Удивительные приключения дядюшки Антифера - Жюль Верн

Условившись с ним о встрече, дядюшка Антифер добавил:

— Так как ваш клиент уполномочил вас присутствовать в качестве душеприказчика[202] при извлечении клада — присутствуйте. Но если обстоятельства заставят нас быть в пути вместе, давайте держаться друг от друга в стороне, ибо я не испытываю ни малейшего желания завязывать более близкое знакомство ни с вами, ни с вашим клерком!

Столь любезно сформулированное заявление как нельзя лучше характеризует нашего неисправимого малуинца.

После этого разговора Саук и Бен-Омар покинули Сен-Мало еще до ухода «Стирсмена». Вот почему их не оказалось среди пассажиров капитана Сипа, что, впрочем, ни у кого не вызвало чувства сожаления. Можно не сомневаться, что нотариус, движимый страхом потерять свой процент, если он не будет присутствовать при вскрытии клада, с одной стороны, и полностью подчиненный неумолимой воле Саука — с другой, постарается прибыть на свидание с дядюшкой Антифером вовремя!

Между тем «Стирсмен» на всех парах шел вдоль французских берегов, защищавших его от порывов южного ветра. Благодаря этому не было сильной качки, и Жильдасу Трегомену оставалось только поздравить себя с такой удачей. Он решил использовать путешествие для изучения нравов и обычаев различных стран, где по воле судьбы ему придется побывать. Но так как он очутился в открытом море впервые в жизни, то больше всего боялся стать жертвой морской болезни. Поэтому он с робостью и любопытством поглядывал на линию горизонта, где вода сливается с небом. Этот достойный человек не пытался разыгрывать из себя бывалого моряка и не решался ходить по палубе во время бортовой или килевой качки[203]. Что и говорить, его ноги, привыкшие к неподвижному настилу габары, быстро потеряли бы точку опоры. Он сидел на юте[204], уцепившись за бортовую сетку, с видом человека, покорившегося неизбежности, вызывая на себя этим самым оскорбительные шутки безжалостного Пьера-Сервана-Мало.

— Как здоровье, лодочник?

— Пока не жалуюсь…

— Э! Э!… Это пока спокойная вода, пока мы идем вдоль берега и ты можешь воображать, будто плывешь на своей «Прекрасной Амелии», среди узких берегов Ранса! А вот как задует норд[205], как море начнет вытряхивать своих блох, вряд ли у тебя появится охота взяться за собственных.

— У меня нет никаких блох, старина.

— Да это так говорится!… Я представляю себе, каков ты будешь в океане, когда мы покинем Ла-Манш!…[206]

— Ты думаешь, меня укачает?…

— Могу дать расписку!…

Как видно, у дядюшки Антифера была своеобразная манера успокаивать людей. А потому Жюэль, чтобы исправить впечатление от такого прогноза, сказал:

— Дядя все преувеличивает, господин Трегомен, вы будете чувствовать себя не хуже, чем…

— Чем дельфин?… Это все, чего я желаю,— ответил Жильдас Трегомен, указывая на морских акробатов, резвившихся за кормой «Стирсмена».

К вечеру пароход обогнул крайние выступы побережья Бретани. Когда он вошел в пролив Фур, защищенный возвышенностями Уэссана, на море волнения не было, хотя и дул встречный ветер. Между восемью и девятью часами пассажиры ушли спать; пароход должен миновать за ночь мыс Сен-Матьё, Брест, бухту Дуарнене, каменную гряду Сен и повернуть на юго-запад на траверзе[207] Ируаз.

Трегомену приснилось, что он болен, что он умирает… К счастью, это был только сон.

Наступило утро. Хотя корабль и качался с борта на борт, переваливался с носа на корму, то погружаясь в глубокие волны, то вздымаясь на гребень валов, чтобы снова низвергнуться в бездну, Трегомен, не колеблясь, поднялся на палубу. Так как прихотливый случай заставил речного капитана закончить карьеру морским путешествием, он хотел, по крайней мере, запечатлеть в своей памяти все, что может встретиться на пути.

Он поднялся по ступенькам лестницы, ведущей из люка, потом высунулся оттуда наполовину. И кого же он увидел распростертым на решетчатом настиле? Несчастного, обессилевшего, издающего странные звуки, похожие на бульканье опоражнивающейся бочки, дядюшку Антифера собственной персоной! Самого Антифера Пьера-Сервана-Мало, измученного до такой степени, насколько может страдать от морской болезни хрупкая леди в дурную погоду при переправе через Па-де-Кале[208] из Булони[209] в Фолкстон![210] А какие слова срывались с его уст — и морские и сухопутные! Какие проклятия изрыгал он в промежутках между спазмами, глядя на спокойное, румяное лицо своего друга, судя по всему не испытывающего ни малейших признаков морской болезни!

— Тысяча чертей! — кричал дядюшка Антифер.— Кто бы мог подумать?… Из-за того, что моя нога десять лет не ступала на палубу корабля… я… капитан каботажного плавания… переношу качку тяжелее, чем хозяин какой-то габары!…

— Но… я не чувствую качки вовсе,— осмелился произнести Жильдас Трегомен, как всегда добродушно и робко улыбаясь.

— Тебя совсем не укачало?… Но почему же, почему?!

— Сам удивляюсь, старина.

— А между тем море с его собачьим юго-западным ветром хоть сколько-нибудь напоминает твой Ранс?

— Не напоминает, нисколько…

— И вид у тебя такой спокойный…

— Я сам об этом жалею,— начал оправдываться Жильдас Трегомен,— ведь ты можешь подумать, что я нарочно тебя злю…

Попробуйте-ка найти еще одного такого замечательного, такого душевного человека в нашем подлунном мире!

Поспешим добавить, что болезнь у дядюшки Антифера оказалась непродолжительной. Прежде чем «Стирсмен» запеленговал[211] мыс Ортегаль на северо-западной оконечности Испании и пока судно еще продвигалось по водам Бискайского залива, которые смешиваются с яростными волнами Атлантического океана, малуинец, если можно так выразиться, вновь обрел ноги и желудок моряка. С ним случилось то, что случается со многими, даже самыми опытными, мореплавателями, когда они долго не бывают в море. Однако самолюбие дядюшки страдало совсем по другой причине. Он не мог примириться с тем, что с хозяином «Прекрасной Амелии», командиром какого-то речного корыта, не случилось никакого конфуза, в то время как у него, старого морского волка, едва не вывернулись наизнанку внутренности!

Немало трудностей пришлось испытать ночью, когда тяжело нагруженный каменным углем «Стирсмен» проходил на траверзе Ла-Коруньи и Эль-Ферроля. У капитана Сипа мелькнула даже мысль, не укрыться ли от непогоды в промежуточном порту. Возможно, он так бы и поступил, если бы не воспротивился дядюшка Антифер. Задержки в пути внушали ему беспокойство, так как пакетбот[212], на который он стремился попасть в Суэце, заходит в Персидский залив только раз в месяц. А в период равноденствия всегда можно опасаться сильных бурь. Поэтому лучше не делать остановок, пока нет серьезной опасности.