Леди и война. Цветы из пепла - Карина Демина

– Возможно. – Игэн позволил себе вступить в разговор. А смотрит не на Кайя, за спину. – Мой коллега пытается сказать, что мы всецело осознаем: ситуация изменилась.

Не смотрит даже – разглядывает, не давая себе труда скрыть любопытство.

…не обращай на него внимания, Кайя. Он или глуп, или сознательно тебя дразнит.

…у него получается.

– У вас есть армия. И у нас есть армия. А еще пушки. Пушек – сотни. А вы, несмотря на всю вашу силу, один. Ко всему вы не будете выступать против своего народа…

– Почему?

– Если бы могли, вы бы уже выступили. Там, на площади. Вы ведь имели возможность захватить город изнутри, но предпочли бежать…

Ему кажется, что он точно знает мотивы Кайя. И просчитал ситуацию во всей ее полноте. Он разглядывал пушки, восхищался мощью, в них заключенной. Возможно, стрелял или видел, как стреляют, глох от грохота, задыхался от порохового дыма, жадно наблюдал за тем, как пудовые ядра впиваются в каменные стены какого-нибудь мятежного замка, слишком маленького, чтобы устоять перед Республикой.

Сотня пушек. И один человек.

Иногда Кайя сожалел, что выглядит чересчур уж похожим на человека.

– Вернуться будет сложнее. Штурмовать городские стены – не самая простая задача. Вам ли не знать… да и сам город с его узкими улицами, с баррикадами, с гражданами, готовыми умереть во имя свободы… даже если вы дойдете, что сомнительно, то положите остатки вашей армии в бесплодных попытках пробиться к замку. И скорее всего, вернетесь на Площадь Возмездия.

Гайяр зарычал и начал подниматься, ему отчаянно хотелось боя.

– А предложение таково. Совет признает выдвинутые против вас обвинения неправомочными, а также сохраняет за вами титул протектора. Формально мы готовы признать за вами право высшей власти, однако желаем ограничить ее законодательно. Вы в свою очередь признаете Хартию Вольных людей как основной документ, гарантирующий права и свободы граждан, а также обязуетесь строго ее придерживаться. Равно как и подчиняться закону. Закон для всех един…

…Кайя, он ведь знает, что ты не согласишься?

…знает.

…поэтому ведет себя так?

…да. Объявит, что Республика желала мира и сделала все возможное, чтобы договориться. Он слишком верит в пушки. И слабо представляет, что я такое.

Лан Добрый упал на стул и обеими руками вцепился в бороду. Наемники склонились друг к другу, Кайя мог бы услышать, о чем они шепчутся, но это ему было неинтересно.

Кайя поднялся:

– Я не признаю ни Республики, ни Совета. В протекторате я есть высший закон и высшая власть. И любой, кто откажется этой власти подчиниться, является мятежником. Как с мятежником я и буду с ним поступать. У каждого есть время сделать выбор. В первый день осени моя армия выдвинется к городу и достигнет его не позже чем через два месяца.

– Вы, кажется, не понимаете…

– Я понимаю, – Кайя разглядывал человека, который все еще был уверен в собственных силах, – что запертые ворота города, крепости или иного поселения будут являться свидетельством заблуждений, в которых пребывают его жители. Я не стану щадить эти города. Возможно, мне придется уничтожить один, или два, или три, или десять, прежде чем остальные осознают, насколько неразумно хранить верность ложным идеалам. Что до некоторых… ограничений, то я действительно не буду выступать против своего народа. Но я не считаю своим народом тех, кто отвернулся от моего дома.

Смешок, но уже нервный. Человеку страшно, однако он не готов признать себе, что боится.

– Вы зря рассчитываете на стены города и пушки. Для меня они не являются преградой.

– Ложь, иначе вы бы не бежали…

– Я не бежал. Я ушел. – Кайя не без удовольствия ощутил, как страх разрастается, меняет окрас. – Мне гораздо удобнее согнать вас всех к городу и уничтожить, чем захватить город, а потом несколько лет отлавливать по лесам.

…сердце мое, закрой, пожалуйста, глаза.

Он надеялся, что Иза подчинилась.

Шея сломалась почти беззвучно.

– Мятежник не может рассчитывать на снисхождение. Взывать к справедливости. К закону. Правилам. Но у вас есть еще время принять верное решение.

Молчание. Нервозное. Натянутое.

…прости, но мне нужно, чтобы меня правильно поняли. Не знаю, станет ли тебе легче, но этот человек убил многих, и смерть их не была настолько быстрой.

Кайя разжимает руку. Тело уберут, из комнаты, из Кверро. И этим троим, что уставились на мертвеца, будет о чем рассказать по возвращении.

…поэтому ты его выбрал?

…не только. Они все здесь убили многих. Но он сильнее прочих верил в силу пушек, а теперь мертв. Это запомнят.

И все-таки он медлит, прежде чем обернуться. Ему страшно заглядывать в глаза Изольды, но с этим страхом справиться проще, чем с остальными. Да и в ее глазах нет ни страха, ни отвращения.

Глава 8

ОТКЛЮЧЕНИЕ

Кроме ногтей и отсутствия штанов, больше ничего не вызывало подозрений.

Забравшись на подоконник, я разглядывала узорчатую решетку и думала. Мысли были не то чтобы невеселые, скорее уж странные.

Кем я становлюсь?

Не Кайя, но именно я сама. Мне ведь не жаль Игэна Безземельного. Не потому, что он заслужил смерть. Не потому, что при возможности расправился бы и с Кайя, и со мной, и со всеми, кто находится в замке. Не потому, что смерть его выгодна теми слухами и сомнениями, которые она породит.

Мне просто не жаль. Ни абстрактно. Ни по-человечески. Никак вообще.

И переживаю я скорее из-за отсутствия жалости, которая была бы естественна в данной ситуации. Хоть ты истерику устрой, чтобы человеком себя почувствовать… но на слезы не тянет, а швырять чужую посуду – невежливо, да и до посуды этой далеко добираться. Рядом же со мной лишь фетровая шляпка, а ее бросить рука не поднимется.

…Кайя…

Он держится рядом, но в стороне, тактично не мешает мне предаваться самокопаниям.

…я сильно изменилась?

…нет.

И молчит. Минуту. Две. Десять. Невыносимо слушать тишину.

…жалости на всех не хватит, сердце мое. Ты ведь не безразлична к тому, что происходит с Йеном. Или с нашей дочерью. Со мной. С дядей, с Урфином… тебя хватает на многих. Но не на всех.

Он садится на пол, рядом, прижимается щекой к моей ладони.

…видишь, ты переживаешь из-за того, что мне плохо. Из-за гипса тоже.