Журнал Наш Современник №9 (2001) - Журнал Наш Современник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собрался с силами и рванул через пустырь. Бежал быстро, глядя под ноги. “На всякий случай. А вдруг зацеплю растяжку”, — думал он.
Кровь стучала в висках, но он все же услышал этот противный хлюпающий звук. Как будто слегка ударили по воде ладонью. Да ощутил, что кто-то невидимый толкнул его в плечо. Нахлынула горячая волна, затем резкая боль.
Сашка по инерции добежал до искореженного танками ларька, залег за ржавым, простреленным в обе стороны железом.
“Словил-таки!” — подумал, переводя дух. Снял телогрейку, затем рваный свитер. Винтовочная пуля навылет пробила мышцу левой руки у плеча, не зацепив кости. Сашка достал армейский бинт из кармана ватника и долго и аккуратно затягивал простреленное место. Крови было немного.
— Свои или чужие наградили? Кто его знает. Слава Богy, не в живот, — помолился про себя паренек. Он хорошо помнил, как раненная осколком снаряда в живот соседская баба Граня стонала и медленно умирала. Это произошло 2 января, умерла она 4-го.
Последний отрезок простреливаемой дистанции Сашка скорее пролетел, чем пробежал. Наконец, он прошел на стадион.
— Пароль! — тихо спросил часовой. Сашке показалось, что этот молодой парнишка, пехотинец, на вид не намного и старше его самого.
— “Витязь-17”!
— Проходи... — часовой не удивился тому, что мальчишка знал пароль. Многие русские грозненцы по ночам тихо проходили в расположение федеральных войск. Мальчишки, как правило, выводили из занятых боевиками районов слабых мирных жителей. Солдаты кормили их, перевязывали раненых и затем отправляли по “дороге жизни” — это была транспортная нитка в три километра от стадиона “Динамо” до вертолетной площадки в тыловом лагере в Андреевской долине — вертушками на “большую землю” в Моздок.
В кунге военной разведки ребята варили гречневую кашу на томатном соке. Сок этот в пятилитровых банках таскали с консервного завода. В первые январские дни 1995 года это был почти единственный источник питьевой жидкости в городе. Дефицит воды довел разведчиков до того, что они умывались поутру трофейным двадцатилетним коньяком “Гехи”. Правда, все запасы винных подвалов Дудаева были выпиты федеральными войсками за 12 дней. Бутылка минеральной воды здесь считалась самым большим лакомством.
— Привет, мужики! — сказал Сашка, поставив ногу в старом солдатском сапоге на подножку кунга.
— Заходи, браток! Ты как раз к ужину, — пригласил паренька старший группы, подполковник Сережа. Четверо разведчиков уже порезали хлеб и вовсю скрипели десантными ножами, открывая банки с тушенкой.
Сашка зашел в теплый кунг, закрыл дверь и протянул руки к гудящей керосиновой печке, на которой варилась каша. Молодое тело его быстро отогревалось, аккумулируя тепло, а одежда отдавала влагу, впитавшуюся в канализации.
— Зацепило меня, снайперкой похоже...
— Ну-ка, давай посмотрим, с этим шутить нельзя, — заволновались разведчики. Они быстро смотали старый бинт, прощупали рану. Затем с новыми антисептиками забинтовали Сашкину руку плотнее и профессиональнее.
— Ерунда, “укол зонтиком”. Жить будешь, даже зашивать не надо.
— Ну, что, партизан! К дворцу пойдем? Дорогу через канализацию покажешь? — спросил Михаил, тридцатипятилетний разведчик.
— Покажу, капитан, не переживай...
Каша была готова, в нее в последний момент бросили тушенку, размешали слегка и кастрюльку поставили в центре импровизированного стола — двери с прикрученным номером 5, которую разведчики, сидя, просто положили себе на колени.
Сашка ел за обе щеки. Так уж само собой получилось, что, как знаток всех задворок и тупиков города, он стал настоящим проводником у группы российских военных разведчиков, смело водил их по чеченским тылам. Таких “следопытов” только у Бабичева было восемь человек, в штабе их в шутку, а может и всерьез, называли “неуловимые мстители”. В тринадцать лет, как правило, не боятся смерти, потому что не особо представляют себе настоящую цену только начинающейся жизни.
У Сашки был подаренный разведчиками штык-нож да подобранный рядом с трупом чеченца маленький “вальтер ППК”, в обойме которого осталось всего два патрона. Какое-никакое, а все же оружие.
