Дни минувшие (Исторические очерки) - Манаф Сулейманов

...Старый мардакянский садовник рассказывает: "Как-то заглянул к Гаджи деревенский аксакал с подарком из 20 яиц. Решил посоветоваться. Я, мол, собираюсь сына женить и хочу сделать пуллу-той*... Гаджи отвечает: "Ну что же, свадьба - дело хорошее. Вот только зачем тебе делать пуллу-той? Народ-то в деревне бедный, какой с них толк? Нанесут тебе пятаков да копеек. Вот тебе пятьдесят рублей, иди справляй свадьбу". Старик, радостный, откланялся и ушел. Подумав о чем-то, Гаджи велел мне вернуть старика. Я бросился следом за недавним гостем. Нагнал его и привел в дом. Гаджи говорит: "А киши, это деньги немалые. Сейчас на дворе ночь, а ну как кто-нибудь отнимет у тебя по дороге. Оставь их, а завтра я тебе пришлю ассигнацию нарочным". Старик хитро прищурился: "Э, нет, уважаемый Гаджи. Денег я тебе вернуть никак не могу. А вдруг ты ночью помрешь? С кого тогда спрашивать? Дети-то твои мне денег, небось, не дадут?" Гаджи засмеялся:

______________

* Пуллу-той - свадьба, на которой вместо подарков молодым дарят деньги.

"Твоя правда, старик. Всякое может случиться. Сегодня ты есть, а завтра тебя нет". Он повернулся ко мне: "Ступай, проводи аксакала до дому".

...Повадился некто к Гаджи и все время сплетничал про одного из тагиевских управляющих: "Он на руку нечист, построил за твой счет двухэтажный особняк, брату лавку в городе открыл, купил фаэтон, - прогони его с работы". Гаджи махал рукой: "Пускай остается. Этот, по крайней мере, уже деньжат поднакопил и все, что хотел, сделал. Другой-то опять заново воровать начнет. Пускай остается".

Зейнал-бек Селимханов рассказывал, что по вечерам в кабинете Гаджи собирались родные и близкие, именитые люди города. Они вели неторопливые беседы, обменивались новостями, читали газеты, журналы, книги. Здесь звучала арабская, персидская, турецкая речь, со вниманием просматривали русскую печать, газеты на французском, английском, немецком языках. Гаджи Зейналабдин был чрезвычайно любознательный и жадный до знаний человек. Во все, до малейших мелочей, он вникал сам, головотяпства, дилетанства не терпел ни в одном деле. Он всегда жалел, что в юности ему не довелось выучиться, получить образования. Может, потому он так поощрял молодежь, стремившуюся к знаниям, потому так опекал гимназистов, семинаристов, студентов - независимо от национальности и вероисповедания.

Инженер Рза Рзаев рассказывает:

"Я тогда учился в гимназии. В 1919 году, в канун Новруз-байрама, мы собирали пожертвования в пользу бедных и осиротевших детей. Мне и трем гимназистам дали опечатанную шкатулку на замке, куда мы должны были собирать денежные взносы. Заглянув в несколько лавок, магазинов, деловых контор, мы направились к дому Гаджи Зейналабдина Тагиева. Сперва привратник не хотел пускать нас. Тогда я упросил его передать Гаджи, что к нему пришел внук Гаджи Алинаги, живущего в крепости. Вскоре нас впустили в приемную, а оттуда провели прямиком в кабинет самого Тагиева. Гаджи сидел в своем любимом кресле. Увидев меня, он спросил: "Это ты и есть внук Гаджи Алинаги?". Я утвердительно кивнул головой. Тагиев показал на жестяную шкатулку и спрашивает: "Сюда уже кто-нибудь кидал деньги?". "Да, Гаджи", - ответил я. Гаджи сказал: "Отнесите эту коробку в школу, а мне принесите пустую".

Мы быстро сбегали в гимназию и принесли пустую шкатулку. Гаджи опустил в нее один чек. Когда в школе отомкнули замок, оказалось, что Гаджи Зейналабдин пожертвовал в пользу бедных и сирот огромную по тем временам сумму в пять тысяч рублей.

Несколько человек встречают Гаджи на улице и начинают жаловаться: "Ай Гаджи, сколько уж дней как в городе ни одной свежей рыбы не найдешь. Помоги, ради аллаха". Гаджи отвечает: "Не беспокойтесь, скоро вас затошнит от запаха рыбы". На следующий день, велев запрячь фаэтон, он отправляется на один из своих рыбных промыслов. Управляющий докладывает ему, что в последние дни уловы весьма небогаты. Тогда Гаджи Зейналабдин берет свежевыловленную, еще живую рыбину, снимает с пальца дорогое бриллиантовое кольцо и, закрепив его проволокой на хвосте, отпускает рыбу обратно в Каспий.

Эта весть разносится по всем промыслам. На следующий день в море выходит невиданное количество лодок и баркасов. Каждому хочется выловить заветную рыбу и стать обладателем драгоценного кольца. Через два дня в городе от изобилия рыбы - шамайки, кутума, сазана, леща, осетрины, севрюги, лосося - повернуться было нельзя. Правда, окольцованную рыбу так никто и не поймал...

