Звездные судьбы. Исторические миниатюры - Светлана Бестужева-Лада

Но если молодого человека, неопытного, поглощенного первой любовью ещё можно понять, то поведение Анны Петровны понятно и непонятно одновременно. В 1841 году её законный супруг, генерал Керн, скончался. Она могла бы оставаться вдовой генерала, получать приличную пенсию и спокойно жить в Петербурге с дочерью-невестой, Сашей-большим и Сашей-маленьким. Сплетни вокруг её поведения и имени давно уже её не волновали. Но она выбрала иную судьбу.

В 1842 году Анна Петровна обвенчалась с Александром Васильевичем, получив «в приданное» проклятие отца, который заявил, что не даст ей ни копейки, и потеряв право на генеральскую пенсию. Снова нищета… Зато с этого дня и до конца жизни она с гордостью подписывалась: Анна Виноградская. Ненавистная фамилия Керн осталась в прошлом. А в настоящем, помимо вечной бедности, было то, о чем она писала одной из своих подруг:

«Муж сегодня поехал по своей должности на неделю, а может быть и дольше. Ты не можешь себе представить, как я тоскую, когда он уезжает! Вообрази и пожури меня за то, что я сделалась необычайно мнительной и суеверной: я боюсь — чего бы ты думала? никогда не угадаешь! — боюсь того, что мы оба никогда ещё не были, кажется, так нежны друг к другу, так счастливы, так согласны! На стороне только и слышно, что ставят в пример нас. Говорят молодые, новые супруги: „Нам только бы хотелось быть так счастливыми, как Анна Петровна и Александр Васильевич!“ И нам теперь так трудно расставаться, что Василич три дня откладывал поездку: сегодня насилу решился выехать — и то потому, что получил на это предписание от начальства…»

У них не было ничего, кроме их любви, и они были счастливы. Места службы Александра Васильевича были мелки, неинтересны, приносили крохотный доход, на который едва можно было свести концы с концами — уныния в семье не было. Супруги даже исхитрялись устраивать какое-то подобие приемов, на которых присутствовали не титулованные аристократы, а такие люди, как Тютчев, Анненков, Тургенев. Последний, кстати, вот что написал о встрече с четой Виноградских:

«Вечер провел у некой мадам Виноградской, в которую когда-то был влюблен Пушкин. Он написал в честь её много стихотворений, признанных одними из лучших в нашей литературе. В молодости, должно быть, она была очень хороша собой, и теперь ещё при всем своем добродушии (она не умна), сохранила повадки женщины, привыкшей нравиться. Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню. Мне она показала полувыцветшую пастель, изображающую её в 28 лет — беленькая, белокурая, с кротким личиком, с наивной грацией, с удивительным простодушием во взгляде и улыбке… немного смахивает на русскую горничную вроде Варюши… На месте Пушкина я бы не писал ей стихов. Ей, по-видимому, очень хотелось познакомиться со мной, и, так как вчера был день её ангела, мои друзья преподнесли ей меня вместо букета. У неё есть муж на двадцать лет моложе нее: приятное семейство, немножко даже трогательное и в то же время комичное».

Интересно, правда, что «главная любовь» Тургенева — певица Полина Виардо — была просто на удивление некрасива. Так ведь известно: на вкус и цвет товарищей нет.

«Письма Пушкина она хранила как святыню…» И лишь жесточайшая нужда побудила Анну Петровну продать эти реликвии в журнал «Русская старина». Но и это не помогло: Александр Васильевич все чаще прихварывал, денег не было вовсе. Пришлось даже обратиться за помощью к давнему другу-любовнику Алексею Вульфу:

«Не подосадуй, мой друг, на меня, что я при сей верной оказии прибегаю к тебе за помощью, мой верный друг и моя опора! Помоги мне ещё раз… Не откажи мне, вышли сто рублей в Петербург». Но Анна Петровна не была бы сама собой, если бы это письмо-вопль не завершала такая вот фраза: «Весна так хороша, что я и тебе подобной желаю…»

К концу жизни от прежней красоты ничего не осталось. Современники, время от времени проявлявшие любопытство к той, которой так восхищался Пушкин, видели:

«…маленькую-маленькую, сморщенную как печеное яблочко древнюю старушку в черной кацавейке, и разве только пара больших, несколько моложавых для своих 80 лет глаз немного напоминало о былом, давно прошедшем».

Александр Васильевич был по-прежнему нежно привязан к ней и окружал всевозможными заботами. Воистину, это оказалось любовью до гроба. Он скончался в начале февраля 1879 года. она пережила его лишь на четыре месяца и умерла в мае — самом любимом своем месяце, когда можно слушать соловьев, любоваться луной и наслаждаться необъяснимой и вечной красотой этого мира.

Красота, конечно, дело вкуса и вообще понятие спорное. Для Александра Сергеевича Пушкина Анна Керн была «гением чистой красоты». Но можно было бы сказать и по-другому.

Зачумленный дворец

«Король умер — да здравствует король!» — такова была традиционная формула начала каждого нового царствования во Франции. Но восшествие на престол Людовика Пятнадцатого уместнее было бы предварить так: «Все умерли — да здравствует король!»

Людовик Четырнадцатый — будущий «Король-Солнце» — родился в 1638 году, когда у его родителей после почти двадцати пяти лет бесплодного брака не было уже никакой надежды обзавестись потомством и дать трону наследника. Младший брат короля, герцог Гастон Орлеанский (тоже, кстати, бездетный!) уже чувствовал на своем челе французскую корону, но… Почти сорокалетняя Анна Австрийская разрешилась от бремени первенцем — Людовиком, а два года спустя родила второго сына — Филиппа. И следующим королем, после того, как его отец, Людовик Тринадцатый, скончался, не дожив даже до сорока пяти лет, стал пятилетний Людовик, уже и в этом нежном возрасте понимавший, что он — выше всех остальных людей по своему происхождению.

Людовик Тринадцатый не был весельчаком, как его отец — легендарный «Анри Четвертый». Любимой фразой короля с несчастливым порядковым номером была: «Поскучаем, хорошенько поскучаем». И весь двор разделял это времяпрепровождение — а что ещё оставалось делать? Король не терпел танцев, ненавидел карточные игры, в жизни ни разу не был в театре. Даже женщины его мало интересовали, впрочем, мужчины тоже. Так что Анна Австрийская, овдовевшая в сорок два года, не слишком печалилась — разве что об утрате своей прежней прославленной красоты. Богиня, сводившая с ума герцога Бэкингема, кардинала Ришелье и многих других не столь известных и блестящих вельмож, превратилась в разжиревшую матрону, с отвисшим подбородком и крючковатым носом. Впрочем, и это её мало заботило: на пятом десятке лет она обрела пылкого и нежного возлюбленного (злые языки поговаривали, что и тайного мужа) в лице преемника кардинала Ришелье — кардинала Мазарини.