Паренек уже два года “бомжевал” без родителей, ночевал где попало, но бандитом не стал. Отца, путейского рабочего, чеченцы расстреляли еще в 92-м. Расстреляли просто так, за то, что русский. Не ответил на какой-то вопрос, заданный ему по-чеченски, выстрелили из машины на железнодорожном переезде. Уехали, даже не взглянув, жив ли еще? Мать вообще пропала без вести. Сашка надеялся, что она еще жива, что забрали ее в горы и батрачит его мать на кого-нибудь в горном ауле. Главное, чтобы не расстреляли просто так. А наши, Бог даст, горы возьмут и освободят всех пленных, — думал парень. — Тогда вернется. Только где им встретиться, если дома их на улице Лермонтова больше нет? Попал прямо в квартиру снаряд от “Акации”, и все. Из имущества семейного Сашка только и взял, что отцов рабочий ватник. Да и брать-то было нечего. Грабили их в последнее время целых восемь раз. Этим промышляли ученики из “Юных волчат” — дудаевского “гитлерюгенда”, лет по 14—15 с оружием в руках. Взяли вазу да люстру старую сняли, оборвав вместе с крюком. На продажу. Сказали: молчите, а то вернемся и перережем всем горло.
...Кашу доесть так и не удалось. Послышались хлопки разрывов мин, резкие, как разорванная бумага. Они становились все звучнее, и тут разведчики, внезапно перевернув стол с едой, как по команде, рванули из кунга. Они спрыгнули в небольшой окоп с водой, вырытый рядом для подобных случаев. Сашка, так как сидел ближе к двери, упал на дно окопа первым.
— Это хохлы долбят, я знаю...
— Какие хохлы, Саша, откуда?
— Как откуда, ну вы даете... УНА-УНСО, националисты, их сорок рыл из Львова специально прислали. Оказывать братскую помощь в борьбе с “москалями”. Лучшие минометчики, они и “чехов” учат. Это их 82-миллиметровки лупят навесом из-за тех пятиэтажек, — Сашка показал в сторону дворца. — Туда и пойдем. Если хотите, покажу и дом, где они живут... Братья-славяне... Мать их!
Мины стали ложиться чуть в стороне. Ясно было, что минометчик ведет веерный огонь, без какой-либо прямой привязки к местности. Как говорят, “на удачу”.
Ребята вылезли из окопа, отряхнулись.
— Кашу жалко, — сказал недовольно Сашка.
Вышли в город через полчаса, получив задачу в штабе у Бабичева. Впереди Сашка, за ним четверо разведчиков. Шли крадучись, молча. У разведчиков были автоматы с глушителями и одна “эсвэдэшка”, тоже с “глушаком”, но посерьезнее.
У пятиэтажки, где обитали украинские добровольцы, слышался смех, из окна играла музыка. Кто-то выводил что-то до боли знакомое на баяне.
— Тут они живут... Может, перебьем двоих-троих, а?
— Не сейчас.
— Жалко. Наши говорили, что они пленных расстреливали. Тех танкистов, которых держали в гаражах за дворцом...
Группа подошла к канализационному люку.
— Здесь полезем под землю.
Люк с трудом открыли, и разведчики следом за Сашкой скользнули в канализацию. Собственно говоря, это была не канализация, а ливневая система, из которой многие горожане рисковали брать воду для питья. Но время от времени в ее узких трубах, соединявших уличные коллекторы, попадались как свежие трупы, так и уже полуистлевшие останки людей. Разведчики перешагивали через них и шли за Сашкой.
— Сюда, так к дворцу попадем!
Из коллектора разведчики вдруг вышли прямо в подземный переход. Дворец был рядом. Разведчики оказались в самом центре обороны чеченцев. В конце длинного перехода слышалась приглушенная речь и мелькали чьи-то тени.
— Ну, пришли, — выдавил Сашка.
— Что будем делать? — прошептал на ухо старшему группы, подполковнику Сергею, один из разведчиков.
— Кровь из носа, надо выйти на свет Божий. Осмотреться.
Разведчики чуть ли не насильно запихнули паренька обратно в коллектор.
— Мы тебя сейчас позовем, только подожди здесь немного. Ладно?
Разведчики раскованной походкой направились к чеченским добровольцам, стоявшим у выхода из перехода.
Где-то на улице слышались звуки ритуального чеченского танца “зикр”, который добровольцы обычно танцевали у “вечного огня”. Там располагался их блокпост, там и грелись у огня.