О чем он молчит (СИ) - Ставрогина Диана

Временами Кате приходилось его тормозить, потому что на все и сразу Дениса попросту не хватало. Ему требовался человек, что напомнил бы о еде и сне, ей — тот, кто мог убедить, что исправить можно не все. К счастью, и он и она умели прислушаться к чужому мнению — без особого труда и намерения они за годы совместной жизни научились друг друга заземлять.

После разговора с Денисом в суде Катю беспрестанно беспокоило воспоминание об отпечатавшейся на его лице изнуренности. Словно он несколько лет подряд работал без передышки. Словно его было некому заставить взять паузу и отдохнуть.

Она уже видела Дениса настолько уставшим: в наиболее трудные и тяжелые периоды загруженности, когда его карьера только начинала подавать признаки жизни. Тогда он спал по три часа в сутки, поглощал литры черного кофе, не слушая ее просьб пожалеть собственный желудок, и проводил за экраном компьютера вечность — до покрасневших, слепо щурящихся на ярком свету глаз. Участь, для любого молодого юриста, мечтающего о собственной практике в будущем, неизбежная.

При разговоре с ней в тот день Денис столь узнаваемо, как при случавшейся у него иногда сильной головной боли, стискивал челюсти, что у Кати против воли вырвался вопрос, в ответе на который на самом деле не было нужды. В прошлом, по какой-то дурацкой, вероятно, якобы угрожающей его образу настоящего мужчины причине Денис нередко пытался скрыть, что его что-то беспокоит, но с ней его попытки играть в Терминатора редко бывали успешными. Она всегда замечала, что с ним что-то не так.

Оказалось, даже пять лет простоя не помешали старым навыкам служить ей верой и правдой, и на мгновение Катя очень разозлилась. Неожиданной, затмившей остальные чувства вспышкой. Необоснованной и глупой. Она разозлилась на его жену.

Неужели она не видела того, что видела Катя?

Линии морщин на напряженном лбу. Темные тени под измученными глазами. Проступившие под кожей капилляры.

Источаемую им усталость, едва замаскированную спокойствием мрачность, напряженность в теле — такую, будто, вся тяжесть мира, как писал Сартр, покоилась на его плечах.

Неужели никто этого не видел?

Теперь Кате становилось неловко от одного воспоминания о том, как резко и сильно она разволновалась, едва заметив признаки скрываемой за фасадом непроницаемости боли. Как ей вдруг непреодолимо захотелось отчитать Дениса за самонадеянность и невнимательность к собственному здоровью, но прежде — просто удостовериться, что с ним не случилось ничего плохого.

Катя поражалась себе. Потребовалось всего лишь четыре месяца жизни в Москве, чтобы окунуться в дурман прошлого с головой: квартира, превратившаяся в музей, мама с ее сомнениями, Денис, встречи с которым стали неизбежными.

Она сама и ее дурацкий, не умеющий существовать бездумно ум.

Шумно и раздраженно выдохнув, Катя закрыла ладонями лицо, пытаясь изгнать из собственной головы навязчивые образы и остановить бесконечную перемотку воспоминаний перед глазами.

Только бы уснуть.

Глава 25

Фоновым шумом, что стал для Лены за последние несколько месяцев привычным и даже приятным, из открытого окна в кухню залетали визги и крики с детской площадки во дворе, аккомпанементом которым звучали шорох шин паркующихся машин, редкий вой сработавшей сигнализации и даже вечернее пение птиц. У большего обеденного стола шуршала пакетами из-под доставки роллов Лара; теперь она и Лена жили по соседству.

Расставляя на столе коробки, Лара улыбалась и даже пританцовывала под тихо играющую на телефоне музыку (та еще редкость), и Лена, открывая бутылку белого вина, мысленно выдохнула. Наконец-то мир начал приходить в норму.

Лара больше не пряталась за экраном телефона, как было еще две недели назад. Ее многолетние страхи были побеждены, и немалая заслуга в том принадлежала Дмитрию Аверинцеву, с которым Лена пока лишь мечтала познакомиться. Кем бы он ни был, он точно помог сотворить небольшое чудо.

