Не имей сто рублей... - Елена Горбачевская

Одно из них находилось на другой стороне планеты. Как и каждое из их племени, оно нуждалось для своей жизнедеятельности в большом количестве жидкости. Он сам находился рядом с не очень большим резервуаром, а тот его родственник располагался прямо в огромном скопище первобытной жидкости, отличной по химическому составу от той, рядом с которой был он сам. Местные разумные называли это словом «океан», как будто оно могло передать сущность этой древней стихии. И также, как и он сам, его родич был подвержен различным опасностям, угрожающим существованию его физической оболочки. И тогда он активизировался во всей мощи древнего существа, подчиняя себе пространство и время. Диктовал окружающей природе свои собственные законы, наводил страх и ужас на местных разумных, которые своим незрелым умом не могли понять взаимосвязи явлений. Как же они называли это место в океане? Он вспомнил: Бермудский треугольник…

22. Перед смертью не надышишься

И потянулись дни, похожие один на другой. Странное существование. Вне времени, без какой-либо маломальской определенности. Зато с кучей разнообразных сложностей.

Первая сложность состояла в добыче пропитания. Нет, с финансовой стороны все обстояло вполне благоприятно. Благодаря Санькиным причудам и Сережиной находчивости. То есть мы с мужем более-менее регулярно обходили немногочисленные в ту пору обменные пункты, стараясь не слишком часто повторяться, и меняли «зубров» на доллары. Или на марки, без разницы. А сложность состояла в том, что за годы расцвета предпринимательства и спекуляции мы абсолютно забыли свои навыки в «доставании» самого необходимого, полностью «потеряли форму». Так что приходилось учиться заново стоять в очередях, скандалить, бегать по всему городу в безуспешных поисках пищи. При этом всегда существовали нормы отпуска «в одни руки», и просто так прикупить лишний килограммчик колбасы было невозможно. К тому же мы не знали, сколько еще времени продлится наш вынужденный простой, все надеялись, что Саня вот-вот поправится, и мы отправимся обратно, а потому не особенно запасались провизией впрок. А он, только упала температура, начал жутко кашлять. Приходилось снова рисковать и оставаться дома. А значит, снова бегать взад-вперед по магазинам.

Вторая сложность состояла в том, что за десятилетия оседлого проживания в Минске мы обросли довольно обширным кругом знакомств. Которого сейчас следовало избегать, словно чумы. Самое главное было не попасться на глаза собственным родителям, которые были уверены, что мы все трое находимся в Смоленске.

Однажды так чуть не случилось. Мы с Сережей бродили по рынку, и вдруг он увидел вдалеке моих маму и папу. Моложе на пять лет, а, следовательно, на столько же здоровее и крепче, они выбирали овощи, о чем-то оживленно переговариваясь. У меня даже сердце защемило.

И все-таки одной встречи нам избежать не удалось.

Естественно, это была Женька, моя одноклассница. Все правильно, мы даже пива с ней попили. Теперь странность ее поведения в нашем, 1997-м году, уже не вызывала удивления. Бояться каких-то парадоксов было нечего, все произошедшее уже произошло, а с Женькой мы виделись раз лет в сто, так что болтали обо всякой ерунде с полнейшим удовольствием.

И только после встречи с Женькой мы поняли, насколько стосковались по общению. Мы, у каждого из которых была интересная работа, приятели-коллеги, просто друзья семьи, к которым можно было запросто пойти в гости, вдруг оказались в изоляции. Поскольку стояние в очереди с сопутствующей перебранкой в качестве общения никто не рассматривал.

Хотя странная метаморфоза произошла и в наших собственных отношениях.

Сережа стал как-то мягче, добрее, заботливее. Что уже говорить обо мне! Я готова была в блин расплющиться, только бы он был доволен. Я не знала, сколько нам осталось. И вместе, и вообще. И даже старалась об этом не думать. Просто жила днем сегодняшним, не обращая внимания на такую мелочь, что он по сути своей для нас троих — даже не вчерашний, а позавчерашний. И пусть!

Я всегда любила Сережу, а сейчас вся эта ситуация до предела обострила и чувства, и взаимоотношения. В общем, мы переживали что-то вроде медового месяца. Только мед был полынный, с горечью.

Говорят, что перед смертью не надышишься. Может быть. Только я давно не была так счастлива. Горько, мучительно, болезненно, но — счастлива! Каждый день я благодарила Бога, что мы еще живы, что мы — вместе, что Сережа рядом со мной. Я всегда с сожалением засыпала, ибо вечером, в постели, иногда казалось, что все будет по-прежнему. Добрый, ласковый, он обнимал меня, засыпая. И каждый раз так хотелось продлить эти мгновенья! Но сон брал свое, затем наступало утро, и я снова радовалась, что есть еще один день, что снова будет вечер и ночь.

По правде говоря, меня иногда посещали совсем уж безумные мысли. Ну куда он уйдет от меня сейчас, в 92-м? Может быть, оставаться здесь, то есть сейчас, как можно дольше?

И тут же вмешивался трезвый рассудок. Нет, нельзя. Мы совершенно ничего не знаем о природе времени, об устройстве той «дырки», в которую мы так неосмотрительно провалились. Мы понятия не имеем о том, что произойдет, если она вдруг схлопнется, а мы останемся здесь. Может быть, мы все трое просто-напросто погибнем. Мы и так сильно рискуем, оставаясь в Минске столько времени.

Правда, тут куда ни посмотри — везде риск. Тащить совершенно больного Саньку в лес с палаточными ночевками — почти стопроцентная опасность заработать ему пневмонию со всевозможными осложнениями, а о самых худших опасениях даже подумать страшно. Так что уж лучше мы все трое будем подвергаться этому неизвестному риску, чем однозначно заболеет Саня, самый маленький и беззащитный.

Так и проходили дни. Один, второй, третий…

А сосед тем временем совершенно освоился с нашим присутствием. Решил не обращать никакого внимания и предавался развлечениям по полной программе. Сначала девушки у него менялись ежедневно. Этого показалось недостаточно, и по утрам его посещала одна, а вечером — уже следующая. Нет, мне и в голову не приходило следить за его красотками, просто в нашей тесноте я то и дело с какой-нибудь из них сталкивалась в коридоре. И как он ухитрялся еще при этом и работать, для меня навсегда осталось загадкой. Только однажды он превзошел вообще все ожидания.

В этот день я от нечего делать устроила большую стирку. Наших-то вещичек было совсем немного, только те, что взяли в поход. Так что приходилось пользоваться собственной одеждой пятилетней давности. Вот я и решила помочь себе самой, перестирав все скопившееся бельишко.