33. В плену темноты - Гектор Тобар

Девяносто минут спустя впервые в жизни Сугаррет входил в Ла-Монеда, чилийский эквивалент Белого дома, прямо как был – в джинсах и с белой каской под мышкой. Его проводили в кабинет, где инженер принялся ожидать совещания, которое, впрочем, так и не состоялось. Двумя часами позже какой-то чиновник попросил Андре спуститься на цокольный этаж. «Я понятия не имел, что происходит», – позже признавался он. Наконец ему сообщили, мол, вы едете в Копьяпо. И Сугаррет стал одним из пассажиров целой кавалькады автомобилей, направившихся на военную авиабазу, расположенную близ международного аэропорта Сантьяго. Прибыв туда, Сугаррет, к своему невероятному удивлению, обнаружил, что летит одним самолетом с президентом Пиньерой. Вскоре после взлета ему предложили ленч, по окончании которого из салона вышли президент и первая леди и присоединились к инженеру и другим гостям на самолете. Президент достал блокнот и принялся рисовать схему рудника «Сан-Хосе», отметив на нем место, где, по его предположениям, и оказались в подземной ловушке горняки. Закончив, Пиньера изрек нечто в духе: «Словом, такова общая картина. Если я предоставлю в ваше распоряжение все необходимые для их спасения ресурсы, какова вероятность того, что вы сумеете достать их оттуда живыми?»

Сугаррет не смог ответить на этот вопрос, как и любой из инженеров, сидящих рядом. «Потом президент поинтересовался, известны ли нам другие виды спасательных операций, которые могут сработать в данном случае, – вспоминал Сугаррет. – Мы ответили, что, как правило, предсказать заранее, окажется ли операция удачной, попросту невозможно – и что, строго говоря, неудачи случаются куда чаще, нежели приходит успех».

В начале пятого пополудни президентский самолет приземлился в Копьяпо. Здесь было очень холодно. Сугаррет устроился на заднем сиденье президентского автомобиля, доставившего Пиньеру на рудник, где прибывшие присоединились к Голборну для проведения краткой пресс-конференции. В ходе брифинга президент сообщил присутствующим, что для освобождения тридцати трех горняков, оказавшихся в подземном плену, правительство пригласило ведущего эксперта в области спасательных работ. После этого он представил Сугаррета, хотя и произнес его фамилию неправильно. К своему огромному облегчению, инженеру удалось улизнуть с пресс-конференции до того, как ему задали неизбежный вопрос – а что же конкретно он, собственно, намерен предпринять?

Одним из первых, кого Сугаррет встретил на руднике, стал главный управляющий, Карлос Пинилья.

– Эй, ты помнишь меня? – обратился к инженеру Пинилья. – Мы встречались на Ла-Серене.

Много лет назад Сугаррет проходил практику на шахте, руководил которой Пинилья. Вместе с другими менеджерами шахты Пинилья предоставил в распоряжение Сугаррета всю имеющуюся у них информацию, которая внушила Андре некоторую надежду. В частности, инженер выяснил, что под землей имеется несколько тысяч галлонов воды в резервуарах, а это означает, что людям, попавшим в ловушку, если только они еще живы, не грозит немедленная смерть от обезвоживания. Первые работы на «Сан-Хосе» начались более ста лет назад, посему на руднике остались многочисленные забытые и заброшенные штольни, по которым воздух попадает внутрь и выходит наружу. Собственно говоря, стоя на Пандусе у входа в шахту, Сугаррет и сам ощутил поток воздуха, направленный внутрь горы. То есть можно было надеяться, что люди внизу не погибнут и от удушья. Спустившись ниже, Сугаррет лично убедился в том, что «…рудник оказался очень хорош, если говорить о скальном грунте, образующем его». Это известие одновременно вдохновило и обескуражило: с одной стороны, диорит не должен был обвалиться, но, раз это произошло, то обрушилась вся внутренняя структура горы. Следовательно, проходы, ведущие к людям внизу, заблокированы наглухо, в чем вскоре убедилась и бригада геологов, наткнувшихся на колоссальный мегаблок. Понадобилось бы не меньше года, чтобы обойти это препятствие и добраться до замурованных шахтеров.

