За пределом беспредела - Евгений Сухов

Претендентов на кресло мэра, кроме самого Гордеева, было шестеро. Трое определенно не могли составить ему конкуренции и у Павла Несторовича не вызывали ни азарта, ни сожаления – балласт, неизбежный во всякой избирательной кампании. Один из этой троицы, проработав пятнадцать лет буровым мастером, почувствовал хозяйский зуд и решил замахнуться на должность городского головы, а двое других – доценты вузов, уставшие, видимо, от хронических неплатежей и решившие поправить материальное положение завидной номенклатурной зарплатой. Четвертый кандидат шел от блока коммунистов – молодой тридцатипятилетний мужчина, находчивый, дерзкий, умевший говорить с толпой и потому опасный соперник. Пятый, сорокачетырехлетний старатель с Чукотки, с руками, распухшими от ревматизма, заработанного при промывке золота в студеных ручьях, и с манерами поселкового хулигана. На митингах он умел говорить цветисто, украшая лагерной феней свой и без того богатый лексикон видавшего виды бродяги. Многочисленный электорат видел в старателе свойского парня и млел от одного его появления на трибуне. Шестым претендентом на пост главы города был директор крепкого оборонного завода с очень выгодной академической внешностью. Он погорел задолго до первого тура, когда каким-то образом стало известно, что деньги, предназначенные на зарплату рабочим, директор потратил на собственную избирательную кампанию.

Довольно странно сошел с дистанции старатель, отказавшись от борьбы перед вторым туром, хотя вся местная пресса предсказывала ему внушительную победу. За день до выборов он выступил по телевидению и попросил отдать голоса «достойному претенденту», а именно Павлу Несторовичу Гордееву. Оставалось только догадываться, какие причины заставили старателя махнуть рукой на всенародную славу и широкие возможности.

Но самое удивительное произошло с поборником коммунистических идей – перед заключительным этапом выборов он вдруг выбросился из окна четырнадцатого этажа. В милицейской сводке приводилась и причина – «наркотическое опьянение», хотя о пагубном пристрастии кандидата его жена, родственники и знакомые впервые узнали именно из этой сводки.

Итак, именно Павел Несторович сидел в мягком кресле, закинув ноги на стол и сцепив руки на затылке. Все дела можно отложить на завтра, а сегодня – полный покой и наслаждение победой. Неожиданно в приемной послышался протестующий крик. В следующую секунду дверь распахнулась, и в кабинет, ехидно улыбаясь, вошел Николай Радченко. Гордеев запоздало убрал ноги со стола. Следом появилась взволнованная секретарша.

– Павел Несторович, я тут говорила молодому человеку, что вы не принимаете, но он ворвался ураганом…

– Все в порядке, Ирина Ильинична, можете идти к себе, – с вялой улыбкой успокоил женщину новоиспеченный мэр.

Секретарша недоуменно пожала плечами и удалилась, неслышно прикрыв за собой дверь.

– Барствуешь? – не дожидаясь приглашения, устроился за столом Николай.

– Сегодня первый день… Завтра начну понемногу входить в курс дел, – показал Гордеев взглядом на пухлую папку с бумагами.

– Паша, ты меня разочаровываешь, – кисло улыбнулся Колян. – Ты выбрал не самое лучшее время, чтобы почивать на лаврах. Работать надо! Иначе у тебя мгновенно найдется масса недоброжелателей, и даже я, Коля Радченко, не смогу тебе помочь разобраться с ними.

Колян положил одну ногу на стул. Грязная подошва английского ботинка едва не коснулась светло-серых брюк мэра. Павел Несторович слегка отодвинулся, вызвав тем самым снисходительную улыбку Николая. Гордеев пытался скрыть свой патологический страх перед своим приятелем-бандитом, но понимал, что выдает себя с головой не только наигранно-льстивыми интонациями, но и нервозными движениями.

Колян же чувствовал себя в кабинете мэра полноправным хозяином.

– У меня имеются кое-какие планы, связанные с:

– Паша, боюсь, что ты меня неправильно понимаешь. Мне плевать на твои планы с высокой колокольни. У меня немало своих, причем многие из них, как ты понимаешь, я связываю с твоим мэрством. Ты однажды заикнулся, что после завершения избирательной кампании городской рынок перейдет в мою собственность.

– Пойми, Николай, – распрямился Павел Несторович в своем кресле, – сейчас не самая лучшая ситуация для подобных действий. Моим недоброжелателям они будут только на руку. – Гордеев попытался придать своему голосу покровительственные нотки: – Николай, давай подождем с тобой месяц-другой, ситуация прояснится, и тогда поговорим конкретнее.

