Нежданная любовь - Джорджетт Хейер

— Звучит ужасно.

— Она и сама ужасна. Настоящий дракон!

— А почему она хочет восстановить вашу репутацию?

— О, по двум причинам. Во-первых, каковы бы ни были мои грехи, я глава семьи, а это обстоятельство для нее много значит. Во-вторых, издав королевский приказ моему кузену Альфреду прибыть на Гросвенор-сквер для инспекции, она сделала удручающее открытие, что он первостатейный франт. Не имея понятия, что старая леди люто ненавидит щеголей с Бонд-стрит, глупец разоделся в пух и прах и явился на Гросвенор-сквер в светло-желтых брюках, сюртуке от Штульца, сапогах от Хоби, шляпе от Бэкстера и ярком галстуке. Добавьте к этому барселонский шейный платок, цветок размером с тыкву в петлице, сильный залах черкесского масла для волос, манеры учителя танцев, шепелявость, годами доводимую до совершенства, и вы поймете, как выглядел Альфред.

— Хотела бы я на него посмотреть! — рассмеялась Венеция. — А вы его видели или это игра воображения?

— Конечно не видел, но мне его подробно описала моя тетушка. Бедняга всего лишь хотел выглядеть получше, но все его надежды пошли прахом. Ведь ему было нужно положить конец долгой вражде — я забыл упомянуть, что мои тети поссорились с его матерью. Кажется, она их оскорбила на похоронах моего дяди, но я при этом не присутствовал. Впрочем, готов биться об заклад, что она не выказала должного почтения к их высокому рангу. Как бы то ни было, Альфред повиновался вызову моей тети Огасты, уверенный, что с помощью такта и своей изысканной внешности сможет убедить не только ее, но также тетю Джейн и тетю Илайзу сделать его их наследником, что привлекало кузена куда больше, чем мое наследство, et pour cause[27]. Но увы, столкнувшись с выбором между щеголем и повесой, они выбрали повесу — вернее, выбрали бы, если бы я согласился…

— Вести себя достойно?

— Хуже! Жениться на женщине с плохими зубами, курносым носом и безобразной фигурой. Венеция снова рассмеялась:

— Естественно, они хотели, чтобы вы женились, так как это самый респектабельный поступок, который вы могли совершить, и из-за детей, чтобы избавиться от необходимости рассчитывать на вашего кузена, но я не вижу причин, почему невеста непременно должна была иметь плохие зубы и курносый нос.

— Я тоже, но она имела и то и другое, уверяю вас. Более того, оказалась жуткой кривлякой. Вы удивляетесь, что я сбежал?

— Нет, но я удивляюсь, что ваши тети были настолько глупы, чтобы предложить вам подобный брак, зная, что прежде вы влюблялись только в красавиц. Трудно ожидать, что человек сразу откажется от своих привычек.

— Вы абсолютно правы! — согласился он. — Тем более, что глаза мисс Амелии Абли так часто моргали, что походили на рыбьи.

— Тогда вам ни в коем случае не следовало на ней жениться! — заявила Венеция. — Мне жаль бедняжку, но она будет счастливее старой девой, чем вашей женой. Я бы не удивилась, если бы вы через несколько дней после свадьбы сбежали с другой женщиной. Представляете, каким унижением это стало бы для нее! Как только вашим тeтушкам пришло в голову подсунуть вам такую неподходящую женщину?

— Думаю, они считали, что я уже пережил возраст романтических увлечений, — с печальной усмешкой ответил Деймрел. — Во всяком случае, тетя Илайза говорила, что мне пора остепениться, рисовала трогательные картины упорядоченной жизни.

— Могу себе представить! В результате вы сбежали в Йоркшир. И каковы же были достоинства мисс Абли?

— Ну… целомудрие.

— Этого мало, если вы имеете в виду, что она обладала пуританскими наклонностями.

— Мне так показалось. Но тети сообщили, что, помимо респектабельности, она отличается здравомыслием, хорошим вкусом и умением себя вести. Ее состояние было таким, на какое я имел основание рассчитывать, и, не окажись она дурна собой и старше тридцати лет, ее родители и слышать не пожелали бы о браке дочери со мной!

