Голубые дороги - Виктор Митрошенков

В таком полете проверялись многие характеристики: устойчивость аппарата, эффективность рулей, планирующие качества.

Узнав, что Кудрин живет в Москве, я договорился с ним о встрече. Она произошла в канун его 70–летия — осенью 1967 года.

После поздравлений, естественно, разговор зашел о самолете «БИ».

 — Полеты на первом в мире реактивном самолете, — сказал Борис Николаевич, — одно из самых памятных мне событий. Видимо, потому, что сопровождались известной долей риска. Во–первых, велика была скорость, приближавшаяся к неведомому ранее звуковому барьеру; во–вторых, один из компонентов горючего — азотная кислота обладала громадной разрушительной силой…

Видел я только последний полет Бахчиванджи, потому что очень долго пролежал в больнице. Когда смог ходить, еще с костылями и палками, выполз на аэродром. Катастрофа произошла у меня на глазах.

Бахчиванджи взлетел метров на 1500, развернулся на 180 градусов по направлению к аэродрому и стал набирать скорость. Скорость заметно увеличилась и по тому времени стала очень большой. Затем самолет неожиданно стал переходить в пике. Перешел в пике и так, не выходя из него, воткнулся в землю. Все, что осталось, — это столб грязного дыма. Горела азотная кислота.

Выздоровев, Борис Николаевич продолжал летать на «БИ», а вернее, остался единственным летчиком, который в совершенстве знал первый советский самолет с ракетным двигателем.

В одном из полетов Б. Кудрина на самолете «БИ-1» во время набора высоты воздушным потоком вырвало ногу шасси.

 — В этот момент, — вспоминает летчик, — я был во власти только одной–единственной мысли — смогу ли удержать самолет так, чтобы он не опрокинулся.

После выработки топлива Кудрин повел машину на посадку. Но планирующий ракетоплан терял высоту быстрее, чем предполагалось по расчету.

 — Я не видел аэродрома, — говорит Кудрин, — не мог даже определить, как далеко от него нахожусь. Подо мной был лес, среди которого просматривались площадки, свободные от деревьев. Попытаться ли сразу же выбрать площадку и посадить на нее самолет или тянуть до аэродрома? В первом случае почти наверняка авария, и новый самолет будет разбит. Я выбрал последнее, но должен признаться, что мучительные сомнения в правильности решения не оставляли меня до последнего мгновения. В каждой уходящей подо мной свободной от деревьев площадке я видел свой последний шанс. Скоро наступит момент, мелькнула мысль, когда я ничего уже не смогу сделать, кроме как лететь только вперед по прямой…

И вот этот момент наступил. Высота стала падать, как мне показалось, с катастрофической быстротой. Земля приближалась. Теперь уже нельзя сделать никаких разворотов. И здесь я увидел впереди себя аэродром… Самолет был спасен.

Незадолго до катастрофы Бахчиванджи при испытании американской «Аэрокобры» погиб Константин Афанасьевич Груздев.

Он был вторым после Бахчиванджи, взлетевшим на самолете «БИ» с работающим двигателем.

Груздев служил в 402–м истребительном авиационном полку, был командиром эскадрильи, а затем, после того как отозвали Стефановского из полка, командовал полком. Летчики любили его за ровный, спокойный характер, за разумную удаль и считали его достойной заменой легендарного Стефановского. Всегда задумчивый, даже немного грустный во время активной боевой работы, в свободное время он любил шутку, посмотреть кино или посмеяться в концерте.

Костя рано лишился родителей. Беспризорничал, жил в детдоме, учился, проявив в науке упорство и талант, работал грузчиком, акробатом в цирке, там и научился владеть собой. В школу военных летчиков поступил с желанием, но с большой робостью. Приняли. И как только стал настоящим летчиком, понял, что, кроме летчика, он никем в жизни не мог бы стать. После школы служил в полку, воевал на Дальнем Востоке против японских захватчиков. Как лучший летчик был взят в НИИ ВВС, успел до войны испытать пять новых боевых самолетов.

Груздев был известным летчиком–испытателем, до самозабвения любил свою работу и даже досуг посвящал авиации: разрабатывал теорию летных испытаний, тактику воздушного боя. Это он впервые применил крен для уменьшения радиуса виража, освоил его, и в дальнейшем этот способ прочно вошел в боевую практику советских летчиков. За время участия в боях Константин Груздев сбил 19 фашистских самолетов, совершил около 300 боевых вылетов.

