Гости незваные - Андрей Величко

Однако у графа Цеппелина взыграло ретивое самолюбие, и он выступил с идеей беспосадочного кругосветного перелета, которая встретила горячую поддержку у кайзера. Россия, ясное дело, не смогла остаться в стороне и предложила свою помощь. В частности, поставку магниевых сплавов. Их производство мы наладили заранее, в преддверии появления реактивной авиации, а особого спроса на эту продукцию пока не было. Опять же — криогенное оборудование, потому как граф собирался восполнять неизбежную в полете утечку гелия водородом, запас которого в жидком виде предполагалось иметь на борту дирижабля. Нам оно тоже было нужно для магнитопланов, работы над которыми вышли уже на стадию условно летающих макетов. Ну а тринклеры повышенной экономичности лишними в любом случае не будут.

В моей пристройке к дворцу главкома ИВВФ великого князя Михаила нас уже ждал стол, накрытый на три персоны, однако только одна из них отдала должное искусству поваров, а Полозов с Тринклером с плохо скрываемым нетерпением ждали, когда же я наконец наемся.

Полозов в настоящий момент работал летчиком-испытателем в Георгиевске, потому как уходить с летных должностей он не хотел категорически, а высшей из них — командира полка, он достиг уже давно. Всю войну Миша командовал первым ИАП, сформированным из лучших асов России и направляемым туда, где в данный момент командованию было необходимо полное господство в воздухе. Неплохо, надо сказать, командовал, но в значительной мере это была заслуга его начштаба, который практически полностью взял на себя все наземные дела полка, оставив Полозову только тренировать своих летчиков в воздухе и водить их в бой.

Увидев, что я отодвинул последнюю пустую тарелку, Михаил встрепенулся и начал:

— Георгий Андреевич, «Гриф» тип 4, который сейчас заканчивает государственные испытания, при небольших доделках пригоден для кругосветного полета!

— Со своей дальностью в восемь тысяч, которую, если насовать в машину дополнительных баков, можно максимум удвоить, но не более того? — усомнился я, наливая себе чая. — Беспосадочного все равно не выйдет. И даже с одной посадкой не получится.

— Выйдет, если лететь по шестидесятой параллели, — не согласился Полозов.

— Миша, — вздохнул я, — ты ведь от меня скоро пятнадцать лет как слышишь одно простое правило. Если тебе в голову пришла необычная мысль, первым делом надо довести ее до логического завершения. Ну чем тебе так понравилась именно шестидесятая параллель? Лети по восьмидесятой, тут и «Гриф» не нужен, тем более доработанный, а вполне хватит стандартной «Страхухоли». Или по восемьдесят девятой, там кругосветку вообще можно будет устроить хоть на «Тузике».

— Ну зачем нам нужны дутые рекорды? — продолжил я, отпив чая. — Пусть ими другие развлекаются. Но вот организовать перелет, который будет действительно иметь большое практическое значение, в ближайшее время придется, причем, Миша, именно тебе. Густав, конечно, тоже поможет. Итак, берешь стандартный четвертый «Гриф», разве что с моторами, отрегулированными на повышенную экономичность в ущерб мощности. Взлетаешь в Найденовске и через Северный полюс летишь на Аляску. Там берешь на борт пять тонн груза, заправляешься и через все Штаты дуешь в Мексику. Потом точно так же обратно.

— А что за груз? — не понял Миша.

— Да хрен его знает, придумаем что-нибудь. Подарок, например, к годовщине их революции. Главное, чтоб все знали — он весит те самые пять тонн, это я беру на себя. Ну а что именно такой вес имеет наша новая эфирная бомба, кому надо и сами узнают. Смысл перелета понятен?

— Так точно! — чуть не вскочил обрадованный генерал-майор.

— Кстати, когда над полюсом будешь пролетать, можешь сбросить вымпел с надписью «Здесь был Миша». И не прыгай ты на стуле, а лучше чаю попей.

В общем-то насчет целей предполагаемого полета я говорил правду. Следовало показать американцам: то, что на Аляске мы в полном соответствии с договором о ее продаже не базируем стратегическую авиацию, ровным счетом ничего не значит. Надо будет, она там появится меньше чем через сутки после принятия такого решения.

