Одна зима на двоих 2 (СИ) - Верховцева Полина

* * *

К вечеру третьего дня им удалось незаметно обезвредить еще пять обителей сна, и пройти больше половины долины. Удача пока была на их стороне, но скрываться становилось все сложнее. Если в начале пути им попадались маленькие деревушки, в которых жители были предоставлены сами себе, а цветов в их обителях было раз-два и обчелся, то чем дальше они продвигались на север, тем больше становились поселения. Уже не пара улиц и поля, а крупные деревни с часовнями и торговыми площадями. В таких местах уже можно было встретить не только приговоренных к изгнанию одаренных, но и стражей из Милрадии.

Они старались не попадаться на глаза людям. И если в пути это было еще возможно, потому что шли нехожеными тропами, да и звериное чутье помогало избегать ненужных встреч, то в деревнях становилось все сложнее.

В каждом новом месте, Ким приходилось отвлекать жителей от обители и сочинять новую сказку о том, кто она и откуда. Было сложно, но Хасс настаивал на этом, чтобы запутать следы. Если ими все-таки заинтересуются и начнут спрашивать, то не сразу выяснят, что лекарка из монастыря Россы — то же лицо, что и травница из Ольховой деревушки. Это даст время, если вдруг их надумают искать за пределами Милрадии

Пока было тихо. Сигнал тревоги не разносился над долиной, стражники не рыскали, прочесывая все поселения и тропы. Ким даже начало казаться, что им удастся все провернуть тихо и, не привлекая к себе внимания.

Хасс, наоборот, с каждым часом становился все более мрачным и настороженным. Он прекрасно понимал, что рано или поздно удача отвернется. Возможно, стражники уже узнали, что часть обителей разорены и бросились на защиту остальных.

Время работало против них, но видя измученную Ким, он не мог не остановиться на ночлег. Прошлой ночью они спали всего пару часов, этой — и того меньше. Он и сам с трудом дышал, чувствуя, как с каждой новой разоренной обителью хмелеет все больше.

Делать привал возле дорог и на открытой местности было опасно, поэтому они остановились в глухой чаще, заваленной буреломом. Хасс разгреб небольшой пятачок, достаточный для того, чтобы поместились все, включая вирту, и развел крохотный костер в углублении. Настолько слабый, что едва освещал их напряженные лица, бликуя в уставших глазах, а уж о том, чтобы на нем приготовить или разогреть еду не было и речи. Пришлось довольствоваться холодной водой и сухарями. Вирта от такого угощения отказалась и, брезгливо фыркнув, ушла в чащу.

— Лисса, — прошипела Ким, но та уже скрылась во тьме.

— Оставь ее в покое, — Хасс сел возле дерева, привалился к нему спиной и с видимым удовольствием вытянул перед собой ноги, — о своем пропитании она сама позаботится.

Ким нехотя кивнула и без сил растянулась прямо на прошлогодней листве. Тело гудело от усталости, но несмотря на это ей никак не удавалось заснуть. Она долго ворочалась с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, но потом плюнула и просто легла лицом к костру. И к Хассу, который сидел словно неподвижная статуя, и задумчиво прислушивался к ночным шорохам.

Все было тихо. Ни тревожного крика ночных птиц, ни волчьего завывания, ни треска веток под осторожными шагами. Его чувства были обострены. Слух, зрение, звериное чутье — все работало на пределе. Только обоняние подводило. Он чувствовал лишь гнилостную сладость белого дурмана, и единственный запах, пробивающийся сквозь эту пелену — это запах нежной кожи над тонкой пульсирующей венкой на виске.

Вдыхал медленно. Полной грудью, цепляясь за то ощущение, что рождалось внутри. Именно оно не давало отраве заполнить собой все вокруг. Связь работала, делая его сильнее… А ее желаннее.

Кхассер смотрел, не отрываясь, на то, как едва заметно трепещут длинные ресницы, как она кусает губы, будто не может на что-то решиться.

Ким чувствовала этот взгляд и то, как он скользил по ее лицу. Ей было тоже сложно дышать.

Она снова попыталась улечься поудобнее и зажмурилась, в тщетной надежде ускорить сон. Не получалось. В крови разливалось что-то безумное, столь сладкое, что практически невозможно остановиться. Ей хотелось его прикосновений, хотелось почувствовать его.