На фронте Константин Афанасьевич вступил в партию. О высокой результативности боевых вылетов Груздева ходили легенды. О нем писали газеты, а поэты написали стихи. Особенно было популярно стихотворение Щипачева «Истребитель».

В феврале 1943 года Константина Груздева не стало.

Все работы по завершению испытания «БИ-1» провел Борис Кудрин.

В архиве Болховитинова, переданном мне женой Виктора Федоровича Натальей Сергеевной и их сыном Олегом Викторовичем, я нашел речь юбиляра, произнесенную им на своем 70–летии. Отпечатанная на машинке на половине стандартного листа, она полна глубокого философского раздумья о прожитом и пережитом.

«На свою жизнь не могу пожаловаться, — говорил генерал Болховитинов, обращаясь к своим коллегам. — Она была трудной, в меру интересной, всегда отвечала моим внутренним склонностям и соответствовала потребностям моей Родины…»

Да, он всю свою жизнь посвятил нелегкому делу утверждения нового, повышению авиационного авторитета страны. Лишенный тщеславия и собственного выпячивания, он сказал это лишь потому, что хотел рядом с собой, с КБ, поставить летчиков–испытателей. «Если я и достиг каких‑либо вершин в науке и самолетостроении, то этим я во многом обязан нашим прекрасным летчикам–испы–тателям, которые наравне с конструктором делят все достижения славы и успехов в работе».

Виктор Федорович возбудил ходатайство о присуждении Г. Я. Бахчиванджи звания Героя Советского Союза. Его просьба была удовлетворена, но он уже об этом не узнал.

Имена летчиков–испытателей, первыми поднявших в воздух самолеты с реактивными двигателями, вписаны в историю отечественной авиации. Все они принадлежат к славной плеяде крылатых богатырей нашей великой Родины.

27 марта 1943 года капитан Бахчиванджи уходил в седьмой полет на испытание скорости. 600 км/час — в то время эта скорость была предельной в авиации. Ученые надеялись сегодня на Олимп авиационных рекордов водрузить цифры 800 и 1000 км/час. Правда, никто не знал, как поведет себя самолет на этой скорости. Но как любой путь начинается с первого шага, так любое испытание начинается со встречи с неизвестными явлениями. Скорость самолета достигла 800 км, перешла заветную цифру, за самолетом исчез огненный хвост — отсекся двигатель. Теперь самолет становится планером, и, как обычно, летчик вел его на аэродром. Нельзя забывать, что посадить современный сверхзвуковой истребитель с узким профилем крыла — очень сложно. Все расчеты самолета «БИ» были сделаны для скоростного истребителя. Спланировать на нем вообще‑то было не очень легко. Но в этом, последнем полете после обязательного разворота самолет в плавном снижении шел к земле. Наблюдавшие полет заволновались: «Почему Жора не делает второго разворота, вираж?» Но самолет неуклонно шел вниз. Что‑то случилось с летчиком? Через несколько секунд самолет врезался в льды озера.

Григория Яковлевича Бахчиванджи не стало. Так трудно было поверить в это. Только вчера он играл любимого Чайковского, веселый, бодрый говорил техперсоналу о большом значении новой машины для фронта. И вот Бахчиванджи нет. Начались холодные весенние дожди, погода основательно и надолго испортилась. Похоронили Бахчиванджи на краю летного поля, даже неживого его не хотели разлучать с авиацией. Прощались, как с солдатом.

Троекратно повторился салют. Прозвучал гимн страны.

Главный произнес речь:

«Многие из вас знали товарища Бахчиванджи более долгое время, чем мы… Мы узнали его тогда, когда он включился в нашу работу, которая таила в себе много неизвестностей и связанных с ними опасностей. Он встал в наши ряды смело, бесстрашно, с тем энтузиазмом борца за новое, которое необходимо для людей, проникающих в неизвестные человеком области. Он был не из тех людей, энтузиазм которых живет только до первой неудачи, первого происшествия, первой неприятности. Это был человек большой храбрости, вызванной не внешней обстановкой, а сознанием, волей, желанием и уверенностью в правоте своего дела…

Своим полетом он, сказав новое слово, сделал свой последний вклад в дело прогресса авиации и одновременно раскрыл те препятствия, преодоление которых избавит его последователей от повторения случившегося. Своей смертью он дал жизнь многим, И этого мы никогда не забудем».

И он сдержал свое слово.

Сейчас о Григории Яковлевиче Бахчиванджи знают все советские люди.