Проблема состояла в том, что в мировой войне Америка, конечно, получила чувствительный щелчок по носу, но не понесла заметных потерь ни в людях, ни в промышленности. И уровень жизни в Штатах был достаточно высок, так что ничего подобного английским конверсионным настроениям там организовать не удалось бы при всем желании. Значит, следует действовать наоборот, то есть создать условия для вбухивания в оборону непропорционально больших средств. А уж если эти средства окажутся потрачены зря, выйдет и вовсе замечательно. Альперович уже начал подбирать команду, которая вскоре завопит о необходимости создания всеамериканской системы ПВО, непроницаемой для наших стратегических бомбардировщиков. Понятное дело, что это окажется очень недешевым удовольствием. А рассчитана эта программа будет на десять лет, то есть система обороны от самолетов нормально заработает как раз к появлению у нас первых баллистических ракет. Это, так сказать, планы, исходящие из несомненных постулатов. Ну а если наша возня с нетрадиционным туннелированием в обозримое время позволит нам перебрасывать не граммы на десять метров, а тонны на в миллион раз большее расстояние, то произойдет утечка информации о наших ракетах, причем специалисты по противоракетной обороне у Альперовича будут готовы заранее.

Однако все это будет не скоро, а пока Михаилу Полозову предстоит совершить очередной беспримерный подвиг, только и всего. А что немцы первыми облетят вокруг света — ничего не поделаешь, Россия не собирается конкурировать с Германией в области межконтинентальных дирижаблей, и такая задача пока под силу только им. Впрочем, тут есть еще один нюанс. Если мы хотим длительных нормальных отношений с Германией и Японией, не надо постоянно подчеркивать, что мы впереди во всем. Пусть и они почувствуют себя равноправными партнерами, а то получается как-то не очень. Что ни научно-техническое достижение, то из России. Пусть хоть рекорды ставят, полезное дело. Как бы это поделикатнее намекнуть японцам, что первое ныряние в Марианскую впадину навечно останется в памяти восхищенного человечества?

Следующим утром я снова принимал пищу не в одиночестве — на завтрак был приглашен Никонов. Я вообще-то вопреки пословице о том, что завтрак надо съесть самому, обед разделить с другом, а ужин отдать врагу, с утра всегда ел мало, часто обходясь чашкой кофе и бутербродом. Ну а сегодня мне были приготовлены макароны. Однако кроме них на столе было и до фига всего прочего, в диапазоне от сосисок из Ярославля до волжской стерляди под хреном.

Никонов не обманул моих ожиданий и не стал с голодным урчанием набрасываться на жратву, хотя до отсутствия аппетита ему явно было даже дальше, чем мне до принятия идеалов либерализма. Он осмотрел стоящее на столе изобилие, вздохнул и выбрал невзрачный капустный салатик. Поначалу я подумал, что это какая-то разновидность бравады, но потом вспомнил, что сегодня пятница, и чуть не подавился макарониной. Вот это я понимаю, настоящая крепость в вере!

— Берите сосиски, они постные, из сои, — предложил я гостю.

Никонов кивнул, пододвинул к себе тарелку и, перекрестившись, приступил к трапезе.

Выглядел он, надо сказать, очень неплохо, и перетянутый ремнем подрясник, с моей точки зрения, шел ему даже больше фирменного синего костюма. Исчезло брюшко, чуть ввалились щеки, так что товарищ выглядел явно помолодевшим. Очень, оказывается, это полезное для здоровья занятие — таскать кирпичи на колокольню и при этом не обжираться деликатесами, а питаться в умеренном количестве простой пищей. Причем, что ценно, помогает и без всякого портала.

Когда с завтраком было покончено, я сообщил своему гостю:

— Скоро вам возвращаться к себе, и не будете ли так добры согласовать с кем требуется создание на Селигере медицинской диагностической лаборатории? Хоть у нас и другие методы, но я давно заметил, что на стыке разных наук часто получаются интересные результаты. Понятно, что там ваше здоровье и так находится под наблюдением, но, учитывая разницу во времени, результаты могут сильно запаздывать.

Петр Сергеевич согласился и, попрощавшись, отправился обратно в монастырь, где он собирался пробыть еще неделю. А потом сходит в свой мир, затем обратно, и изменения в его организме будут зафиксированы квалифицированными специалистами на лучшем оборудовании двадцать первого века. Интересно, каков будет их вердикт?

Ответ на этот вопрос я получил в самом начале нового, шестнадцатого года. Никонов после двойного прохода через портал, сопровождаемого молитвой об улучшении его драгоценного здоровья, неделю пожил на Селигере, где его ежедневно обследовали — наблюдали, так сказать, динамику процесса. Впрочем, положительный результат можно было заметить и простым глазом, так что теперь оставалось ждать реакции самого Петра Сергеевича. Однако он сразу по окончании обследования умотал в Федерацию, но зато с Селигера пришла радиограмма, что доктор Гришанов из диагностической лаборатории выражает настойчивое желание встретиться с руководством Российской империи. Вскоре он уже сидел у меня в кабинете.