Пламя смерти (СИ) - Шевченко Андрей Вячеславович

— Совет окончен. Мудрость Хозяек ведёт нас к славной победе, и тебе, Джагатай, не след вести подстрекательские речи. Вампиры — зло, которое мы должны истребить. Славные хивашские воины очистят этот мир от них. А потом мы двинемся на Ситгар, где возьмём всё, что пожелаем. А затем настанет и черёд джучеев. Мы сожжём их орду, опустошим их степи, а голову Джучея водрузим на остриё копья и поставим на главной площади в Эрмелеке. Я всё сказал.

Эмир Джагатай внезапно перестал сверлить злобным взглядом колдуний, а лицо его приобрело безмятежное выражение. Он поднялся и поклонился кагану.

— Прости, каган, мне далеко до твоей мудрости. Жажда воинской славы затмила мой разум, но ты вернул меня на путь праведников. Слава кагану!

Военачальники нестройно подхватили клич, недоумённо поглядывая на Джагатая — они ожидали от него совсем иного. Джарем кивнул и сказал:

— Вот, другое дело. Оставьте меня. А вы, уважаемые Хозяйки, останьтесь. Я хочу испросить вашего совета.

Когда в огромной юрте остались только каган и обе высшие колдуньи, Гилиан подпрыгнула, словно подброшенная пружиной и, сжав кулаки, яростно прошипела:

— Он стал слишком опасен. Нужно избавляться от него. Я лично заражу его чёрной чумой.

Светловолосая Силлит покусала губы и с сомнением покачала головой.

— Треть армии из его вилайета. Неужели ты думаешь, никто не спросит, почему мы не вылечили заболевшего эмира? Ну, хорошо, Джагатай умрёт, его воины выйдут из повиновения. На Джарема в этом деле надежды мало. Ты хочешь провалить штурм? Старшие Хозяйки и без того будут недовольны потерями поднятых и нашей медлительностью. Если не возьмём Григот, нас с тобой ждёт поцелуй Великой Госпожи.

— А ты хочешь и дальше разрешить этому высокомерному ублюдку прилюдно поноси́ть нас и Ковен?

— Нет, но надо придумать более благовидную кончину эмира. Он же рвётся в бой. Всего-то и нужно, что направить какую-нибудь летящую мимо стрелу в нужную цель.

— Ты права, сестра. Осталось найти того, кто направит стрелу.

— Есть у меня на примете один шаман, — светловолосая колдунья тонко улыбнулась. — Он как раз из Джагатаева вилайета и, надо же, какое совпадение, терпеть не может эмира.

— Прошу тебя, поспеши, — Гилиан нахмурилась. — Сегодня я видела неприятный сон, в нём был хохочущий над нами Джагатай. Боюсь, как бы мой сон не оказался вещим.

— Хорошо, — согласилась Силлит. — А пока надо заняться каганом.

Каган Джарем, не обращая внимания на разговаривающих колдуний, продолжал невозмутимо жевать кусок баранины. Жирный мясной сок тёк по губам и подбородку, капая на расшитый халат и волосатую грудь. Гилиан с отвращением посмотрела на правителя.

— Животное. Когда уже мы сможем убрать его и править именем Ковена?

— Скоро, сестра, скоро, — сказала Силлит, щедро обсыпая кусок в руках кагана оранжевым порошком. — Но пока он нужен. Жри, скотина!

Каган послушно впился зубами в мясо. Вскоре кусок был съеден, а Силлит, взяв двумя пальцами жирный подбородок правителя хиваши, посмотрела ему в глаза и заговорила:

— Ты — верный раб Ковена. Хозяйки — мудрейшие создания, и ты должен почитать их каждое слово и подчиняться любым приказам. Повтори.

Каган послушно повторил. Пока Силлит гипнотизировала Джарема, Гилиан вспоминала свой сон. Она вздрогнула, когда издевательский смех Джагатая всплыл в её памяти. Это был смех победителя. Гилиан отёрла внезапно вспотевший лоб — нужно уничтожить эмира, как можно скорее. Когда ещё Силлит сумеет обработать шамана? А сколько ему времени понадобится, чтобы воплотить план в действие? Нет, яд — вот самый верный и быстрый способ. Завтра же эмир получит отравленное вино и умрёт. И тогда Гилиан посмотрит, как он будет смеяться, корчась от боли.

