По законам гламура - Марина Серова

— Мужественный человек, — с уважением произнесла я.

— Да, он такой, — согласилась Вероника. — Когда мы подошли к точке, где нас должна была ждать вертушка, ее, естественно, не было.

— Почему естественно? — удивилась я.

— Потому что стоял плотный, как вата, туман — вытяни руку, и пальцев не увидишь. По рации нам сообщили, что заберут нас, как только позволит погода. Мы нашли небольшую пещерку неподалеку, там и отсиживались двое суток — не самых лучших в моей жизни, честно говоря. Когда там наконец разрезали мой ботинок, зрелище было не для слабонервных — нога у меня была синяя, как баклажан, а уж распухла так, что смотреть было страшно. Там неподалеку ручеек был, и ребята стали мне на ногу холодную мокрую тряпку класть, только от нее у меня еще и ангина началась. В общем, хлопот я доставила им много. Вот тогда-то между мной и Андреем — Кисляком что-то и проскочило, искра какая-то, которую, как нам казалось, никто и не заметил. Как-то теплее нам рядом стало… Роднее… Нет. Между нами ничего не было, да и быть не могло, — торопливо заверила меня Вероника. — Потому что были Дашуня и Манюня… — медленно произнесла она.

— Его жена и дочь? — тихо спросила я.

— Да! Потом, уже на базе, оказалось, что у меня не вывих, а разрыв сухожилия. Я долго лечилась, ребята меня, конечно же, навещали. Потом я вышла из госпиталя, и после медкомиссии меня списали. Вот тогда-то Батя и предложил устроить мне прощальный ужин дома у Кисляка — он у нас в отряде был один женат. Ну, мы собрались и знаешь?.. — Вероника надолго замолчала, и я поняла, что вспоминать ей об этом больно, но она справилась и продолжила медленно и задумчиво: — Я какими-то новыми глазами посмотрела на его беременную хлопотушку-жену, которая, как она любила говорить, «была с Андрюшенькой с одной деревни»… На его дочку… Жена Андрея глядела на него влюбленным, но каким-то домашним взглядом, а обычно жесткое лицо самого Кисляка светилось покоем и умиротворенностью… Мне было и радостно за него, и очень грустно за себя. Потом мы ушли. А на улице, перед тем как разойтись, Батя сказал, ни к кому в отдельности не обращаясь… Так, как бы между прочим, но я поняла, что это он мне: «Повезло Кисляку с женой… И дочка у него замечательная».

— И что ты ответила? — осторожно спросила я.

— А я согласилась с ним.

— И что было потом? — поинтересовалась я.

— А вскоре отряд расформировали… — сказала Вероника уже совершенно другим, своим обычным холодным и равнодушным тоном. — Батю тут же пригласили работать начальником службы безопасности одного банка… Извини, не скажу, какого именно. А он потянул нас всех за собой. Там меня заметил президент банка…

— Начал подкатываться? — усмехнулась я.

— Начал, но быстро отстал, — усмехнулась Вероника в ответ. — Правда, у него хватило ума не срывать на мне зло, и наши отношения остались чисто деловыми. Я часто бывала с ним на разных мероприятиях, научилась носить вечерние платья и туфли на шпильке… Да и всем прочим овладела. Меня стали приглашать самые разные люди. Говорят, — хмыкнула она, — что именно с меня и пошла мода на женщин-телохранительниц, а так это или нет, я не знаю.

— И теперь ты в свободном полете работаешь по разовым контрактам? — спросила я.

— Да! Долго терпеть капризы одного клиента трудно, а когда они меняются, то как-то легче — придурь-то у всех разная, — пожала плечами Вероника.

— Знаешь, когда я тебя увидела, то подумала: а не пойти ли мне самой в телохранительницы?

— Зачем тебе это? Ты не сможешь! — уверенно сказала Вероника. — Характер не тот! Тут нужно терпение, как у кошки, и железную выдержку, чтобы не сорваться. А ты человек взрывной! Прогибаться не станешь.

— Ты права. Я раньше в прокуратуре работала и ушла оттуда потому, что, как ты говоришь, совершенно не умею прогибаться. Стала частным детективом. Сама себе хозяйка!

За этим разговором мы как-то незаметно выпили весь коньяк, а кофе варили аж три раза. Наконец почувствовав, что усну сейчас прямо в кресле, я поднялась.

Когда Вероника уже закрывала за мной дверь, я решилась спросить то, что мучило меня все это время:

— Вероника! А как Кисляк поживает?

— Нормально! У него тогда близняшки родились: мальчик и девочка! — тусклым голосом ответила она.

— И как же он их назвал? — непонятно почему вдруг спросила я — мне-то какое дело?