Их взгляды пересеклись. Острые, обнаженные, полные дикого притяжения, которое разрывало их обоих. Хасс резко выдохнул, едва справляясь со своими демонами, а Ким…Ким была готова принять их всех, без остатка. И нет смысла врать, убеждая саму себя, что он ей безразличен, или что еще смешнее, что она его ненавидит. Это уже давно неправда. Можно встать, подойти к нему, и он не оттолкнет. Никогда.

Надо просто протянуть руку.

И в тот момент, когда Ким уже почти была готова это сделать, на площадку бесшумно выскочила Лисса. В тусклом свете догорающего костра, было видно, что ее морда покрыта кровавыми разводами, а в глазах светится удовлетворение сытого хищника. Хасс был прав, вирты прекрасно умели добывать себе пропитание.

Она потопталась между ними, тихо зарычала, а потом выбрала местечко рядом с Ким и легла, закрывая ее от пронзительного неотрывного взгляда кхассера. Девушка прикрыла глаза и выдохнула, не сдержав тихий всхлип, в котором Хасс уловил отголоски неудовлетворенного желания, такого же сильного, что пылало в крови и у него самого.

Он не выдержит. Может полдня, может день и сорвется, наплевав на высшую цель, на осторожность, на то, что в этой долине каждый час может стать решающим. Точно сорвется. Ведь белый дурман не только отравлял, но и лишал способности контролировать зверя.

Глава 14

— Подъем, Ким, — с первой трелью белогрудой лазоревки, он тихо тронул ее за плечо, — нам пора.

Она открыла свои невозможно зеленые глаза, грустно посмотрела на него и кивнула. Пора — значит пора. Скудный сон почти не прибавил сил, но Ким встала, умылась из фляги и заставила себя немного поесть.

— Я готова.

Он с сомнением смотрел на ее несчастную физиономию, на бледные осунувшиеся щеки с тенями под глазами и чувствовал злость. Даже не так. Ярость. На тех, кто сидел за высокими стенами Асоллы и использовал таких как Ким в своих целях. На тех, кто перевернул все с ног на голову, переписал историю, поменял местами черное и белое.

— Я могу дальше идти один, а вы с Лиссой…

— Нет, Хасс, — она покачала головой, — вместе. Я должна это сделать. Я хочу это сделать.

После всего того, что она узнала, ей хотелось лично смять каждый цветок. Разорвать каждый белоснежный лепесток и сжечь трепещущие тычинки.

— Идем, — коротко произнес он и направился прочь из чащи.

Ким шла за ним, а вирта в лошадином обличии плелась следом, то и дело спотыкаясь и недовольно фыркая. Она бы с радостью приняла другую форму. Более удобную, с когтями, которыми можно цепляться за неровные корни, выступающие из земли. Но хозяйка запретила. Сказала, что пока нельзя, что надо прятаться и не привлекать к себе внимания.

Рассвет все еще набирал силу, когда они миновали лощину, утопающую в утреннем тумане, перебрались через размытый овраг, на дне которого сердито ворчал ручей, и вышли к очередной деревне.

— Вон там, — притаившись в зарослях можжевельника, Ким указала на домишку с символами Трехликой, — делаем, как обычно?

Разорив с десяток обителей, они уже действовали по определенной схеме. Если деревня совсем чахлая, то Хасс отправлялся один, а Ким пряталась на безопасном расстоянии вместе с Лиссой. Если же людей было много, то она выходила и отвлекала жителей, в то время как кхассер расправлялся и миар-танами.

В этот раз они поступили так же. Хасс обошел по дуге, намереваясь подобраться поближе, а Ким отправилась в деревню.

Прошлась по узким, пыльным улочкам, попросила воды у одной из женщин, поговорила. Жители долины, как всегда, были спокойны и открыты. Поэтому с ней делились и едой, и разговорами. Ким оставалось только улыбаться, кивать и задавать вопросы для поддержания интереса. Самая животрепещущая тема — это как прошла зима. Беспроигрышный вариант, который срабатывал со всеми. Хоть с могучими кузнецами, хоть с веселыми пастушками.