Война упущенных возможностей - Макс Гофман

Конечно, такое расширение полномочий командующего Восточным фронтом было бы для австрийцев нежелательным. Сначала проект, наверное, натолкнулся бы на сопротивление; его осуществление в 1916 году последовало ведь под гнетом обстоятельств. Но если бы генералу Гецендорфу было указано, что лишь при этом условии возможна была бы германская помощь для наступления против Италии и что таким путем он мог бы нанести этому наследственному врагу уничтожающий удар, то он дал бы столковаться с собой в вопросах о командных полномочиях.

При тогдашних обстоятельствах зависть Фалькенгайна к Гинденбургу и Людендорфу гораздо более препятствовала бы, наверное, расширению полномочий обоих этих генералов, чем колебания по этому же поводу Гецендорфа.

На деле между генералом Гецендорфом и генералом Фалькенгайном вообще не последовало обмена мнениями о намечаемой операции, несмотря на настоятельную в этом необходимость. Когда генерал Гецендорф просил германской поддержки, то, разумеется, он всегда сообщал о своих итальянских намерениях. Генерал же Фалькенгайн оставлял своего союзника в полном неведении относительно своих планов.

Атака на Верден немедленно вызвала контрнаступления Антанты на других фронтах. Итальянцы безуспешно – в пятый раз – атаковали на Изонцо, а русские начали крупное наступление на Восточном фронте.

Предпринятая ими во второй половине марта атака была проведена в большом масштабе и с таким расходом снарядов, какого мы до сих пор на Восточном фронте не знавали. Приходится думать поэтому, что предприятие это было задумано не только как контрнаступление, но именно как попытка прорыва в рамках большого наступления Антанты 1916 года, только начатое в качестве контрнаступления, по-видимому, несколько раньше, чем это предполагалось. Не будь этого побуждения, русские не начали бы наступления в марте, когда в той местности еще царит столь известное бездорожье. Под таким бездорожьем в России понимают время таяния колоссальных масс снега, на целые недели прерывающее всякое сообщение, кроме как по шоссейным дорогам, сеть которых в России очень редка.

Участок для наступления был хорошо выбран: главный удар последовал, с одной стороны, между озерами Вишнев и Нарочь, с другой – у Поставов. Двойной напор должен был охватить и опрокинуть 21-й германский корпус и таким путем осуществить широкий прорыв на Вильну – Ковно. Подсобные атаки имели место южнее Двинска, под Видзами, под самим Двинском и у Якобштадта. Атака открыта была 15 марта ураганным огнем невиданной на нашем фронте силы.

С 18 по 21 марта и затем еще раз 26-го длились пехотные атаки, веденные, как всегда, смело и настойчиво, несмотря на тяжелые потери.

Между обоими озерами был, к сожалению, опрокинут один баденский резервный полк; временно на этом участке положение было критическое, но затем 10-й армии удалось перехватить прорыв и остановить его. Все прочие атаки были отражены с тягчайшими для русских потерями.

Доблесть наших немногочисленных войск, как всегда, была достойна удивления. Были, конечно, некоторые опасные моменты, например под Поставами, но без этого битвы не бывает. В конце марта атаки затихли. За исключением небольшого участка у озера Нарочь позиции были нами удержаны.

В начале апреля на всем фронте наступило спокойствие, а в конце апреля мы возвратили утерянный участок у озера Нарочь. Эта операция, искусно подготовленная 10-й армией в артиллерийском отношении, стала образцом для всех таких наших операций на Восточном фронте. Артиллерийская подготовка выполнена была подполковником Брухмюллером, начальником артиллерии одной ландверной дивизии. Этот артиллерист, ставший потом известным не только на нашем фронте, но и во всех наших армиях, тут впервые себя проявил.

Я считаю Брухмюллера своего рода артиллерийским гением. Ни у какого другого артиллериста не видал я такого дара инстинктивного понимания того, сколько следует бросить снарядов на каждый отдельный пункт позиции для подготовки ее к штурму. Войска тоже скоро подметили, что атака, подготовленная огнем Брухмюллера, всегда бывает верным делом, и с полной уверенностью шли в бой, подготовленный Брухмюллером и его помощниками.

Из поступивших сведений видно было, что русское командование, несмотря на неудачу наступления у Нарочи – Поставы, готовится к наступательному движению против нашего Восточного фронта. Сведения сообщали об особенно крупных скоплениях войск у Сморгони, Двинска и рижского тет-де-пона. Верховное командование предоставило в распоряжение нашего фронта несколько дивизий, которые мы, присоединив наши собственные резервы, распределили в пунктах ожидавшихся нападений. Таким образом, мы с уверенностью ожидали продолжения русского наступления.

Конечно, командующий Восточным фронтом хотел бы предупредить русское наступление контрнаступлением. Всего выгоднее было бы для нас наступление на Ригу. Этого, однако, мы не могли выполнить своими собственными силами; вышеупомянутых резервов, полученных от Верховного командования, в данном случае также не хватило бы. Численный перевес русских был слишком велик. Рижский тет-де-пон был самым чувствительным местом для всего нашего фронта. Если бы русским удалась сильная атака от тет-де-пона примерно в направлении на Митаву, то весь наш Восточный фронт должен был бы отойти назад.

Поэтому в качестве маневра против такой русской атаки приступлено было к выполнению идеи перехода через Двину у Икскюля, предложенной генералом Отто фон Беловым. Если бы Верховное командование оказалось в состоянии предоставить нам шесть дивизий, то идею эту можно бы было осуществить во всем объеме. Этот план открывал возможность не только захватить рижский тет-де-пон, но и нанести русским вообще тяжелое поражение. Если бы удалось внезапно форсировать Двину у Икскюля и пробиться к северу до моря, то русские в рижском предмостном укреплении были бы отрезаны. Падение Риги имело бы большое моральное значение; наш фронт от Икскюля до Рижского залива стал бы значительно короче. Подкреплений нам понадобилось бы при этом только на время; они скоро освободились бы, и, мало того, командующий Восточным фронтом сам смог бы сберечь часть собственных сил вследствие сокращения фронта.

С другой стороны, русские для парирования этого удара были бы вынуждены подтянуть сюда резервы, и таким образом у них отнята была бы возможность в ближайшее время возобновить наступление на Восточном фронте.

Конечно, взятие Риги не означало бы конца кампании, но это было бы блестящим, подымающим настроение успехом, которого, по-видимому, можно было бы достичь с малыми потерями и который ускорил бы окончательное поражение русских.