Плюс - Джозеф Макэлрой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удаленные части были там, но они были им больше, чем он мог их видеть. Однако он видел то, что видел. Изгиб свернулся внутрь еще сильнее. Поскольку в тонком свете себя изгибу хотелось присоединиться к близлежащей конечности или двигаться дальше и развернуться к мозгу.
Огоньки удаленных мембран были под мембранами. Каждый свет — слой длины, и дальше удерживающий Солнце, которого здесь теперь не было.
Расщелина, к которой, по ощущению Имп Плюса, его притянуло, сократилась, как только свернулась отдаленная конечность. Но оба остановились. У Имп Плюса была медлительность в отдаленных конечностях. Или он ощущал немногое из того, что там происходило. Он был наедине с собой. Он думал, что это внутри. Слабое Эхо было близко и внутри, не где-то среди отдаленных плазм. Слабое Эхо спало. При свете. Спало, освещаемое перчаткой усиков, оставленной рукой ушедшего Солнца. Спали ли крылья? Какой свет тревожил их мембраны? Свет, который они излучали сами. Без глаз Слабое Эхо не тревожил свет. Здесь внутри мозга — или того, что было мозгом, из которого что бы ни выросло, свет, накопленный от Солнечного дня, был больше чем светом.
И все же свет помог Имп Плюсу это увидеть. Эти потоки.
В золотой тени над каждым бледно-красным потоком он видел — но не раньше чем, ему следовало захотеть — целую галактику красок. Именно их он увидел, когда впервые припомнил глаза женщины. Золотая тень была и снизу. Золотая тень была тем, что показывало другие цвета в бледно-красном. Он не мог определить, чуял ли он сладкий поток или припоминал его; он видел внутри внизу и впереди островков и железы. Видел то, что, насколько он знал, должно быть другого размера — щупальца, не только тлеющее из долей подковы, которые он и передняя перекладина считали его разломанным обонянием, но также отбрасывающие к этим затененным золотым розовым потокам движения как передачи.
Волны.
Которые, как он видел, делали то, что было вовсе не потоком, а множеством отдельных тел радужного красного, которые были даже больше потоком сквозь теневые провалы золота между. И каждое тело сейчас поворачивалось, но в меньшем размере и изогнутое, как единая мышца, сама по себе обрезанная до невесомого пространства, пока со сладким жжением, что не причиняло боли Имп Плюсу, каждое тело, принимающее волны, не стало двумя телами более густого, но бледного оттенка, но вскоре их оказалось трудно видеть, и они вернулись, как другие тела того разбавленного красного.
Свет накопился. Но там было больше и больше.
И словно бы он услышал Землю до того, как Земля сказала, он услышал: КАП КОМ ИМП ПЛЮСУ КАП КОМ ИМП ПЛЮСУ ВАМ ТАМ ДОСТАТОЧНО ХОЛОДНО ИМП ПЛЮС?
Вновь пришло касание. То был спазм, укол сухости в его язык, и с ним — нужда перевести глаза, которых у него не было, из стороны в сторону и обратно, и так далее. И он перевел.
Но затем Имп Плюс устремил свой взгляд на тела и их поток, и на радужный диапазон, укрывший поверхность, как тень золота, и ему удалось остановить быстрое движение глаз, вызванное касанием. Но тел было так много, что его внимание вновь привлекла губа расщелины. Однако не только телами и неприятной силой, уколом принудившей его к движениям, каких, он знал, он не мог сделать сам, и не медленными словами Слабого Эха (которые Имп Плюс придержал для себя) СПАТЬ, СПАТЬ, ЛЕГКИЙ СОН ПРЕДШЕСТВУЕТ ГЛУБОКОМУ СНУ. ХОЛОД НАСТАНЕТ С ЦИКЛОМ ТЕМНОТЫ. Нет, губа расщелины вновь привлекла его внимание желанием иметь если не те глаза, что он утратил, то руку.
Хотя и не ту руку, на которую он смотрел — в последний раз, последний взгляд, поскольку та рука была утрачена на Земле. Нет, другую руку, о которой он мог лишь думать в долгий миг, когда шприц медсестры вошел ему в предплечье у сгиба, разогнутого, чтобы его принять, и он отвернулся от точки к ладони с ее пергаментным глянцем перекрестий и пальцев, загибающихся крупнее и крупнее, чем дальше они утопали за пределы. И он пытался удержать глаза, но не мог.
Но сейчас не было таких глаз. И он мог оттолкнуть колющее касание тем, что хотел этого. Или взглянув вниз на пуговичный блеск серого у губы его расщелины в префронтальной коре.
Видеть в то же время, как волны с Земли на своем пути входят в ту сияющую серым кристальную точку.
Потом он понял, что это было. То была другая щепка, вживленная сюда для касания к Имп Плюсу. Чтобы Земля к нему прикасалась. Волны остановились. Но серый кристалл теперь шевелился над расширяющейся выпуклостью.
Имп Плюс ожидал, не зная, как долго, а затем впал в быстрый сон, чтобы посмотреть, может ли он сделать это без побуждения электродом. Но он не мог припомнить, чем это было раньше, поскольку сейчас не мог перенести одну целую плоть и клин своего наблюдения отсюда туда, не замечая того, что он уже там, ждет себя. И все же, как его осенило, он подумал, что стал еще на один сдвиг другим. Он был постоянно не одинаковым; или если не он сам, то что было его мозгом.
Слабое Эхо, на которое Имп Плюс не мог взглянуть свысока, а мог лишь искать. Но больше.
Поскольку Имп Плюс ощущал где-то рядом с собой отверстие, как рост, излучающийся наружу. Он раньше удерживал его для себя, не давая ему выйти слишком далеко наружу.
У Имп Плюса были слова Слабого Эха, спящего или полу-бодрствующего, как накопленная работа Солнечной руки в мембранах.
Слова были: «Ладно, оптимальное тепло. Солнечный поток держится. Глюкоза стабильна. Глюкоза прекрасна. Холод настанет с циклом темноты. Спать». Имп Плюс не дал словам уйти на Землю.
Поэтому холод не настал.
Однако Слабое Эхо, которое, когда настал цикл темноты, одобрило приказ СПАТЬ, сейчас, кажется, не ведало, что настал цикл темноты. Имп Плюс попытался ответить. Слабое Эхо не знало о наступлении цикла темноты, потому что Слабое Эхо спало.
Потоки тоже не знали. Если там было что знать. Имп Плюс видел столько, сколько хотел или ожидал, хоть и не так мало. Он занимался сквозь цвета золотой тени делами тел внутри тел. Кожицы больших были экранами. Они пульсировали так ясно, что Имп Плюс вспомнил дыхание.
Они были мембранами, гнувшимися внутрь и наружу. Экранами, сквозь которые