– У меня нет времени на ожидание. Или ты делаешь соответствующие распоряжения, или я ухожу из твоего кабинета… в расстроенных чувствах.

– Ну зачем же так резко, Николай. Мы же с тобой все-таки друзья!

– Послушай, шушера, всяк сверчок знай свой шесток, а потому не лезь ко мне со своей дружбой. Ты что, решил забыть, кто сделал тебя мэром? Может быть, ты обладаешь какими-то исключительными качествами?

Подобными вопросами Павел Несторович задавался не однажды. Глупо было бы закрывать глаза на помощь, оказанную ему бандитским бригадиром Радченко во время избирательной кампании, и утверждать, будто он, Павел Гордеев, стал мэром лишь благодаря везению или необычайно мудрой экономической программе. Николай умел не только выколачивать подписи в поддержку будущего мэра и добывать деньги на избирательную кампанию. Кто, как не он, убрал с дороги Гордеева других претендентов.

– Только не надо меня пугать, Николай. Я тоже могу ругаться, – изменился в лице Павел Несторович. – Если так дело пойдет и дальше, то я выставлю в коридоре охрану, и ты вообще никогда сюда не попадешь.

– Вот как ты заговорил! Сил набрался? – насупил, брови Николай. – А ты не думал о том, почему это вдруг твой главный конкурент воспылал страстью к полетам и сиганул из окна? – Николай поднялся со стула и пересел на край стола. – Может быть, ему в этом кто-то помогал? У меня создается впечатление, что ты хочешь последовать его примеру. Знаешь, очень часто так бывает: человек придет с работы, выпьет бутылочку, охмелеет малость да и прыгнет в расстроенных чувствах из окна.

Павел Несторович откинулся на спинку кресла.

– Ты меня пугаешь?

– Нет, – отрицательно покачал головой Николай. – Такие действия не входят в мои планы. Просто предупреждаю. Так что ты мне ответишь, уважаемый Павел Несторович? – подчеркнуто вежливо произнес Колян.

Николай Радченко чувствовал себя на жестком столе так же самоуверенно, как и в мягком кресле. Он закинул ногу на ногу и принялся слегка покачивать носком ботинка.

Павел Несторович вдруг с испугом подумал о том, что амплитуда колебания может увеличиться в любую секунду, и тогда удар придется ему под самый подбородок. Тогда опрокинется кресло, и он растянется на дубовом паркете.

– Хорошо, я согласен, – кивнул Гордеев и красноречиво перевел взгляд на ботинок Коляна.

– Я сочиню подобный приказ. Считай, что рынок твой. Но очень надеюсь, что это последняя просьба. Она вполне покрывает плату за твои… услуги.

– Возможно, возможно, Павел Несторович, – слез со стола Николай. – Да, еще вот что, – обернулся он у самой двери, широко улыбнувшись. – Ты бы заменил эту старую швабру с постной физиономией возле своего кабинета. А то, знаешь ли, она только уныние навевает… Я тебе подгоню девицу. Не пожалеешь, она не только хорошо заваривает кофе, но еще классно делает минет.

Не прощаясь, Колян хлопнул дверью. Только сейчас Павел Несторович обратил внимание на то, что весь покрылся испариной. Жарко однако. Нагнал страху, стервец. На то, что это последняя просьба Радченко, рассчитывать не стоило. На шею мэра Колян уже взобрался, оставалось только погонять.

Павел Несторович отер ладонью лоб. Рука заблестела от влаги.

– Вам что-нибудь нужно, Павел Несторович? – участливо поинтересовалась та самая швабра-секретарша, просунув голову в кабинет. – Может быть, кофе?

– Если вас не затруднит, чашечку… совсем небольшую.

Секретарша счастливо улыбнулась и скрылась за дверью. Павел Несторович задумчиво посмотрел ей вслед. Так может улыбаться женщина, впервые в жизни испытавшая оргазм.

Гордеев взял телефонную трубку, набрал номер. Наверняка эта женщина сделалась невольной свидетельницей его разговора с Коляном. Впрочем, достаточно и того, что она видела Коляна сидящим на столе мэра. Завтрашний день ей придется начать с печатания приказа о собственном увольнении. Вторым приказом мэр передаст городской рынок в собственность Николая Радченко.

– Слушаю, – раздался в трубке глуховатый голос.

– Привет, Алексей! Это я, Павел. Мне нужно с тобой переговорить.

– Где, в мэрии?

– Нет давай встретимся у входа в городской парк. Скажем, часов в восемь. Тебя устраивает?