Советник - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Верховный кивнул.
- Погодите, - маг протянул руку, коснувшись пальцев. – А вот ваше состояние мне категорически не нравится. И да, мой друг недавно прислал мне письмо. Возможно, там есть кое-что интересное для вас.
- Не здесь, - Верховный оглянулся на дверь, за которой снова спала Императрица.
Перед дверью застыли воины в золотых доспехах.
За нею – Ксочитл и верные ей служанки. И… все равно неспокойно на сердце. Разговоры эти… люди… слишком много людей рядом с Императрицей. За всеми не уследить.
- Ныне говорят, что рынок рабов оскудел, - маг ступал медленно, подстраиваясь под неловкий шаг Верховного. Трость громко сталкивалась с камнем, и Верховный все не мог привыкнуть к раздражающему этому звуку. Он заставлял морщиться. И напоминал о слабости. – А море сделалось беспокойным. Многие из торговцев, что ходили к черным берегам, не вернулись. Те же, кто вернулись, рассказывают о водах, что сделались алыми и мертвыми, а иные и вовсе бурлили, исторгая пузыри гнилостного газа. О волнах, что поднимались до самых небес. Об островах, прежде зеленых, но ныне тронутых тленом. О… многом.
Речь мага была спокойна, как и он сам.
- Один весьма достойный человек, который ходил к югу, к землям, где добывали жемчуг, и всякий раз возвращался с товаром, ныне разорен. Говорит, что ныряльщики опускались ко дну, но нашли лишь пустые раковины. А многие из тех, кто рискнул искать счастья в иных водах, не сумели подняться. В городе заговорили о том, что грядут тяжелые годы…
Верховный кивнул.
Грядут.
И свидетельств тому все больше. Да только советники и слепы, и глухи к ним. И надеются, что если и случится беда, то потом, позже.
Носильщики помогли забраться в паланкин, где Верховный вытянулся с немалым облегчением. Снова засбоило сердце. И вспомнилась вдруг та машина.
Старик в её объятьях.
Что он сделал? Как оживил эту машину? И почему ни слова ни сказал о том, как заставить её работать? Верховный ведь пробовал.
Ложился. И лежал, ожидая, когда она очнется ото сна. Но ничего не происходило. А правнук оказался все столь же бесполезен…
Не знал он.
Он и за порог-то переступить не посмел. Боялся.
Паланкин покачивался, плыл по коридорам, маг держался рядом.
- Что еще говорят?
- Говорят, что зерно в этом году подорожает. Грядет засуха. И возрос спрос на амулеты, приводящие воду. Но, полагаю, их будет недостаточно. На севере вспыхнули пожары, и северяне прислали письмо. Магов просят. Выгорело несколько городов, а еще огонь пошел под землей.
- Такое возможно?
- Если есть залежи черной земляной кости. А на Севере их много. Совет отправил троих.
И у них Совет. Интересно, мирно живут? Хотя… навряд ли. Где есть власть, там есть и те, кто власть делят.
- На Востоке великая пустыня наступает на земли. И песчаные бури поднимаются одна за другой. Ныне из десяти караванов лишь одному удается пересечь пески. Даже несмотря на амулеты. Ходят слухи, что пустыня поднимает нежить, но пока они держатся в песках, никому нет до этого дела.
Знакомо.
Но знаки и вправду дурные.
Верховный покачал головой. И кивнул великому Уннактли, который шествовал по коридору, сопровождаемый тремя наложницами. Тот остановился и, прижав руки к груди, отвесил поклон.
- Счастлив лицезреть Великого, - голос Уннактли звучал подобострастно, но Верховный не обманывался. Низкий человек. Коварный. А главное, совершенно беспринципный, как и весь род. Они, ступив на эти земли, первыми смешали кровь свою с местными, выбрав лучших женщин. После отстояли лучшие земли. Так и повелось.
Верховный чуть склонил голову.
- Я слышал, что Великая Дарительница Жизни и Подательница благ, Стоящая при Солнце, занемогла?
Легкий вопрос.
Осторожный.
И взгляд внимательный. Ждет? Чего? До последнего Уннактли держался в стороне, делая вид, что готов служить любому, кто займет трон. К слову, так бы и случилось.
- Если так, то сердце мое рвется от горя, - он прижал обе руки к груди. – А печень болит. Тревожен сон, и сам я не мыслю покоя. Вот мои девы, которые обучены многим наукам. Они могут услаждать слух игрой или пением. Знают тысячу и одну историю. И столько же танцев. Искусны в беседе…
- И приятны взору, - завершил Верховный. – Боюсь, это слишком много для одного ребенка. Но я скажу Императрице, что вы готовы служить ей.
- Верой и правдой.
- Не сомневаюсь.
- Что ж… если вы уверены, что…
- Уверен.
- Возможно, не откажетесь…
- Откажусь, - Верховный покачал головой. – Боюсь, я уже слишком стар…
И махнул рабам. Слушать лживые изъявления в преданности не хотелось. Да и ноги снова разнылись, особенно левое колено. Впрочем, и сам Уннактли поспешил прочь.
А ведь девиц своих подарит.
Постарается. Кому? Не Императрице. Она лишь предлог. А вот кому-то из стражи… нет, они, чьи сердца девочка держала в руках своих, ей преданы. Но их немного. Хватит ли, чтобы защитить?
- Вам дурно? – маг, догнав паланкин, перехватил руку и сжал запястье. – Остановитесь.
И рабы подчинились.
- Сейчас… вы слишком много на себя берете, от этого и нагрузка непомерная, - его ворчание было привычным и успокаивало, как и сила, которая вливалась в никчемное старое тело. Сила эта унимала боль, и сердце снова забилось ровно.
Надолго ли?
- Вот так лучше. Вы принимаете зелья, которые я отправил?
- Закончились, - вынужден был признаться Верховный. – Я собирался сказать, но тут вот… заболела. И остальное все.
- Моя вина. Должен был проследить. Простите.
Верховный кивнул, хотя оба понимали, что ничьей-то вины в том нет. И маг о том знает.
Уже в своих покоях Верховный позволил рабам осторожно извлечь себя из паланкина, чтобы уложить на перину. Тело заныло. Кожа сделалась чувствительной и даже простые прикосновения вызывали боль. Но Верховный терпел.
Маг снова оказался рядом.
Щупал.
Заглядывал в глаза. Цокал языком. Бормотал что-то. И вливал силу. Она вызывала зуд в левой руке, и Верховный мучительно кривился.
- Вы снова забываете есть, - маг отступил, чтобы усесться в низкое кресло. – И доводите себя. Я понимаю, что ситуация весьма нестабильна, но вот никому не станет легче, если вы