От медицинских работников, прибывших на рудник, Сугаррет узнал, что без пищи здоровый мужчина способен продержаться от тридцати до сорока дней. Однако же, если здоровье подорвано такой болезнью, как силикоз (а наличие таковой у некоторых рабочих вскоре, как только Министерство здравоохранения Чили собрало все медицинские карточки заточенных шахтеров, подтвердилось), то этот срок уменьшался ровно наполовину. А если у человека перелом руки или ноги или иная серьезная травма, ему не протянуть и двух недель. А ведь четверо суток уже миновали. То есть спасатели должны использовать все имеющиеся в их распоряжении возможности, и Сугаррет принял решение отправить одну бригаду вниз, дабы укрепить откаточные выработки, чтобы вторая группа попыталась добраться до шахтеров, расчистив венттрубы. Из примерно дюжины специалистов горного дела, что прибыли на рудник для оказания консультативной и практической помощи, многие полагали, что как раз такая «традиционная» спасательная операция имеет наибольшие шансы на успех.

К числу же «нетрадиционных» отнесли бурение сразу девяти скважин – грубо говоря, спасатели произвели в мишень девять выстрелов в надежде, что хоть одна пуля попадет в цель. Как и остальные бурильщики, Уртадо ни на миг не забывал о том, что за ними с надеждой наблюдает вся страна. Спустя три дня пробуренная компанией «Террасервис» скважина достигла глубины в 370 метров: на этой отметке бригада Уртадо остановилась и извлекла бур, позволяя топографу оценить достигнутый прогресс. Выводы специалиста оказались неутешительными: скважина отклонилась не в ту сторону. Кто-то спросил у бурового мастера, не может ли он направить ее в нужную сторону?

– Это невозможно, – ответил он.

«Это можно сравнить с тем, как если бы мы выехали в Кальдеру, а оказались на дороге в Валленар», – признавался впоследствии Уртадо, имея в виду два города, расположенные в разных концах Панамериканского шоссе, проходящего в том числе и через Копьяпо. Известие о неудачном бурении буквально подкосило одного из бурильщиков, того самого, что в самом начале работ призвал их взяться за руки. «Мы испытывали крайне тяжелые чувства, – вспоминал Уртадо. – Эта скважина перестала быть для нас обычной». Они приступили к бурению новой скважины, и геолог Сандра Хара проводила измерения через каждые 200 метров с помощью прибора, который Уртадо со своими людьми опускали в отверстие диаметром пятнадцать сантиметров. Конструкция прибора включала гироскоп, определяющий истинный географический север по вращению Земли, и использовала некоторые другие физические принципы. Судя по всему, эта скважина, в отличие от первой, изгибалась в нужном направлении, и буровики на протяжении шести двенадцатичасовых смен углубили ее сначала до четырехсот метров, а потом и до пятисот, подгоняемые чувствами, смешанными из лихорадочной спешности, альтруизма и пессимизма. Они отдавали себе отчет не только в том, что могут промахнуться, но и в том, что даже если им и повезет, люди могут быть уже мертвы. Вероятность того, что шахтеры уже погибли, была настолько велика, что Барра и Министерство внутренних дел разработали специальную процедуру на тот случай, если бур выйдет в искомую точку. Было решено, что камеру в скважину опустят люди Сугаррета, но только он сам, министр горнодобывающей промышленности и оператор камеры имели право наблюдать за изображением на мониторе, поскольку могла открыться ужасающая картина: один мертвый шахтер, несколько погибших или даже все тридцать три несчастных. Если рабочие действительно погибли, то именно министру предстояло сообщить об этом семьям.

Миновали четвертые, пятые и шестые сутки бурения, и каждый вечер Уртадо возвращался в Копьяпо, чтобы немного отдохнуть. Как-то на обратном пути он заметил женщину с шоколадным цветом кожи и чертами лицами, характерными для местных, и которая стояла на обочине шоссе С-351 у поворота на шахту. Она выглядела совсем еще подростком и, заметив его пикап, вытянула руку с отставленным большим пальцем. Наверняка она приходилась родственницей кому-то из пропавших шахтеров и пыталась автостопом добраться до лагеря «Эсперанса». Уртадо не полагалось общаться с членами семей замурованных под землей – одно из множества правил, установленных Баррой и его людьми, – но все равно он остановился, чтобы подвезти ее. Женщина представилась Вероникой Киспе, женой попавшего в каменную западню боливийского эмигранта, шахтера Карлоса Мамани. После обмена обычными любезностями женщина пожаловалась на то, что в ее районе в Копьяпо отключили подачу воды, каковое непотребство в стихийных campamento[13], населенных преимущественно боливийцами и прочими бедняками, случалось регулярно. Он высадил Веронику у ворот шахты. В последующие дни он не раз видел ее, проезжая через ворота: она сидела под зонтиком, поскольку своей палатки, в отличие от остальных женщин, у нее не было. Уртадо же вернулся к своей буровой установке, спрашивая себя, а не сбились ли они с того пути, который привел бы их к мужу Вероники Киспе.