Зима Геликонии - Брайан Олдисс

В те века, когда жилось легче, Сиборнал был привилегированным континентом. С самой ранней весны Великого Года Фреир поднимался и больше уже не заходил, позволяя возделывать северные земли довольно рано. Теперь же, когда Великий Год клонился к закату, олигархия стремительно ужесточала свое правление — приготовляя государство к векам тьмы.

И олигархия, и обычные люди понимали, что Зима, единожды сковав все холодом, разрушит общество, как превратившаяся в лед вода разрывает трубу. Тяжелейшие условия — мороз, отсутствие нормального снабжения продовольствием — вполне могли привести к скорому развалу цивилизации. После наступления Мирквира землю быстро, всего за несколько лет, скуют вековые льды и снега, и на несколько местных веков воцарится тьма: такова будет Вейр-Зима, когда в Сиборнале настоящими хозяевами станут полярные ветры.

Под напором Зимы Кампаннлат неминуемо падет. Нации Кампаннлата не умеют и не могут сотрудничать. Практически все население Дикого Континента снова вернется к варварству. Сиборнал, где Зима будет еще более суровой, сможет выжить, введя на своей территории рациональное планирование.

Продолжая искать избавления от душевной муки, Фашналгид обратился к священникам и святым людям. Церковь всегда была и оставалась кладезем знаний. Здесь, в церкви, хранилась тайна выживания Сиборнала, и он узнал ее. Одержимый идеей добровольного изгнания из поместья отца, из лесов и с полей, где сейчас трудились его братья, в ответ он получил откровение, а с ним толчок к возрождению.

Северный континент, почти целиком покрытый полярной шапкой, можно было рассматривать как глыбу льда, окруженную узкой полоской суши, граничащей с морем. В море таилось избавление Сиборнала от зимнего проклятия. В холодной воде содержалось больше кислорода, чем в теплой. Во время зимы жизнь, морская жизнь, будет кипеть по-прежнему. Пищевые цепочки океана без труда отдадут людям свое изобилие — даже тогда, когда льды скуют поля отцовского поместья, те самые поля, от которых сын теперь отвернулся.

Изучение истории совершило переворот в душе Фашналгида. Прежде он привык мыслить в днях и теннерах, но не в десятилетиях и веках. Он умерил пьянство, и теперь проводил со священниками столько же времени, сколько со шлюхами. Его обычным собеседником и духовником стал священник-офицер, еще в Аскитоше прикрепленный к казармам, в которых размещался его батальон. Однажды, на исповеди, Харбин признался священнику в своей ненависти к олигархии.

— Церковь тоже ненавидит олигархию, — спокойно ответил священник. — И тем не менее мы продолжаем трудиться вместе. Церковь и государство нераздельны. Ты испытываешь неприязнь к олигархии потому, что под ее давлением вынужден был отправиться в армию. Но изъяны в твоем характере, источник твоих мук, сделали тебя отщепенцем как в армии, так и в олигархии.

Но нужно отдать должное олигархии: от нее исходит и хорошее. Возблагодари ее за надежную и сочувственную власть. Разве не сказано, что олигархия никогда не спит? Возрадуйся тому, что ее недреманное око устремлено на наш континент.

Фашналгид ничего не ответил. Для того чтобы понять, чем так встревожили и расстроили его ответы священника, ему понадобилось некоторое время. Он решил, что в словах «сочувственная власть» уже кроется противоречие. Он был ускут, и все равно его фактически продали в армейское рабство. А что касается того, что олигархия никогда не дремлет: любой, кто мог обходиться без сна, по определению был нечеловек и потому враг человечеству, как фагоры, например.

Только позже он понял, что, говоря об олигархии, священник использовал те же выражения, в которых мог говорить о боге Азоиаксике. Азоиаксику тоже воздавали хвалу за непрекращающуюся и сочувственную власть. Азоиаксик тоже следил своим недремлющим оком за их материком. И разве не говорилось, что Церковь никогда не спит?

С этого момента Фашналгид перестал уделять столько внимания церкви, еще больше укрепившись в своем мнении: олигархия — чудовище.

Первая гвардия не отправилась в составе карательной экспедиции Аспераманки в Чалц, в Северный Кампаннлат. Спустя несколько недель после ухода Аспераманки пришел приказ отправиться в Кориантуру, для того чтобы укрепить воинскими силами передовые рубежи.

Фашналгид решился спросить у Гардетаранка причину столь поспешного перевода из Аскитоша.

— Участились случаи жирной смерти, — коротко ответил майор. — И нам ни к чему волнения в приграничных городах, не правда ли?

Его ненависть к младшему офицеру была так велика, что, говоря это, Гардетаранк смотрел ему не в глаза, а в бороду.

Свой последний вечер в Аскитоше Фашналгид провел с женщиной, ставшей в последние годы его любимицей. Его подругу звали Ростадал. Она жила всего в нескольких кварталах от казармы.

Фашналгид относился к Ростадал с нежностью и баловал ее. Как и он, она недавно приехала в столицу. Раньше она жила в деревне на севере. У нее ничего не было. Никакой собственности. Никаких политических или религиозных верований. Родственников тоже. И, несмотря на это, она была доброй девушкой и содержала свою маленькую комнатку уютной и опрятной.

Внезапно Фашналгид сел в кровати:

— Мне нужно идти, Ростадал. Принеси мне выпить, если можно.

— В чем дело?

— Просто принеси мне выпить. У меня тяжело на душе. Я не могу оставаться тут.

Не сказав больше ни слова, она выскользнула из постели и принесла ему стакан вина. Он выпил залпом.

Ростадал присела рядом с ним и спросила:

— Скажи, что мучает тебя?

— Не могу. Это слишком ужасно. Мир полон зла.

Фашналгид принялся одеваться.

Ростадал накинула старенький пеньюар, гадая, заплатит капитан или нет. Единственным источником света в комнатке была масляная лампа.

Обувшись, Фашналгид собрал все свои книги, которые хранил тут возле кровати, и положил на стол для девушки несколько сибов. Его взгляд был полон горя. Он видел ее испуганное лицо, но ничем не мог утешить ее.

— Ты еще вернешься, Харбин? — спросила она, обхватив себя за плечи.

Он взглянул на потрескавшийся потолок и покачал головой. И вышел.

Сыпал холодный бесконечный дождь, погружая весь Аскитош во мглу. Но Фашналгид этого не замечал. Он быстро шел по пустынным улицам, стараясь движением и усталостью прогнать тяжелые мысли.

Прошлой ночью по этим же улицам проскакал измученный гонец на обессилившем лойсе. Гонец мчался в главный штаб армии на вершине холма. И хотя о происшествии ничего официально не говорили, в офицерской столовой об этом быстро узнали. Гонец, агент олигархии, доставил донесение, касающееся армии Аспераманки, одержавшей победу над объединенными силами Кампаннлата и освободившей Истуриачу. Как сообщил посланец, Аспераманка готовится с триумфом вернуться в Сиборнал и ожидает встречи, достойной победителя.