Кто-то должен умереть - Анна Малышева

«Да что она там рассматривает?» – испугалась женщина и распахнула дверь. Соседка от неожиданности вскрикнула. Мария – тоже, но не потому, что чего-то испугалась. На коврике перед ее дверью стояла корзина с цветами. Папоротник, крепкие, туго свернутые розовые бутоны, несколько одуряюще пахнущих лилий… Их аромат уже успел вытеснить с площадки все другие запахи – обычно не слишком приятные.

– Это мне, – сказала Мария, забрала корзинку и закрыла дверь. Напоследок она не отказала себе в удовольствии еще раз поглядеть в глазок. Соседка стояла как замороженная и все еще смотрела на коврик, пытаясь понять смысл такого явления.

Женщина помчалась в комнату, прижав к груди корзину, поставила ее на стол и принялась рассматривать цветы. «От него, конечно, от него, кто еще мог прислать! Но за что? За что?!» Она чуть не заплакала. То, что происходило, было неожиданно, непривычно и прекрасно. Так за ней еще не ухаживали. Среди цветов она заметила маленький конвертик. Сердце забилось еще сильнее. «Такого не бывает», – сказала себе женщина и осторожно вытащила конверт. Внутри оказалась визитная карточка Бориса – такая, какая уже была у нее. А на оборотной стороне крупным косым почерком было написано только одно слово: «Извини?» Вот так – с вопросительным знаком.

Женщина присела на край постели, держа в руках карточку и глядя на цветы. Не осталось ни одной мысли, в голове крутился вихрь. Внезапно она почувствовала себя очень молодой и очень красивой. Карточка чуть подрагивала у нее в пальцах.

«Он позвонит, – сказала она себе. – Он обязательно позвонит. Но как все это красиво и… Такого не бывает. Во всяком случае не бывает с такими, как я».

Борис позвонил ближе к вечеру. Он говорил спокойно, но в голосе слышалась улыбка. Мария сбивчиво поблагодарила за цветы, сказала, что они чудесные, и как он угадал ее вкус? Именно лилии она любит больше всего на свете!

– В другой раз подарю только одни лилии, – пообещал Борис. – Я тоже их люблю. Встретимся?

– Да.

– Так я заеду? Через час? Проедемся по городу, поужинаем?

Она на все ответила «да» и лихорадочно прихорашивалась все оставшееся время, то и дело кидаясь к зеркалу, чтобы поверить – не лжет ли оно, действительно ли она так хороша, что может нравиться настолько, чтобы такой мужчина, как он…

«Такой мужчина» поднялся за ней и был очень доволен, увидев, что Мария готова к выходу. Она надела темно-серое легкое платье, которое, как она считала, очень шло к ее глазам, украшения из искусственного жемчуга и надушилась чуть больше, чем нужно в такой жаркий безветренный вечер, когда запахи висят в воздухе и никуда не утекают. Но духи были дорогие.

– Люблю мобильность, – сказал он, помогая ей сесть в машину. – И терпеть не могу, когда женщины красятся по два часа. Ты не такая.

– О, да я почти и не крашусь, – пококетничала она, изрядно прилгнув.

– Вижу. Тебе незачем.

От этого комплимента она растаяла и даже не спросила, что в его понимании значит слово «покататься». Ехали быстро, пробок не было, Борис включил радио и даже пытался подпевать некоторым певцам, довольно фальшиво, а женщина смеялась. Он ничуть не обижался и признался, что ему медведь на ухо наступил, но попеть он любит. Опонилась она только за МКАД, когда обнаружила, что домов вокруг становится все меньше, а полей и лесов – больше.

– Куда мы едем?

Теперь она спрашивала без страха. Ей было даже смешно вспомнить, что еще позавчера она боялась этого человека.

– Тут на пятнадцатом километре есть отличный ресторанчик, – сообщил Борис. – Меня как-то туда завез приятель. Представь – свежая рыба, раки, отлично готовят. Ну, раков-то сегодня может и не быть, я там обедал осенью, но это все равно…

Мария согласилась, что это, конечно же, все равно, и дала себе зарок не пить. Ни в коем случае, она не должна выглядеть в его глазах пропойцей! Хватит тех двух графинчиков водки, которые были уничтожены при нем. Правда, он сидел к ней спиной, но этот блиннолицый все видел.

Ресторанчик располагался в километре от шоссе, в конце узкой дороги, обсаженной пирамидальными тополями. Вдали виднелся темный лес, над которым душно и ало горела заря. Мария вышла из машины, закрыла глаза и вдохнула воздух.

– Как тут тихо… И легко дышится, – сказала она, не открывая глаз.

– Потому я сюда и приехал. Хотелось забыть о Москве, о делах.

Женщина открыла глаза и повернулась к нему:

– Спасибо!

– Да не за что пока, – весело сказал он, доставая из машины барсетку. – Мы ведь еще не поужинали.