— Дочку — Верой, а сына — Николаем, — как ни в чем не бывало сказала Вероника. — Спокойной ночи!

Дверь закрылась, и я медленно, как тяжелобольная, поплелась к себе. Когда я спустилась на свой этаж, то со стула, стоявшего прямо напротив коридора, как разжавшаяся пружина, вскочил охранник, но, увидев, что это я, успокоился.

— Ну, бди! Бди! — сказала я, сворачивая в коридор и тут же застыла, увидев в коридоре кровать.

Кровать перегораживала вход в комнату Полины, а на ней лежал Иван. Парень не спал.

— Ты чего пароль не спрашиваешь? — поинтересовалась я. — Вдруг это супостат?

— Да я вас увидел еще тогда, когда вы только в холл вошли, — ответил Иван, садясь на кровати.

— Доклад по гарнизону, — потребовала я.

— Все спокойно! Женьку в Первую Советскую увезли — врачи сказали, что трещина ребра точно есть. Мы с Полинкой Ксении позвонили, а потом его матери, так что они уже в курсе. Мать обещала завтра за его вещами приехать, и я насчет этого дежурную уже предупредил. Все продукты из холодильников мы в унитаз спустили, а газированную воду вылили, — отрапортовал Иван.

— Ну, служи дальше, — милостиво разрешила я и пошла к себе.

В комнате на столе стоял остывший ужин, но мне даже поковыряться в нем не захотелось. Я просмотрела запись на мониторе, ничего особенно не увидела и собралась было лечь спать, но потом передумала — лучше я домой поеду. Ночью здесь ничего нового уже не случится, а вот завтрашний день может быть нелегким.

Умывшись на всякий случай холодной водой, чтобы чувствовать себя бодрее, я вышла из номера и пошла вниз. На улице было довольно свежо, так что я окончательно пришла в себя и оправилась. Двигалась я со скоростью асфальтового катка и до родного дома добралась без приключений.

Поставив будильник на семь часов утра, я рухнула, не раздеваясь, на кровать и вырубилась — мой резерв прочности на сегодняшний день оказался исчерпанным до конца. 

Суббота и воскресенье

Будильник надрывался недорезанным поросенком, а я все никак не могла отлепить себя от постели. Наконец я, призвав на помощь все свое мужество, встала и отправилась прямиком под холодный душ, где поклацала зубами минут пять, а потом решила, что с меня довольно, и отправилась пить кофе. Он-то и взбодрил меня окончательно. За завтраком я решила узнать, «что день грядущий мне готовит», и бросила кости. Выпало 18 + 12 + 34. Отличная комбинация, обрадовалась я. Она означала, что я буду приятно удивлена тем, как стремительно события приобретут благоприятный для меня оборот. Быстро собравшись, я отправилась в гостиницу с твердым намерением весь день не выходить из своего номера — у преступников оставалось мало времени, и события могли начать разворачиваться в любой момент.

Охранник в холле был уже другой — молодой армянин. Парень оглядел меня с ног до головы и спросил:

— Куда идем, дорогая?

— К себе, дорогой! — ответила я и тут же объяснила: — Арам Хачатурович в курсе!

Неизвестно, что подумал охранник, но, разочарованно вздохнув, он позволил мне пройти к номеру. Заперев дверь, я сразу устроилась перед мониторами. Время шло, вот прошли на завтрак Полина с Иваном, вот новая горничная начала убирать номера, и я решила, что у меня есть несколько минут до обычного визита Антонины Ивановны с пайком, чтобы сбегать к Глахе, то есть теперь уже к Ольге Митрофановой, и узнать, как там дела, а заодно и на Сергея посмотреть — я очень надеялась, что он начнет кочевряжиться и у меня появится возможность хорошенько врезать ему. У меня просто руки чесались.

Дверь в номер Глахи была прикрыта, и я без стука вошла внутрь. Ольга уже не в костюме Глахи, а в нормальном человеческом виде, то есть в юбке и кофточке, сидела на диване рядом с Александром, и они оба смотрели на Маргариту Федоровну как на бога. Она же, очевидно, уже ознакомившись со всей этой грустной и гнусной историей, теперь смотрела документы. Подняв на меня глаза, Маргарита Федоровна приветливо сказала:

— Доброе утро, Танечка! Вы были правы, дело действительно несложное, но какое же мерзкое!

— Да вот я и пришла полюбоваться на того, кто эту кашу заварил, — сказала я и посмотрела на часы — было пять минут одиннадцатого. — Кажется, пора начать обзванивать газеты. Думаю, что желающих поприсутствовать на нашей пресс-конференции найдется немало, включая и телевидение.

— А может, еще немного подождем? — просительно сказала Ольга. — А то я боюсь! Ну, что я буду этим людям говорить?