Колдовские страсти - Мария Жукова-Гладкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни Турчинский, ни охрана не представляли, как кто-то посторонний мог незаметно проникнуть в здание и засесть в кабинке туалета. А потом так же незаметно выйти?
– На складе мог скрываться? – спросила Зойка.
Александр Федорович пожал плечами.
– А если проникли заранее, а в нужный день переместились в туалет? – не отставала Зойка.
Турчинский опять вяло пожал плечами.
Насколько я поняла, он пребывал в состоянии депрессии не от укола – он считал, что его бизнесу пришел конец. Он не представлял, как в дальнейшем поведут себя с ним его партнеры. А ведь на эту треклятую презентацию собрались все, с кем он работал. Все видели его позор.
– Ты хоть напился вчера-позавчера? – посмотрела на Турчинского Зойка.
– Он не пьет, – ответила вместо Александра Федоровича его жена. – Ему нельзя. Лучше бы пил, честно говоря, – вздохнула женщина.
Зойка на мгновение задумалась, а потом в приказном порядке велела нам с супругой Александра Федоровича покинуть спальню, в которой мы сидели до сих пор. Сам Турчинский возлежал на большой двуспальной кровати.
Я подхватила женщину под локоток, переглянулась с Зойкой, и мы с Турчинской отправились на кухню. Это мое любимое место в каждом доме.
– Она ему поможет? – с надеждой спросила меня Рита.
– Она сделает все, что в ее силах. Вы же знаете, – изобразила я легкую улыбку и с вожделением посмотрела на коробку датского печенья, стоявшую открытой на столе.
Но Турчинская за направлением моего жадного взгляда не следила, она вздыхала и сокрушалась по поводу здоровья мужа и дочери. Дочь в настоящий момент отсутствовала – шли занятия в гимназии. Периоды излишней возбудимости и депрессии регулярно повторяются, опять причитала Маргарита. И девочка им с отцом так ничего и не рассказала пока. Она молчит. И врачи из нее ничего не вытянули.
А Рита рассказывала мне, как их семье в свое время помогла Зойка (будто я не знаю). Колдунья оказалась лучше всех именитых врачей, к тому же она всегда честно говорила, в каком случае может помочь человеку, а в каком – нет. К сожалению, окончательно вылечить дочь Турчинских у нее не получится.
– Время лечит, – сказала я во вздохом. – Вы же видите, прошло не так уж много – и ваша девочка уже не в постоянной депрессии, как вначале. Еще разок ей кровь почистят, шлаки из организма выведут. Кстати, а мальчик у нее есть?
– Какой еще мальчик?! – взвилась Турчинская. – Только этих проблем мне еще не хватало. У них в классе одна уже в четырнадцать лет родила! Не знаю, сколько еще там аборты сделали. Я свою самолично раз в три месяца к гинекологу на осмотр вожу. Напополам разрежу, если узнаю, что нагуляла!
– Любовь – это то, что помогает от стрессов, – произнесла я нейтральным тоном. – Выжить в сложной ситуации, преодолеть трудности, препятствия. И в состоянии влюбленности человек ведь как на крыльях летает. Вы помните, как были влюблены?
– Я не была влюблена, – отрезала Турчинская.
Я на нее вылупилась в оба глаза и даже забыла о печенье. Хозяйка тем временем достала из холодильника запотевшую бутылку водки, рюмки из серванта, поставила на стол банку с огурцами, разлила водку и, не дожидаясь меня, хлопнула. Я последовала ее примеру, прихватив самый большой огурчик, потом еще пару печенюшек и приготовилась слушать.
– Меня мой муженек изнасиловал, когда мне было шестнадцать лет, – сказала Турчинская, наливая себе вторую рюмку. – Вместе с двумя дружками поразвлекался. А потом еще и один трахнул, после того, как я никому ничего не сказала. Вот тогда я уже сказала. Ну не сразу, правда. Не потому что боялась позора, а когда поняла, что беременна. Он женился, чтобы не сесть в тюрьму. Отец мой, царство ему небесное, проявил недюжинную настойчивость, готов был до конца идти, чтобы наказать подонков. Какая тут любовь?
– Но вы же, кажется, в первый раз ходили к Зое мужа привораживать? – спросила я, прикидывая, не путаю ли чего.
Турчинская кивнула и пояснила, что хоть и выходила она замуж «по обстоятельствам», разводиться с Александром Федоровичем не собирается, терпит многочисленные его выходки, но другой бабе его не отдаст. Пусть содержит ее и дочь. А содержал Александр Федорович своих милых дам на очень хорошем уровне, от которого она не желала отказываться, а поэтому держалась за своего мужика коготками, зубками и вообще всеми частями тела.