— Какой вздор! — с возмущением воскликнула Венеция.

— Нет, это было не далеко от истины, — усмехнулся он. — Похоже, я занимаю одно из первых мест в списке нежелательных холостяков — это имеет свои преимущества: мне не приходится опасаться стать добычей мамаши, подыскивающей жениха для своей дочки. Мать мисс Абли предупредила дочь, что, если она случайно окажется в моем обществе, ей следует соблюдать должную дистанцию.

— Значит, вы посещали приемы? — спросила Венеция. — Я ничего не знаю об обществе и о том, что вы называете ton, а когда вы сказали, что были изгоем, я решила, что вас не допускали в респектабельные круги.

— Все было не так уж плохо, — заверил ее Деймрел. — Меня, безусловно, не приглашали в дома, где имелись дочери брачного возраста, и я даже помыслить не мог о том, чтобы переступить священный порог Олмака, если, конечно, не изменю образ жизни, женюсь на мисс Абли и буду введен тетей Огастой в эту святая святых, но только самые строгие пуритане доходили до того, что отказывали мне от дома! Более всего меня побудил бежать от мисс Абли страх быть втянутым в те круги, из которых я имею счастье оказаться изгнанным.

— Судя по рассказам леди Денни, собрания в Олмаке показались бы мне невероятно скучными, — заметила Венеция. — В юные годы посещать их было пределом моих желаний, но думаю, что теперь они бы меня не вдохновили.

Однако Деймрел отругал ее за то, что она говорит о юности в прошедшем времени.

— Когда ваш брат вернется домой, — сказал он, — вы отправитесь с визитом к вашей тетушке и будете наслаждаться жизнью, радость моя, — станете веселиться до изнеможения, посетите все модные места, разобьете множество сердец, и каждый день покажется вам слишком коротким, чтобы успеть получить все намеченные удовольствия.

— Когда это время наступит, я, вероятно, уже буду старухой, — вздохнула Венеция.

Глава 8

Эдуард Ярдли, не сомневающийся в своих достоинствах, мог не опасаться Деймрела, но юный мистер Денни, далеко не так сильно уверенный в себе, как стремился казаться, видел в нем и образец, и угрозу для себя. Подобно Эдуарду, он отправился в Прайори верхом, чтобы узнать о состоянии Обри, но, в отличие от Эдуарда, встреча с Деймрелом пробудила в нем ревность и ненависть.

Имбер проводил его в библиотеку, где Деймрел и Обри играли в шахматы, а Венеция наблюдала за игрой, сидя на диване. Эта уютная сцена не доставила ему удовольствия, а когда Деймрел поднялся, Освальд при виде его высокого роста, небрежной грации и ленивой усмешки во взгляде понял, что сестры ввели его в заблуждение. Они уверяли, будто лорд Деймрел немолод и скучен, но Освальд с первого взгляда увидел в нем опасного соперника.

Его визит длился не долго, но достаточно, чтобы дать ему понять, какая близкая дружба связывала Лэнионов с их хозяином. Они не только чувствовали себя в Прайори как дома, но вели себя так, будто знали Деймрела всю жизнь. Обри даже называл его Джеспером, и, хотя Венеция не доходила до столь возмутительной фамильярности, она разговаривала с ним без всяких церемоний. Конечно, няне могло казаться, будто Деймрел ведет себя как добрый дядюшка, но Освальда, чьи чувства обостряла ревность, было не так легко обмануть. Когда Деймрел смотрел на Венецию, его взгляд был далек от взгляда дядюшки, а когда он обращался к ней, в его голосе слышалась отнюдь не родственная ласка. Освальд уставился на него, тщетно пытаясь придумать способ покинуть комнату вместе с Венецией. Так как ему ничего не пришло в голову, он был вынужден использовать прямые методы и, пожимая Венеции руку на прощанье, произнес хриплым голосом: