Полвека охоты на тигров - Юрий Янковский

Привязав коня, я сел в ожидании. Понемногу стали собираться люди. Подошел Митюков, и не успели мы обменяться с ним парой слов, как вернулся очень взволнованный сторож-кореец, которого я посылал на разведку, и сообщил, что всего лишь в двухстах саженях от сторожки, если идти по указанной им тропинки, прячется вооруженный человек.

Позади указанного места была горка. Чтобы не терять времени, я решил с имеющимися в наличности людьми окружить браконьера и поймать его, так как стрелять, конечно, не хотелось. Между тем, если бы мы пошли цепочкой с одной стороны, то спугнули бы браконьера, а если бы он стал удирать, то пришлось бы в него стрелять, чего я всячески избегал. Я только упустил из виду, что там мог быть не один браконьер, а несколько.

У меня сразу же созрел план: я отправил 3 сторожей окружить гору с противоположной стороны и ждать, а сам решил пойти по указанной тропинке и, если удастся, задержать браконьера. Если он побежит, то, несомненно, наткнется на засаду, тем более, что люди вот-вот подойдут.

Медлить было нельзя. Я направился по тропинке. Была сильная роса, стоявшие группами папоротники были мокрыми. Держа наготове ружье, я медленно пробирался вперед. Дальше 30–40 шагов между деревьями ничего не было видно. Напряжение нервов было сильное, ибо каждую минуту я мог бы получить в лоб пулю.

Пройдя шагов 600, я действительно заметил между папоротниками подозрительный предмет: не то колода, не то еще что-то. Продвигаясь очень осторожно, ползком я приблизился к таинственному предмету шагов на 25, но все же не мог рассмотреть, что это было. Казалось, что это человек или несколько их, спрятавшихся в тени большого дерева, вблизи находившейся в папоротниках колоды.

Я подполз еще ближе и наконец разобрался в чем дело: передо мной лежал человек, держа в руках винчестер, прикладом в мою сторону!..

До него оставалось шагов восемь и отступать было поздно, хотя поблизости и могли быть мои люди. Надо было на что-то решаться и… вдруг.

К своему удовольствию, я услышал громкий храп!..

Этого было достаточно. Я приподнялся, осмотрелся и увидел, что передо мной на боку, ногами в мою сторону, лежит человек с ружьем в руке. Голова его была покрыта суконной бобриковой тужуркой, чтобы не кусали комары. Спящий зверски храпел.

Я надел свою винтовку за спину. Один прыжок «старого тигра». Вырван и отброшен в сторону винчестер, тужурка дальше надвинута на голову и я уже сижу на спине врага, обхватив его руками и ногами, зажав так, чтобы он не мог вырваться, и время от времени луплю его, зная, что скоро моя злость уже выдохнется.

Борьба не была продолжительной. Скоро моя жертва почувствовала полную свою беспомощность и покорилась.

Делаю одной рукой за спиной три выстрела — условленный сигнал, на нашем языке означающий «Собирайтесь ко мне!..», и вдруг слышу:

— Отпустите, я задыхаюсь…

По голосу слышу, что это говорит кореец на довольно приличном русском языке. Спрашиваю:

— Кто ты такой?..

— Хозяин, отпустите, — слышу в ответ. — Никогда больше не буду приходить к вам на охоту…

Повторяю вопрос:

— Кто ты такой?..

— Я Пак из Верхней Адеми (что в 10 верстах от маньчжурской границы). Я две недели тому назад взялся с артелью косить сено, взяв при этом аванс в 100 рублей, но артели не привел, а, разузнав порядки в парке, явился пантовать…

Я был искренне удивлен, так как знал, что Пак является старым промышленником и при том зажиточным человеком.

В это время на мои выстрелы прибежал один из сторожей корейцев. Желая напугать Пака так, чтобы действительно он не только больше не приходил для пантовки в парк, но и заказал это и всем другим (так как пантача он не убил и суд максимально приговорил бы его к 3–4 неделям высидки), я громко по-корейски сказал сторожу, сделав ему при этом знак рукой, чтобы он никуда не уходил:

— Беги скорее в сторожку, принеси топор, лопату и кайло. Мы отрубим ему голову, выроем яму и закопаем. Никто об этом и не узнает…

Если бы вы знали, какой эффект произвели эти слова на мою жертву! Он стал умолять меня о пощаде и завопил:

— Отпустите! Никогда я этого не забуду! Всю жизнь буду даром работать на вас…

Но я был «неумолим». Не хотел бы я попасть на место браконьера. Так прошло минут десять, он все продолжал молить меня о пощаде, я же продолжал свою игру…

Наконец, стали сбегаться сторожа, рабочие и все те кто в течение суток кормили комаров, и почти не спали. Особенно были озлоблены старослужащие корейцы, когда узнали, кто был виновником происшествия. Каждый из пришедших считал своим долгом дать Паку по физиономии, и мне с трудом удалось остановить это избиение, поручив охрану пленника двум русским. Больше от предотвращения избиения, чем от побега, пленника повели в усадьбу.

Решили отправить «виновника торжества» во Владивосток, а не в Адеминскую волость, где у него были свои и скоро бы его освободили. Катер уходил на другой день, и до его отхода пленника посадили в подвал под кухней, где была прочная западня.

Совершенно случайно вся эта история кончила курьезно и сильно обогатила легенды о наших расправах с браконьерами.

Вечером, когда прислуга кормила пленника, видимо, плохо забили гвоздь в западне. Помимо того она боялась спать в кухне и, никому ничего не сказав, отправилась ночевать к соседке.

Пак ночью выбрался из подвала в кухню и решил удрать через окно, которое, как и все окна нижнего этажа усадьбы в Сидеми, было забрано толстыми железными решетками, чтобы никто не мог проникнуть во внутрь дома. Стремясь пролезть сквозь решетки, Пак снял куртку и положил ее на окне. Но не помогло и это. Тогда он поднялся по лестнице на второй этаж и удрал, спустившись по столбу, поддерживающему балкон, оставив в нашем распоряжении только забытую куртку.

Утром я отправил в волость нарочного, с просьбой арестовать Пака, но мне сообщили, что он домой не возвращался. Я объявил, что выдам сто рублей премии тому, кто укажет, где он находится, но был уверен в том, что он бежал за границу, которая отстояла от его фанзы в 10 верстах.

Осмотрев отобранный винчестер, я признал в нем бывший мой, проданный корейцу-охотнику из деревни Адеми год тому назад. Как потом выяснилось, охотник дал его Паку при условии выдачи ему половины стоимости добычи.

Я в сущности был доволен таким оборотом дела, ибо бегство за границу было большим наказанием, чем ему мог дать суд, но все же этим дело не кончилось.

Через три дня после случившегося ко мне приехали три брата Пака. Посидев некоторое время молча, по-восточному, они дипломатично начали беседу о своем брате-браконьере. Я вначале был уверен, что им просто неудобно передо мной за поступок брата и они решили выразить свое соболезнование по поводу случившегося, но поговорив с ними, убедился, что мои предположения ошибочны.