует то же самое. Нина зашла ко мне в кабинет и так же, как вы, смело и отчаянно предложила с ней встретиться. Я не поверил. Сам никогда бы на это не решился. Не буду рассказывать детально, но спустя какое-то время я был готов на все. Я больше не представлял своей жизни без Нины, для меня было мучением уходить от нее домой. Она была мне нужна каждую минуту…

Воланд опять посмотрел на портрет Нины, налил вина, выпил и продолжил:

– Я принял решение и все рассказал жене. Попросил отпустить меня. Следующим вечером, когда вернулся домой, у двери меня ожидали жена и сын. Жена объявила мне, что никогда не допустит моего ухода из семьи, даже если бы ей пришлось для этого умереть. Была тяжелая сцена, которая больно ударила по нашему сыну. Я пытался избежать объяснений при нем, но ему пришлось выслушать все. Думаю, на это она и рассчитывала. Потом жена попала в больницу… Я чувствовал, что Нина мне чего-то недоговаривает, хотя она знала, что я ждал всей правды. Однажды, когда я потребовал от нее быть искренней, она сказала, что беременна и хочет оставить ребенка.

Воланд поднял на Дайнеку глаза.

– Поверьте, она ничего не просила… Просто хотела жить и быть счастливой. И для этого ей ничего не нужно было менять. Но я не мог этого допустить. Это был мой ребенок. Поймите, Людмила, наша семья принадлежит к определенному кругу людей, людей состоятельных и придерживающихся установленных правил. Прежде чем создать новую, я должен был позаботиться о своей прежней семье. Знаете, деньги и собственность в некоторые моменты жизни становятся непреодолимым препятствием… Казалось, что я все уладил и контролирую ситуацию, как и обещал Нине. Но я ошибался…

– Для чего вы хотели увидеть Нину в день убийства? – спросила Дайнека.

Владимир Николаевич удивленно посмотрел на нее.

– Ваше сообщение… Ведь Виргилиус – это вы?

– Да, это мой электронный адрес. Но я не отсылал в тот день сообщений. Я был в отъезде. А когда вернулся, узнал, что Нина мертва… У меня к вам просьба, Людмила. Незадолго до смерти Нина попросила меня сохранить кожаную коробку…

Услышав последние слова, Дайнека подняла глаза, и Воланд поторопился предварить ее вопрос:

– Я знаю, что в ней. Нина не хотела, чтобы о содержимом стало известно отчиму и ее матери. Она боялась, что отчим может похитить драгоценности. Похоже, он о чем-то догадывался. Я не могу отдать драгоценности матери Нины, зная, как она этого не хотела. Но я не вправе оставить их у себя.