Светочи тьмы: Физиология либерального клана. От Гайдара и Березовского до Собчак и Навального - Михаил Делягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поверив Гайдару, в конце 1991 года Ельцин поклялся перед телекамерами: «Если цены станут неуправляемы, превысят более чем в три–четыре раза, я сам лягу на рельсы».
О состоянии государственности и о видении победившими демократами своих перспектив свидетельствует, например, то, что в сентябре 1991 года на заседании правительства РСФСР действительно всерьез рассматривался вопрос о заготовке на зиму хвои (точнее, хвойной муки) для борьбы с цингой.
Тем не менее, либеральные реформаторы, с гайдаровских времен любящие поговорить о тех опасностях, от которых они якобы спасли страну, как правило, сильно преувеличивают эти опасности, — и преуменьшают разрушительные последствия собственных действий. Помнится, где–то за год до своего убийства Немцов, войдя в раж, публично договорился на записи одного из телевизионных ток–шоу до рассказа о том, как он «с товарищами спасал Россию от последствий дефолта 1998 года». (Вынужден уточнить для жертв ЕГЭ, что на самом деле они ее до этого дефолта весьма последовательно и целенаправленно довели, а спасать страну пришлось уже свершено другим людям, на дух ими не переносимым).
Любимой песней реформаторов является рассказ о том, как «либерализация цен спасла Россию от пустых прилавков». При этом принципиально игнорируется цена этого спасения: ведь прилавки наполнились прежде всего потому, что в результате шока безо всякой терапии покупать стало некому и не на что: одномоментный рост цен в январе 1992 года в 3,45 раза (за год в целом — более чем в 26 раз, а за 1993‑еще в 9,3 раза) просто аннулировал деньги населения.
Когда нам показывают сейчас в качестве хроники «безумного коммунистического режима» потрясенные молчаливые толпы потерянных людей перед абсолютно пустыми прилавками, надо помнить: как правило, эта хроника снималась во второй половине октября, ноябре и декабре 1991‑го года и отражает первые результаты практической деятельности Гайдара и его компании.
Потому что 18 октября 1991 года они Шохин провели пресс–конференцию, на которой было впервые официально объявлено, что 2‑го января 1992 года будет проведена либерализация цен, и все начнут продавать товары по тем ценам, по которым захотят. Естественно, что к концу этой пресс–конференции никакой регулярной торговли в Российской Федерации уже не существовало: любой директор магазина, любой торговец делал все, чтобы не продавать товары, чтобы продержать их 2,0 месяца и потом продать их по произвольно повышенным им самим ценам.
Это был рукотворный ад, который советские люди, несмотря на привычку к дефициту и длительным потребительским кризисам, просто не могли себе представить. Он сменился взлетом цен, превратившим в ничто не только сбережения, но и текущие доходы: фраза «деньги надо тратить, как можно быстрее, пока они не кончились» перестала быть шуткой.
При этом подготовка к либерализации цен была весьма поверхностной и сводилась в основном к пропаганде. Помнится, директор московского магазина «Электроника» на Ленинском проспекте, торговавшего неимоверным по советским временам дефицитом, несмотря ни на что, просто не мог поверить, что его не посадят за самостоятельное назначение цен. Он дозвонился с требованием сообщить ему новые цены не куда–нибудь, а до Кремля, до Группы экспертов президента Ельцина, и в итоге вытребовал себе специальную справку, позволяющую ему это делать. Собственной печати Группе не полагалось, поэтому справку для пущей достоверности пришлось заверять штампом бюро пропусков Кремля.
Однако я глубоко убежден, что, проводя эту страшную пресс–конференцию 18 октября 1991 года, Гайдар с Шохиным не то что не ведали, а просто не интересовались тем, что они творили. Это было не диверсией или желанием нанести вред, а не более чем проявлением глубочайшего равнодушия к своей стране и населяющим ее людям. Им всего- то надо было сделать так, чтобы продавленное ими, вырванное ими у Ельцина, но тогда еще остававшееся кулуарным решение стало невозможно отменить ни при каких обстоятельствах, — а для этого надо было крикнуть как можно громче и как можно окончательнее.
Они и крикнули.
Ачто будет в результате происходить со страной, их, думаю, не волновало совсем.
Почему хорошие решения должны быть «непопулярны»
Сегодня либералы всеми силами, даже полностью игнорируя и отрицая реальность, оправдывают Гайдара.
