Умножающий печаль - Георгий Вайнер

Я прижал чемодан к груди еще теснее:

— Нет, подруга, это мое… Законное! Исконное! Мой меч-кладенец… Я с ним и в пешем строю гусар!

— Одним глазком!.. Умоляю! — заверещала Лора.

Я положил чемодан на стол, нагнулся, всматриваясь в цифирь наборного замка.

— Номер забыл? — напугалась Лора.

Я схватился за голову:

— Забыл! Е-к-л-м-н! Забыл! Что теперь делать?

— Я знаю мастерскую, это тут, недалеко…

Я обрадовался:

— Ага! Давай лучше прямо в ментовку заглянем, попросим пособить наших защитников-лимитчиков!

— А что там? — тыкала Лора пальцем в чемодан.

— Я ж тебе сказал — меч волшебный, называется кладенец — в смысле ма-а-аленький такой клад, как бы игрушечный… Можно сказать, кладюнечка…

— Кот, противный живой трус, перестань мучить! Вспоминай лучше номер, балда ты этакая!

— Подожди, давай подумаем… Может, ты мне поможешь… Что-то я запамятовал — когда у меня день рождения?

— Экий ты садист, Котяра! Код — 25-04-62! 25 апреля 1962 года!

— Отпираем! — Я быстро закрутил колесиками-шестеренками замкового кода, и это было сказочное удовольствие — будто пальцами влез в волшебные часы, махонькую машинку времени. Щелчок!

Поднял крышку и увидел, что у Лоры вытянулось лицо. Ах, какой же роскошный чемоданчик мне впарили когда-то за несусветную цену в магазине «Хэрродс»!

Откинувшаяся крышка отделена дополнительной перегородкой на молнии. В днище чемодана, в глубоких покойных нишах, обитых светлой замшей, лежит бельгийский автоматический карабин «зауэр». Отдельно ствол, отдельно приклад, затвор, оптический прицел, четыре переливающиеся ярой медью гильз обоймы с патронами. Красавец ты мой! Неописанный! Таможней!

— Кот, ты что, сдурел? Зачем это?

— Привет из прошлого, — доброжелательно улыбнулся я. — Забыла, что ли? Это ж мой рабочий инструмент…

— Кот, у тебя же пистолет есть уже… Зачем тебе? — Лицо ее дурнело от натекающего тона тревоги.

Ласково оглаживая полированную ореховую поверхность приклада, я поделился:

— По сравнению с этой машинкой пистолет — просто уличная рогатка!

— Кот, что ты придумал? Я тебя спрашиваю — зачем?

— Сезон скоро открывается — на охоту пойду, — невозмутимо сообщил я. — В этом году разрешена охота на бронтозавров…

— Кот, хочешь — на колени встану?

— Никогда, любимая! — подхватил я ее на руки. — Мы же кладенец-то не осмотрели полностью… Кладик-кладюнечку нашего…

Рывком разодрал я молнию на крышечном отсеке чемодана, и оттуда посыпались на карабин обандероленные пачки долларов. Потом несколько паспортов, кредитные карточки «Виза» и «Мастер-кард», и уж конечно, мы без этого никак не можем, — мое большое цветное фото. Тут я еще совсем молодой, орел, красавец и кавалергард, в чемпионской ленте, усыпанной бесчисленными спортивными медалями, жетонами и почетными знаками.

Я сорвал с пачки бандерольку, потом с другой, с третьей — деньги зеленой вьюгой полетели по комнате, я хватал их пригоршнями и сыпал на Лору с диким развеселым криком:

— Смотри, подруга, сколько у тебя «у.е.»! Вот это и есть уевище! Гуляем!..

А Лора, улыбаясь, слабо держала меня холодными ладошками, и две круглые росяные капельки медленно ползли к ее подбородку.

Сергей Ордынцев: разведдопрос

На Театральной площади бушевал водоворот бесплодной и бессмысленной суеты.

В уже привычной неопрятной стройке колготели и толкались люди с плакатами, призывавшими обратиться к Богу, к коммунистическим идеалам, к йоговской медитации, быстро разбогатеть и подать на пропитание беженцам.

Мы рассматривали их с Сафоновым из машины, припарковавшейся перед Малым театром.

— Вот эту штучку спрячь под рубаху, — протянул мне Сафонов маленькую черную коробочку, похожую на бипер. — Радиомаяк…

— Опасаетесь, что они меня киднапнут?

— Нет, похищать они тебя скорее всего не станут. Но все-таки… Береженого Бог бережет, — рассудительно-неспешно сказал Сафонов. — А вот эту булавку воткни за лацкан куртки. Это мощный микрофон-транслятор — мне весь ваш разговор будет слышно. Чуть что — мы тебя так прикроем, что им мало не покажется…

— Спасибо!

— Не за что. Ты не дергайся, головой не крути — мы тебя ни на миг из поля зрения не выпустим.

— Алексей Кузьмич!

— А?