Но планам колдуньи не было суждено сбыться. Ночью Гилиан проснулась от шума и криков. Она приготовилась призвать дыхание Великой Госпожи, решив, что это вампиры совершили очередную вылазку. Но шума сражения не было слышно. Чуть позже она узнала, что эмир Джагатай ушёл в степи вместе с верными ему воинами. А таких верных было около шести тысяч. Армия хиваши в одну ночь лишилась трети воинов, но преследовать дезертиров Гилиан и Силлит не решились.

Свободного времени у Дилля было много. По большому счёту, он занимался только тем, что всюду сопровождал Гарлика. Когда шаман участвовал в обрядах передачи магической энергии, Дилль грузил бесчувственное тело на тележку и отвозил в юрту. Потом он приносил укрепляющий мясной бульон, поил шамана и ждал, когда тот придёт в себя. Вот и всё. В остальное время Дилль был предоставлен сам себе.

Каждую свободную минуту он пытался разорвать вражеское заклятье, сделавшее его рабом шамана. Но магия ушла от него, а потому все попытки были тщетными. Дилль вспомнил, как он пробовал избавиться от амулета с заклятьем подчинения, когда королевский курьер Пембл вручил ему заговорённую золотую безделушку. Тогда он тоже искал способ избавиться от навязанной ему магии, и, кстати, нашёл. Даже два способа: вино и огонь дракона. Первое ослабляло действие заклятья, а второе… Второй способ попросту уничтожил человеческую магию, освободив Дилля от заклятья.

Вот только где взять дракона посреди хивашского лагеря? К тому же, дракон должен выпустить своё пламя на заговорённый предмет, а на этот раз таковым являлся не амулет, а сам Дилль. Так что, дракон своим пламенем уничтожит не только заклятье, но и самого Дилля. Нет, этот способ не подходил категорически. Он вспомнил, как Эрстан признал, что действие заклятья подчинения очень похоже на некромагическое. Да и сам гроссмейстер подтвердил, что покойник Гвинард вовсю занимался некромагией. Значит, воздействие вина может ослабить и то заклятье, которое сейчас наложено на Дилля.

Но вариант с хмельным он не мог проверить. Закавыка была в том, что шаман запретил ему пить арак. Шаман попросту опасался, что раб, опьянев, не сможет выполнять свои обязанности, но оттого запрет не становился менее действенным. Когда Гарлик в очередной раз валялся без чувств после передачи магической энергии, Дилль взял бурдюк с араком, который лежал в сундуке с посудой, и не смог сделать даже глотка. Он положил бурдюк на место и задумался. Если нельзя пить хмельное в шаманской юрте, надо попробовать сделать это в другом месте. Возможно, запрет действует только на то, что принадлежит самому Гарлику.

Запрета покидать юрту не было, поэтому Дилль спокойно вышел наружу. Он постоял, принюхиваясь к горьковатому аромату противочумных костров, затем направился к ближайшему загону гиенн. Здоровенные горбатые пустынные псы бродили за крепкими деревянными загородками, рычали и дрались друг с другом. Погонщики гиенн — два мужика в рваных халатах, рубили в корытах мясо — корм дли собак. Присмотревшись, Дилль с содроганием понял, что рубят они не только конину, но и части человеческих тел. Похоже, гиенн кормят не только павшими лошадьми, но и мертвяками.

Он подошёл к погонщикам. Один из них — скуластый с жидкой бородёнкой, безразлично глянул на раба и продолжил рубить мясо. Второй — коренастый с густой чёрной бородой, выпрямился, поморщился, разминая спину, и спросил:

— Чего тебе?

Вот тут Дилль в очередной раз убедился, что хивашское заклятье, снабдившее его знанием языка, вовсе не такое уж замечательное. Хотя он почти всё понимает, но говорить на хивашском может не лучше трёхлетнего ребёнка, при том, что ситгарским по-прежнему владеет свободно. При попытке высказаться хивашские слова то и дело исчезали из памяти, поэтому Дилль с трудом смог сказать корявую фразу:

— Арак пить нельзя. Я.

Погонщики обменялись удивлёнными взглядами. Наконец скуластый сообразил.

— Так он же бездушный. Эй, ты чей раб?

— Шамана Гарлик хозяин моя.

Коренастый почесал нос пальцем, испачканным в крови.

— Клятые шаманы, — проворчал он. — У нас всех бездушных отобрали, а себе оставили. А чего ему от нас надо?

— Я арак пить нельзя, — попытался объяснить Дилль. — Хочу. Мал-мал.