Русский вор - Михаил Серегин

Полунин замолчал, внимательно осмотрев присутствующих. Все молча слушали, с интересом глядя на него.

Наконец один из гоблинов произнес:

– Сладко ты поешь, только я не очень пойму, куда ты клонишь. Что ты нам предложить хочешь?

– Я предлагаю вам, взявшись за ум, прекратить эксплуатировать свою удачу. Она может в любой момент отвернуться. Когда летят со всех сторон пули, одна из них случайно может залететь в вашу бритую голову.

Полунин снова сделал небольшую паузу и, почувствовав, что внимание аудитории приковано к нему, продолжил:

– Поймите, первоначальный отбор произошел, и именно вы его прошли. Вы стали крупными авторитетами, вам достались не крошки от пирога, а целые куски. Такое положение надо закрепить. Давно пора договориться о четком разделении границ влияния. У каждого есть свой район. Пусть каждый в нем и сосет прибыль. И не рискует жизнью в борьбе за чужой кусок. Если вы сейчас договоритесь об этом, то вы затем совместными усилиями легко выдавите своих мелких конкурентов и просто заезжих лохов, желающих полакомиться на дармовщинку, а для этого надо не воевать, а договориться. Здесь и сейчас.

Полунин еще некоторое время говорил. Он просто и ясно объяснял собравшимся главарям банд, что они могут потерять и что они могут выиграть в зависимости от того, по какому сценарию пойдет дело.

В конце концов все пришли к выводу, что Владимир прав, им надо договориться и в дальнейшем решать все возможные проблемы на общем сходняке. При этом объединив свои усилия против остальных конкурентов.

Когда все было обговорено и согласовано, неожиданно возник рыжий детина:

– А с рестораном этим что будем делать?

Все снова замолчали. Никому не хотелось отказываться от этой прибыльной точки.

– А я предлагаю поделить его в равных долях на всех, и пусть отныне это будет место общего сбора, нейтральной территорией. Своеобразной зоной безопасности, – предложил Полунин.

Это решение понравилось всем как уместный компромисс, его и оставили в силе. Когда после шумной пирушки, скрепившей договор, Полунин и Синицын ехали домой, последний неожиданно спросил:

– Слушай, Иваныч, ты сам-то сильно верил в то, что говорил сегодня братве?

– Как тебе сказать, – усмехнулся Полунин. – Все, что я говорил, правильно. Как видишь, это всем понравилось.

Он замолчал, прикуривая сигарету.

– Но, с другой стороны, человеческая природа так устроена, что, сколько ни есть, ей все мало. Я допускаю, что рано или поздно кто-то из тех, кто сидел за столом и согласительно кивал, отойдут от договоренностей. Не забывай к тому же, что есть еще и конкуренты, которые тщеславны и хотят иметь то, что имеете вы и чего нет у них. Но и сама жизнь зачастую подкидывает такие вопросики и нештатные ситуации, которые не вкладываются в рамки прежних договоренностей.

Владимир посмотрел на сидевшего за рулем Синицына, который задумчиво слушал Полунина.

– Так что подождем, Антоша, как будут развиваться события. Будем наблюдать за жизнью, собирать информацию и делать правильные выводы, а в соответствии с ними уже будем и действовать.

Владимир прослыл опытным и мудрым человеком, ненавидевшим беспредел и смертоубийство. Его иногда стали приглашать на разборки для справедливого решения споров бывшие конкуренты Самбиста.

Полунин не лез непосредственно руководить бригадой Антона, он влиял на дела лишь косвенно. Но без советов Полунина тот не принимал никаких крупных решений.

Под косвенным руководством Полунина бригада Самбиста вскоре стала одной из самых крупных и грозных группировок в городе.

Глава седьмая

Автомашина плавно скользила по мокрому от дождя асфальту.

Город заметно изменился, оставшись, по существу, в своих прежних границах. Он заметно перестроился внутри, тут и там на месте старых домов возникали новые, построенные по индивидуальным проектам.

На дворе стояла середина девяностых годов. И город обрел все атрибуты и черты эпохи раннего «дикого» российского капитализма. На улицах было полно дорогих иномарок, витрины магазинов пестрели яркими вывесками.

Коммерческие ларьки заменялись на более респектабельные торговые павильоны. Лица простых горожан, спешащих утром на работу, как и везде, были озабоченны и угрюмы. Далеко не все из горожан имели такое счастье – ходить на работу.

Полунин свернул на улицу Промысловую и остановил свою машину напротив здания экономического института, который он так и не смог закончить.

