Танец с драконами - George Martin

– Дальше будет сложнее. Нам удалось застать их врасплох, но это не может продолжаться вечно, даже если Чёрный Балак перестреляет всех воронов королевства.

Стрикленд изучал выцветшие гобелены на стенах, стрельчатые окна с мозаикой из красного и белого стекла, стойки с копьями, мечами и боевыми молотами.

– Пусть приходят. Пока у нас есть провизия, в этой крепости мы сможем выстоять против армии в двадцать раз больше нашей. Так ты говоришь, из замка есть выход к морю?

– Внизу. Скрытая бухта под утёсом, появляющаяся только во время отлива.

Коннингтон не собирался позволить им заявиться сюда. Гнездо Грифонов было крепким, но маленьким замком, и пока они будут сидеть здесь, то тоже будут казаться маленькими. Однако неподалёку располагался другой замок, значительно больше и неприступнее. Захвати его, и королевство задрожит.

– Прошу прощения, капитан-генерал, мой лорд-отец погребён под септой, и прошло слишком много лет с тех пор, как я в последний раз молился за него.

– Конечно, милорд.

Однако когда они расстались, Джон Коннингтон не пошёл в септу. Вместо этого ноги повели его на крышу восточной башни, самой высокой в Гнезде Грифонов. Взбираясь, он вспоминал предыдущие восхождения – сотни подъёмов вместе со своим лордом-отцом, любившим оглядывать сверху леса, скалы и море, зная, что всё видимое им принадлежит Коннингтонам; и один единственный раз, когда он взошёл на башню с Рейегаром Таргариеном. Принц Рейегар возвращался тогда из Дорна и остановился тут вместе со свитой на пару недель. «Он был так молод, а я ещё моложе. Юнцы, совсем мальчишки». Во время приветственного пира принц достал свою арфу с серебряными струнами и сыграл для присутствующих «Песню о любви и смерти», вспомнил Джон Коннингтон, и когда Рейегар закончил играть, каждая женщина, присутствовавшая в зале, плакала. Само собой, мужчины не лили слёз. И уж точно не его отец, любивший только свои земли. Лорд Армонд Коннингтон потратил весь вечер на то, чтобы привлечь принца на свою сторону в тяжбе с лордом Морригеном.

Дверь на крышу поддалась с большим трудом, её явно не открывали много лет. Гриф был вынужден надавить на неё плечом, чтобы та наконец отворилась. Когда Джон Коннингтон поднялся на башню, открывшийся вид был столь же опьяняющим, как и раньше: утёс с его истерзанными ветром, похожими на зубчатые шпили скалами; рычащее беспокойное море у подножия замка, напоминающее какого-то невиданного не знающего отдыха, зверя; бесконечные лиги неба и облаков, лес в осеннем наряде.

– Земли твоего отца прекрасны, – сказал тогда принц Рейегар, стоя на том самом месте, где сейчас стоял Джон. И он, мальчишка, ответил ему:

– Однажды всё это будет моим. – Как будто это могло произвести впечатление на наследного принца, будущего повелителя всей страны – от Арбора до Стены.

В конце концов, Гнездо Грифонов перешло к Джону, но лишь на несколько коротких лет. Отсюда лорд Коннингтон правил своими обширными, простиравшимися на многие лиги на запад, север и юг владениями, так же как до него правили его отец и отец его отца. Однако его отец и дед никогда не лишались своих владений. А он их потерял. «Я поднялся слишком высоко, любил слишком сильно, отважился слишком на многое. Я хотел ухватить звезду, но, переоценив свои силы, потянулся чересчур далеко и упал».

После Колокольной Битвы, когда Эйерис Таргариен в безумном приступе неблагодарности и подозрения лишил его всех титулов и отправил в изгнание, права на землю и титул остались у Дома Коннингтонов, перейдя к его кузену, сиру Рональду. Джон сам назначил его кастеляном своего замка перед тем, как отправиться в Королевскую Гавань и примкнуть к принцу Рейегару. По окончании войны Роберт Баратеон довершил разрушение дома грифонов. Кузену Рональду позволили сохранить голову и замок, но не титул. Он стал просто рыцарем Гнезда Грифонов, а девять десятых его земель были пожалованы его соседям – лордам, поддержавшим притязания Роберта.

Прошли годы с тех пор, как Рональд Коннингтон умер. Рыцарем Гнезда Грифонов стал теперь его сын Роннет, который сейчас отсутствовал – воевал в Речных Землях. Это было даже к лучшему. По опыту Джона Коннингтона, люди всегда дерутся за то, что считают своим – даже если оно добыто воровством. Его совершенно не прельщала идея отметить своё возвращение убийством кого-нибудь из родичей. Отец Красного Роннета без колебаний воспользовался падением своего лорда-кузена, однако его сын в то время был лишь ребёнком. Джон Коннингтон даже не испытывал к скончавшемуся сиру Рональду той ненависти, которую тот заслуживал. Все ошибки Гриф допустил сам.

Он потерял владения у Каменной Септы по причине собственной самонадеянности.

Джон Коннингтон знал, что раненый Роберт Баратеон в одиночестве укрывается где-то в этом городе. Ему было известно, что насаженная на копьё голова Роберта сразу положит конец восстанию по всей стране. Однако он был молод и полон спеси. А как иначе? Король Эйерис назначил его своим Десницей и отдал под командование армию. Он был полон решимости доказать, что достоин этого доверия, достоин любви Рейегара, и, убив своими руками мятежника, навеки бы вписал своё имя в историю Семи Королевств.

Джон ворвался в Каменную Септу, перекрыл выходы из города, и поиски начались. Его рыцари проверяли дом за домом, вламываясь во все двери и обыскивая каждое помещение. Он даже послал людей копаться в сточных канавах, но Роберт всё равно ускользал от него. Баратеона укрывали горожане, скрывая его то в одном тайнике, то в другом, но всегда на шаг опережая королевских солдат. Весь этот город был гнездом измены и предательства. Под конец узурпатора спрятали аж в борделе. «Что это за король, который прячется под женскими юбками?» И вот, в то время, когда поиск был в самом разгаре, Эддард Старк и Хостер Талли во главе армии повстанцев подошли к городу. Затем произошла битва под колокольный звон, Роберт появился из борделя с клинком в руке и чуть не прикончил Джона на ступенях старой септы, давшей имя этому городу.

Впоследствии Джон Коннингтон многие годы убеждал себя, что на нём вины нет, что он сделал всё возможное. Его солдаты обыскали все трущобы и лачуги, он сулил королевское прощение и награды, взял заложников, выставил их напоказ в вороньих клетках и публично поклялся, что им не дадут пищи и воды до тех пор, пока Роберта не приведут к нему. Всё оказалось напрасно.

– Даже Тайвин Ланнистер не смог бы сделать большего, – настойчиво убеждал он однажды ночью Чёрное Сердце на первом году своего изгнания.

– Тут ты не прав, – возразил ему Майлз Тойн, – лорд Тайвин не стал бы утруждать себя поисками. Он спалил бы этот город вместе с жителями. Мужчин и детей, грудных младенцев, благородных рыцарей и праведных септонов, свиней и шлюх, крыс и повстанцев – он сжёг бы их всех. А когда пламя утихло бы, и остались бы только прах и пепел, он послал бы своих людей найти кости Роберта Баратеона. Позднее, когда Старк и Талли появились бы со своими войсками, он предложил бы им обоим королевское прощение, те бы его приняли и разошлись по домам с поджатыми хвостами.