Для Лены никогда не было тайной, что Лара с ее силой воли и самоконтролем при любой серьезной боли предпочтет уползти в свою нору подальше от всех, и все же ее случившийся недавно уход в себя на месяц заставил Лену понервничать. Не было ни звонков, ни встреч, ни толковых объяснений причин для подобного отшельничества. Только пара сообщений в мессенджерах с просьбой дать ей время. Впрочем, у Лены были и свои догадки по поводу происходящего.

Конечно, Лара вытащила себя из своего состояния самостоятельно. Ей так было проще. Пережить в одиночку, принять решение наедине с собой. Лена искренне хотела помочь, ответить тем же уровнем поддержки, что Лара оказала ей, но была вынуждена признать, что боль они переживают по-разному. Иногда чужое сочувствие только усиливало страдание. Лене оставалось просто ждать, пока Лара сама решит поговорить.

Она же, напротив, очень редко была одна в первые и самые трудные недели. После ее переезда из квартиры Дениса в съемную, в соседний с Лариным дом, они вспомнили свои былые привычки со студенческих времен: девичники, где можно было смотреть все — от «Красотки» до «Настоящего детектива», — заказывать по пицце и выпивать по одной бутылке вина на человека (похмелье ближе к тридцати, оказалось, и правда намного тяжелее вынести, чем в девятнадцать); двадцатикилометровые прогулки в выходные по центру Москвы, даже шоппинг, от которого, правда, никто из них не получил удовольствия: обе признали, что онлайн-магазины — одно лучших изобретений человечества.

У Лены не было сомнений, что без этой возможности отвлечься, выговориться или просто помолчать рядом с близким человеком, пережить развод оказалось бы в разы сложнее. Ни родители, ни другие подруги, что были не столь осведомлены и участливы, как Лара, не сумели бы понять и принять ее решения, а сил объясняться она в себе не находила. Для посторонних внутренняя кухня их с Денисом брака обернулась бы сложной головоломкой, которую они скорее бы постарались упростить, — ей этого не хотелось.

В сложившейся вокруг атмосфере надежности и теплоты провалиться в беспросветную тоску было едва ли возможно. Лена не чувствовала себя одинокой и изолированной, тем более брошенной. Напротив, появились новые приятные эмоции и впечатления, не заканчивающиеся работой и домом. Понемногу она вошла в новый режим, выстроила комфортное взаимодействие с нынешними обстоятельствами, принялась с неожиданным удовольствием обустраивать снятое второпях жилье под себя, и, оказалось, что в переменах для нее заключалось больше хорошего, чем плохого.

Она скучала по Денису, однако полученная вместе с определенностью ее дальнейшей судьбы свобода стала облегчением. Лена больше не гадала, изменятся ли чувства ее мужа. Она больше не ждала вечеров и ночей, не зная, какими они будут. Ей больше не приходилось замирать следом за застывшим камнем Денисом при виде той, другой.

Лена вновь целиком и полностью принадлежала себе. Пусть пройти к этому единению пришлось через боль, оно стоило того.

Разлив по бокалам вино, Лена обратилась к Ларе:

— Как у вас с Димой дела?

Та повернулась к ней с вновь вспыхнувшей улыбкой на лице и протянула китайские палочки.

— Все прекрасно, — ответила она немного несмело, будто примериваясь к словам. Лена подумала, что так, вероятно, и было: Лара, с детства предоставленная самой себе, еще не привыкла говорить — ни о любви, ни о счастье. — Я… — Пауза. — Я не думала, что так бывает.

— А я говорила, что вы идеально друг другу подходите! — Лена воскликнула, не сдержавшись, и тут же чуть прикусила губу, скрывая довольную и немного наглую ухмылку.

Лара нетерпеливо закивала головой.

— Да-да, помню. Дима обещал в благодарность тебе прислать цветы.

— За что? — Лена засмеялась. — Ты все равно меня не слушала.

Подхватив палочками кусочек ролла, Лара фыркнула и проговорила якобы раздраженно:

— Я думаю, сейчас он готов прислать цветы всем, кого знает и не знает.

— Кто-то же должен фонтанировать эмоциями в вашей паре, — подразнила Лена.