— Вы Интерпол чем-то вроде детсада представляете?

— Нет, серьезная контора. Бывал я там. Однако разница с нами имеется. — Когда Сафонов ухмылялся, его каленая бурая морда покрывалась трещинами, как старая глина.

— Какая?

— То, что наши бандюки здесь на улице вытворяют, на Западе в кино показывают. А ты не обижайся, Серега. Я — старый, хочу потише, поспокойнее. Без прыжков, стрельбы и других шумных фокусов… Ну все, иди, иди, сынок… Не дергайся — я держу территорию.

Я прошел не спеша через сквер и остановился у грязного пустого фонтана.

Где-то, пока не различаемые мной, в разных позициях группировались патрули наблюдения — пешие прохожие и оперативники в машинах, готовые принять меня под опеку в любой точке по всей окрестности.

И хотя я знал, что человек, к которому я пришел, уже наверняка пасется здесь давно — взглядом щупает меня, опознает, оценивает, — а все равно я дернулся маленько, когда коренастый здоровяк средних лет крепко взял меня под руку.

— Здравствуй, Сережа, здравствуй, друг!

Я отодвинулся на шаг, высвободил руку и лениво ответил:

— Здорово, мой дорогой, старинный, безымянный, неизвестный мне дружбан…

Мой новый корешок — шестипудовый комод со стенобитным рылом — добродушно засмеялся:

— Все смешалось в доме Обломовых! Без пол-литра не понять — кто друг, кто враг…

— Это точно! Упаси Господь от друзей, а от врагов сами отмахнемся…

А друган мой новый тянул меня за руку:

— Идем, пройдемся маленько! Чего стоять без толку?

— Пойдем, — согласился я, понимая, что он хочет проверить мои хвосты в движении. Сейчас наше сопровождение — его и мое — превратится в слоеный пирог.

Мы вразвалку прошли переход к станции метро «Охотный ряд», миновали ее, пересекли Дмитровку и лениво шествовали мимо Государственной Думы — в сторону Тверской.

— Расскажи, как дела… Что слыхать? — доброжелательно предложил этот гусь и улыбнулся неосторожно — растянул сухие пленки губ и обнажил две желтоватых костяных пилы.

— А не твое это дело, не касаются тебя мои дела, — ответил я ему тоже доброжелательно, с улыбкой. — Я жене и начальству про свои дела не докладываю, а уж тебе-то…

— Так это ж ты мне звонил, а не я тебе! — обиделся этот брутальный кабан.

— Я не тебе звонил, а Коту Бойко. Ты предложил встретиться, посмотреть на меня. Посмотрел?

— Посмотрел!

— Доволен?

— Не сильно как…

— Это твои проблемы. Можешь связать с Котом?

— Зависит от обстоятельств… — неопределенно сказал он.

— Например?

— Хочу знать, например, зачем Кота ищешь. Ты ведь от Серебровского притопал?

— Так! В общем, с тобой понятно, боле-мене. Ты Коту сказал, что я его ищу?

— Сказал, — не моргнув ответил диспетчер. — Просил выяснить обстановку…

— Что ты мне лечишь мозг этой чепухой? Что ты мне пар продаешь?

— Как просил Кот — проясняю ситуацию.

— Ты меня за кого принимаешь? Ты со мной не боишься играть в такие игры? — спросил я по возможности внушительнее.

— Не боюсь, — усмехнулся нахально мой приятный спутник.

— Зря…

— Коли ты такой грозный, что же ты такой нервный?

— Оттого, что не могу пока сообразить — что у Кота с тобой общего?

А он печально сказал:

— Кот вчера по глупости человека замочил. Я ему сейчас помочь стараюсь…

В этот момент у него в кармане раздался звонок сотового телефона, он вынул трубку и нажал кнопку.

— Слушаю… Да… Ага, понял… Повтори это снова, — и протянул к моему уху трубку, из которой внятно раздавался быстрый сиплый голосок:

— …Повторяю… За вами идет наружное наблюдение…

Мой обормот проговорил в микрофон:

— Понял тебя, понял… Продолжай работу… — выключил телефон, убрал в карман и сказал огорченно: — Неискренний ты человек, Сергей! Я к тебе с сердечной просьбой от друга, а ты наружку за собой тянешь.

— Ну да, это ты меня ловко ущучил! — захохотал я. — Ты ко мне на свидание с цветами, а я с охраной. Просто срам…

— Нехорошо, Сережа, — удрученно покачал он головой. — Эх, беда нам с нами, трудный мы народец…

Я похлопал его по плечу:

— Слушай, новоявленный друг, до того как тебя вышибли из Конторы, ты наверняка в идеологическом управлении служил. Там полно было вот таких мокрушников-моралистов… Значит, хочешь помочь Коту?

— Хочу, — кивнул сентиментальный хмырь. — С твоей помощью. Надо, чтобы Кот тебе поверил… Надеюсь, не сдашь друга за сдобные коврижки серебровские?