Какое-то время мы с Ритой молча сидели на кухне. Она пила водку не закусывая, я же грызла печенье, как семечки. С Турчинской старалась не встречаться глазами. Она временами произносила матерные слова и выражения, ни к кому конкретно не обращаясь и никому их не адресуя. Я с нетерпением ждала, когда Зойка закончит с Александром Федоровичем.
Наконец моя соседка вышла из спальни хозяев. Вид имела изможденный, словно перекидала машину песка или даже вагон угля. Да уж, отдача собственной энергии – дело непростое.
– Такси вызови, – сказала мне Зойка, устало опускаясь на табурет в коридоре.
Держась за стеночку, из кухни вышла Турчинская и, округляя глаза так, что они стали похожи на жабьи, уставилась на Зойку.
– Ты опять нажралась, Рита? – устало глянула на нее Зойка. – Сколько ж можно-то? Приходи завтра, опять попробуем тебя полечить.
– Не надо меня лечить! – завопила Турчинская.
– Тише, муж твой спит.
– Нечего ему валяться! Я ему сейчас…
Зойка резво вскочила (я не ожидала от нее такой прыти) и врезала Турчинской по физиономии. Возможно, Зойке просто было жаль результатов своих трудов, потраченных на Александра Федоровича. После пощечины Рита тут же обмякла, сползла по стене и уселась на полу, вытянув ноги.
– Рита, давай мы с Таней тебя уложим? – предложила Зойка.
– Не надо меня укладывать, – промычала Рита. – Я абсолютно нормальна. Аб-со-лют-но! Слышишь, Зоя? Слышишь?
– Слышу, – вздохнула Зойка, встречаясь глазами со мной, подпиравшей стену.
В этот момент в двери повернулся ключ, она распахнулась, и мы увидели миловидную девушку, очень похожую на Маргариту, только гораздо более молодую.
– Здравствуйте! – тихим голосочком произнесла Катя Турчинская, оглядывая нас с Зойкой, а потом в ужасе уставившись на мать.
Рита что-то промычала в ответ дочери, у которой на глаза уже наворачивались слезы. Я взяла инициативу в свои руки, закрыв дверь, завела девушку в квартиру и потащила на кухню, за нами последовала Зойка. Риту мы оставили в коридоре.
Девушка Зойку знала и считала ее врачом – так в свое время мою соседку представила Маргарита. Я не стала разуверять Катю.
Я видела, что Зойке очень тяжело, она еще не восстановила силы после работы с Александром Федоровичем, но моя соседка собрала оставшиеся резервы организма и долго говорила с Катей. Я тоже иногда вставляла фразочку.
Зойка в основном спрашивала Катю об учебе, друзьях, каких-то других интересах. Но этих интересов у девочки не было…
– Я поговорю с твоим папой, Катя, – вещала Зойка. – Чем бы ты хотела заняться?
Катя долго смотрела в окно, иногда кусала губы. Потом она все-таки повернулась к нам и сказала:
– Я хотела бы пойти на курсы гидов. У нас несколько девочек в классе уже ходят. Я понимаю, что этим летом я, наверное, уже не успею поработать, ну, может, только в конце, после краткосрочных… И то не на всех экскурсиях. Я хотела пойти еще в начале учебного года…
Зойка тут же поинтересовалась, почему Катя на них не пошла. Девушка опять покусала губы, посмотрела в окно, повздыхала и призналась:
– Я не хотела оставлять маму… Зимой курсы только после школы… А если бы меня не было дома и утром, и днем…
Тут уже вздохнула я.
– Катя, ты сейчас уже в порядке? – спросила Зойка. – Ты чувствуешь в себе силы ходить и в школу, и на курсы?
– Так занятия в гимназии закончатся через две недели… – произнесла Катя. – Да, я хочу пойти на курсы, чтобы куда-то ходить… И потом поработать. Что еще делать летом?
Я лично могла предложить тысячу и одно занятие, в особенности в Катином возрасте: съездить на пляж, на озеро, шашлыки пожарить, в волейбол поиграть, да просто по парку с подружками погулять!
– Я поговорю с папой, – пообещала Зойка.
– Как он? – спросила Катя почти шепотом. – Он поправится?
В ее голосе слышалось искреннее беспокойство.
– Поправится, – кивнула Зоя. – Я оставлю тебе свой телефон. Позвони мне, если ему станет хуже. Сейчас он проспит несколько часов. Не буди его. И не давай маме его будить. Когда папа проснется, он будет чувствовать себя гораздо лучше. Ты мне веришь?
Катя кивнула, опять покусывая губу.
Из коридора послышалось невнятное мычание, потом, судя по звукам, Рита попыталась встать. Мы все рванули туда. Катя бежала первой. Укладывание Риты выпало на мои могучие плечи: мне было легче всего подхватить ее на руки. Катя показала, в какой комнате ее уложить, мы с Зойкой Риту раздели и укрыли, потом зашторили окна, чтобы свет не мешал ей спать, и закрыли дверь.