– Нет, не за ужин. Мне тоже хотелось вырваться из Москвы, только я этого не понимала. Знаешь, я даже забыла, что есть еще что-то, кроме работы и квартиры…

«И кроме кафе «Сирень», – добавила она про себя. – Слава богу, что его в моей жизни больше нет».

На стоянке было всего несколько машин, самых разнообразных – от дорогих до подержанных. В маленькой, невзрачной снаружи избушке, которая оказалась ресторанчиком, было немноголюдно и тихо. Официантов не полагалось – Борис сам взял со стойки меню и показал его спутнице. Они выбрали форель в белом соусе, суп-жюльен и салаты. Борис потребовал шампанского, забраковал все имеющиеся марки, возмутился, что нет «Асти», и в конце концов остановил свой выбор на сухом мартини. Мария только кивала. Ей чрезвычайно здесь нравилось – все было интересно, необычно: и бревенчатые стены, прошпаклеванные рыжим увядшим мхом – как в деревенской избе, и отполированные посетителями дубовые лавки, и суровые скатерти с вышитыми красной ниткой углами, и деревянные солонки… Впрочем, с Борисом ей понравилось бы где угодно – женщина это уже понимала и со страхом думала, что начинает влюбляться. Нет, уже влюбилась – каждый раз, когда он на нее смотрит, ее изнутри обдает жаром.

Они просидели в ресторанчике больше двух часов, и когда вышли на улицу, было темно. Воздух был свеж и влажен, и не верилось, что всего в километре отсюда – забитое машинами шоссе, а в пятнадцати – Москва, зараженная смогом, душная, залитая огнями…

– Вот бы жить здесь, – вдруг сказала Мария, которая всегда считала себя исконно городской жительницей и даже дачи не имела. – Где-нибудь на берегу реки, в маленьком домике. Огородик, клумба, колонка на углу. Знаешь, бывают такие колонки, нажмешь на рычаг – и бежит вода…

Борис рассмеялся:

– Знаю, знаю! У меня возле дачи такая. Кстати, дача в десяти километрах отсюда. Может, имеет смысл поехать туда, а не тащиться обратно в Москву? Представляю, что творится на дороге – все рвут когти с дач. Мы простоим в пробках часа три, не меньше. Особенно на въезде…

Женщина молчала. Тогда она осторожно обнял ее за плечи, так же осторожно, почти символически коснулся губами ее приоткрытого, пересохшего от волнения рта и сказал, что все будет только так, как захочет она сама.

– Хорошо?

Мария не ответила, но села в машину и ни слова не сказала, когда при въезде на шоссе Борис свернул в другую сторону от Москвы.

Через полчаса они ехали по дачному поселку, и ухабистая дорога, освещенная светом фар, заставляла Марию подпрыгивать на сиденьи. Она опустила стекло со своей стороны и вглядывалась в темноту, но видела только заборы, освещенные окна в глубине участков, смутно белеющие березы, а над всем этим – июньское, уже начинающее светлеть небо. Им вслед лаяли собаки, но как-то лениво, без энтузиазма. Машина провалилась в глубокую колею, и в окно метнулась ветка какого-то дерева. Мария схватилась за щеку и вскрикнула.

– Держись, – предупредил ее Борис. – Тут настоящая трасса для гонок на выживание. Хорошо, что сухо, а вот осенью…

Его дом стоял на самом краю поселка. Дальше, как сказал он, были только маленькая речка и лес. Он остановил машину, открыл ворота и завел ее во двор. Там заглушил мотор, и только теперь Мария услышала потрясающую, ни с чем не сравнимую ночную тишину засыпающего поселка.

– Извини, в доме, наверное, беспорядок, – скаал Борис, запирая ворота и пробуя засов на калитке. – Не обращай внимания. Если бы я знал, что ты согласишься поехать, я бы заранее прибрался.

«А разве ты не знал? – подумала она, стараясь разглядеть в темноте какие-то подробности. Пока она видела только дом. – Может быть, и нет».

Борис долго возился с замком и наконец отпер дверь. Вспыхнули два окна, бросив прямоугольные полотна света на траву и кустарники. Мария зажмурилась – так ослепителен показался ей этот свет посреди глухой деревенской темноты, не разбавленной фонарями, как в Москве.

– Заходи и не пугайся, – пригласил ее хозяин.

Она сразу оказалась в кухне, которая неприятно ее поразила своим видом. Женщина ожидала чего-то иного. Внешность воздыхателя, его дорогая машина… И эта убогая кухонька с допотопной двухконфорочной плитой, прорванная по углам клеенка на столе, рассохшиеся венские стулья… На окнах висели ситцевые, самые что ни на есть деревенские занавески. Но больше всего Марию потряс рукомойник – жестяной деревенский агрегат, испускающий воду, если поддать снизу ладонью по свисающему из бачка штырьку. Она даже не нашлась, что сказать, а Борис, ничуть не смущаясь, наводил порядок на столе. Он ловко убрал куда-то две пустые водочные бутылки, переставил в мойку мутные стаканы, смахнул крошки засаленным полотенцем.