Главная причина не в гуманизме, не в преданности и не в благодарности «вождю и учителю».
Все гораздо проще: оправдывая Гайдара, его подельники и либералы следующих поколений тем самым эффективно оправдывают себя.
В ходе этих оправданий они придумали действительно замечательный миф, по которому «все само рухнуло», и Гайдар вынужден был принимать плохие решения. Правда, они называют их «непопулярными», подразумевая, что «непопулярный» значит «хороший», а «популярные» решения в силу самой своей природы заведомо плохи. В самом деле: народ же по определению не может ни до чего хорошего додуматься и не имеет права сам определять свою судьбу, — это же демократия.
В этом нет никакой иронии: служа глобальному бизнесу, интересы которого объективно противоположны интересам любого народа (даже американского), либералы неизбежно противопоставляют себя народу и начинают подавлять его, ущемляя его неотъемлемые интересы и, в конечном счете, уничтожая его. Реализуя интересы глобального бизнеса, они объявляют войну своему народу, — и ведут ее последовательно, энергично и эффективно (иначе их заменили бы другими), объясняя сложившуюся ситуацию недостатками и даже пороками своего народа, которые слишком долго исправлять и потому надо просто преодолеть, осуществляя вожделенные «непопулярные», а наделе — смертельные для него меры.
В нашей стране либеральные реформаторы исходили именно из того, что народ по определению, раз он терпел ненавидимый ими Советский Союз, не может додуматься ни до чего хорошего, не может хотеть ничего хорошего, и поэтому, если решение «непопулярное», то оно в силу этого уже является хорошим.
Но «мужество» Гайдара, по мнению его единомышленников и подельников, заключалось в том, что он принимал «непопулярные» решения в ситуациях, когда никаких других принимать было якобы нельзя.
Беда в том, что никаких других решений он даже не пытался ни принимать, ни осуществлять.
Преступления либерализации цен
С момента вхождения Гайдара в круг прорвавшихся к власти демократов, то есть с сентября 1991 года, самые разные люди пытались разъяснить ему и его представителям, что освобождать цены в сверхмонополизированной стране, не ограничивая при этом произвол монополий, нельзя: ценовой взрыв будет иметь катастрофические для общества масштабы и последствия.
Конечно, в условиях разрушения государственности создать эффективную антимонопольную систему было невозможно, однако Гайдар даже не попытался ее создать, — и вот отсутствие этой попытки представляется юридическим доказательством его безответственности и, скорее всего, злонамеренности.
Даже незначительный, даже заведомо частичный успех, которого можно было добиться, когда государственные институты, даже уже не существующие, по советской инерции все еще имели авторитет и влияние, ослабив ценовой шок, спас бы сотни тысяч, а может быть, и миллионы жизней.
Даже с узко политической точки зрения недовольство монополистов нанесло бы Гайдару лишь ограниченный ущерб, а вот отношение народа было бы существенно лучше, — и его не снесли бы так позорно из власти уже в конце 1992 года.
Но реформаторы, ненавидевшие все советское, считавшие возможным одним прыжком перескочить через свою страну в светлое рыночное будущее, равнодушные к своему народу, похоже, просто не были в состоянии воспринимать людей как высшую ценность, которой они призваны служить.
Их ценности изначально были другими. Уже в июне 1992 года, помнится, один из реформаторов говорил в ответ на описание экономической ситуации: «Какая катастрофа? Если в этой стране будет социальная революция, мы станем почетными политическими беженцами в любой фешенебельной стране мира. А вот если меня не пригласят на следующую конференцию в США, — вот это, старик, уже будет реальная катастрофа!» Реформаторы даже не скрывали своего мироо- щущения, чувствуя себя людьми не «этой» страны, а «той». Наша трагедия в том, что во власть попали и в итоге сформировали ее люди, изначально отобранные за свою «нездешность».
Другой не воспринятый Гайдаром аргумент, который в то время также пытались донести до его сознания практически все, заключался в необходимости по примеру бывших социалистических стран сначала приватизацией малых и средних предприятий вывести накопившиеся спекулятивные деньги с потребительского рынка, «связав» их собственностью, и лишь потом освобождать цены. Это уменьшило бы «инфляционный навес» не обеспеченных товарами денег над экономикой, сократив за счет этого скачок цен, а главное — запустило бы рынок, создало у людей бы привычку к работе в условиях конкуренции, хотя бы на уровне кафе и магазинов, и за счет этого также уменьшило бы скачок цен.