Около института было оживленно. Студенты стекались на занятия. Некоторые из них, забившись под огромный козырек здания, курили, весело балагуря. Несмотря на дождь, народ не спешил в аудитории, предпочитая оставаться на свежем воздухе.

Полунин с тоской вспомнил свой семилетней давности разговор с деканом, в котором тот объяснил ему, что такие студенты, как он, нежелательны в столь престижном высшем учебном заведении.

Неожиданно он услышал резкий гудок автомобиля. Полунин посмотрел в зеркало заднего вида. На проезжей части остановилась синего цвета «шестерка», из окна которой высунулся молодой парень и крикнул Полунину:

– Эй, отец, двинь немного, дай проехать. Всю дорогу мне перекрыл.

«БМВ» Полунина немного загораживал въезд на автомобильную площадку перед зданием института. Полунин включил передачу и проехал немного вперед.

– А вот и новое явление студенческой жизни, – усмехнулся он, закуривая. – Студенты теперь ездят на занятия на своих автомобилях.

Когда-то он, купив старенький «Москвич», считался у себя во дворе и среди студентов великим везунчиком. Сейчас же этим мало кого удивишь, многие студенты имеют свой личный автотранспорт. Как, впрочем, немало и тех, кто с трудом наскребает деньги на студенческий проездной на троллейбус.

– Какой я тебе на хер отец! – с горькой усмешкой выругался Полунин.

И, посмотрев на себя в зеркало, он автоматически пригладил свои сильно убеленные сединой волосы.

Он снова тронул машину с места и направил ее в сторону Борисова оврага, района, в одном из домов которого он родился и где прошла его юность.

Сердце у Владимира неприятно защемило, когда при подъезде к улице Неглинской он еще издалека увидел стрелу башенного крана, возвышающегося над двухэтажными домами.

Когда же он въехал на Неглинскую, то понял, что его дома больше не существует. Не существовало и всего квартала. Теперь здесь шло строительство многоэтажных кирпичных зданий.

На заборе, ограждающем стройку, висела табличка: «Строительство городского бизнес-центра ведет строительный трест "Тарстрой".

Полунин вышел из машины и огляделся. Ему казалось, что он попал в какие-то чужие, малознакомые места.

Борисов овраг уже давно считался районом перспективной застройки, так как располагался в центре города и был заполнен старыми кирпичными и деревянными домами. Неудивительно, что именно здесь городские власти расположили несколько строительных площадок, возводя один жилой дом за другим.

Вот и напротив строящегося бизнес-центра уже стоял новый девятиэтажный жилой дом, а по соседству с ним ломали старые дома под еще одно строительство.

Полунин еще некоторое время потерянно бродил по улице, рассматривая оставшиеся двухэтажные дома, затем в подавленном состоянии вернулся к своей машине.

Через несколько минут он остановил ее рядом с местным базарчиком. Здесь тоже произошли перемены. Базар расширился, обзавелся металлическими лотками, с которых вовсю шла бойкая торговля.

Бабки с их овощами и фруктами были оттеснены в дальний угол базара, где и торговали своим товаром с картонных ящиков. Владимир прошелся мимо них, пытаясь найти хоть одно знакомое ему лицо.

Не узнав никого, он подошел к самой старшей из женщин, торговавшей семечками, и спросил:

– Извините, а Антонида Андреевна торгует еще на базаре? Помнится, раньше она тоже здесь торговала семечками.

– Тоська-то? – переспросила бабка, шамкая беззубым ртом.

Она была одета в зимнее пальто и варежки, ее морщинистое лицо обрамлял пуховый платок, повязанный на голову.

– Померла, сердешная. Года три как уже схоронили. Ты, наверное, милок, давно ее не видел, раз спрашиваешь.

Полунин грустно кивнул в ответ.

– Очень давно.

– До последних дней все на базар ходила со своими семечками. Тяжело ей было, конечно, но одной дома тоже сидеть не сладко. Вот она и ходила… Придет, пару стаканов продаст, с нами поболтает – все как бы при деле. И деньги на лекарство хоть какие останутся.

Неожиданно все бабки вздрогнули от протяжного высокого воя, огласившего рынок. Вздрогнул и Владимир, резко повернувшись в направлении крытого павильона, откуда доносилось подобие пения.

– О, соловей наш базарный прорезался, – забубнила собеседница Полунина.

– Черта ему в глотку! Хоть бы предупреждал, когда заорет, козел горластый! – подхватили другие ее коллеги.