У Гаджи Зейналабдина был старинный топор, который служил ему верой и правдой, когда Тагиев еще работал каменщиком-строителем. Он подвесил этот топор на внутренней стене одного из своих двух огромных сейфов, напротив двери, чтобы всякий раз, открывая ее, видеть топор, вспоминать о превратностях судьбы и никогда не кичиться нажитым богатством...

Народный артист республики Сидги Рухулла рассказывал, что "когда Тагиев работал учеником каменщика, он подружился с помощником мастера по имени Мурад. Мурад был внимателен и ласков к тщедушному пареньку, помогал ему таскать тяжелую кадку с раствором, не перегружал работой. Мурад так и остался до конца дней каменщиком, а Тагиев сделался миллионщиком.

Однажды старинные приятели встретились и разговорились. Мурад спрашивает: ай Гаджи, это правда, что ты зараз можешь заработать 50 тысяч рублей?

Гаджи отвечает: "Уста* Мурад, через десять дней я отправляюсь в Париж. Собирайся, поедешь со мной". Мурад, поколебавшись, соглашается. Уж очень велико было искушение повидать заморские страны. В Париже они останавливаются в фешенебельной гостинице "Лувр". Уста Мураду кажется, что он видит чудесный сон. Вокруг парчовые занавеси, зеркала, позолота. Служащие гостиницы предупреждают малейшее их желание. Гаджи дарит всем коридорным и официанткам "Лувра" по комплекту богатой одежды. Это становится в Париже сенсацией. Завтракая в ресторане, Гаджи велит принести банку лучшей икры. Приносят железную пятифунтовую банку, на которой крупными буквами выведено: Г. 3. Тагиев. Уста Мурад восхищенно качает головой: это же надо, имя Гаджи известно всему миру.

______________

* Уста - мастер, знаток своей профессии

Вечером к Тагиеву приходят трое господ и просят его не показываться на городском аукционе, который состоится завтра. Уезжайте, ради всего святого, из Парижа, а мы, де, переведем на ваш личный счет 100 тысяч рублей и представим соответствующие документы. Ваше появление на аукционе перевернет вверх дном все наши планы.

Гаджи соглашается. На следующий день, получив в банке чек на сто тысяч, Тагиев с уста Мурадом покидает Париж и направляется в Рим. "Видишь, уста Мурад, а ты не верил, что я могу зараз заработать пятьдесят тысяч. Сегодня мне ни за что, ни про что отвалили в два раза больше. Верно говорят: деньги к деньгам липнут...".

Через несколько лет после этого путешествия уста Мурад разорился. Старику жилось очень худо. Знавшие его посоветовали обратиться к Гаджи: он, мол непременно поможет. Тот долго не решался. Но однажды все же преодолел стеснение. Похожего на нищего старика долго не впускали в дом, пока он не пригрозил отправить Гаджи телеграмму. Тогда привратник нехотя доложил хозяину, что к нему просится каменщик Мурад. "Уста Мурад?! - воскликнул Тагие! Зовите его поскорей!". Привратник смущенно ответил, что старик одет в грязные лохмотья и что такого нельзя впускать дворец.

Гаджи Зейналабдин велел отвести в баню и купить уста Мураду новую одежду. Вечером старые друзья сидели в кабинете миллионера Тагиева и беседовали по душам. Мурад рассказал о своих злоключениях и попросил помощи.

"Вот что, уста Мурад, устрою-ка я тебя в мануфактурную лавку, будешь хозяином".

"Аллах с тобой, Гаджи, - отмахив ся уста Мурад, - я с таким делом не справлюсь".

"Справишься, - смеется Гаджи. - Приказчики будут работать, а ты себе знай присматривай. Хозяином быть легче всего, тебе не дома строить...". На том и порешили.

Один русский инженер вспомин "Встретил я как-то Гаджи Зейналабдина Тагиева. Он недавно из Парижа вернулсяю Я его спрашиваю, каковы впечатления от заморских краев. А он отвечает: "А, киши" ехали мы по Парижу в фаэтоне, рядом со мной переводчик. Нам надо направо поворачивать, а извозчик поворотил коней налево. Ну, я его и ткнул легонько зонтиком в спину, а затем объясняю знаками, что нам в другую сторону. И вдруг, что бы вы думмали? Этот извозчик останавливает свой фаэтон прямо посередине проспекта, спрыгивает с козел и принимается что-то орать на всю улицу, оживленно при этом жестикулируя. Я поворачиваюсь к переводчику и прошу растолковать мне, что вызвало столь яростный гнев у почтенного парижанина. Переводчик объяснил мне, что фаэтонщика рассердил пренебрежительный жест зонтиком. Он посчитал это за оскорбление. Если тебе есть что сказать, говори на человеческом языке. И тут только я все понял. Понял и, честно говоря, устыдился. У нас-то простолюдина можно и тычком наградить, и оскорбить, а он поклонится и еще спасибо скажет... А там... И подумал я тогда: будь и у наших людей такая гордость, насколько бы мы ли счастливее.