Русское психо - Эдуард Лимонов

Пугачёвские злоключения продолжаются. Такой вроде уже опытный, а сбежав он пробирается куда же? Домой. Как последний лох. Жена рассказала жене брата, а та сообщила атаману. Опять арест. Колодки. Однополчанин в станице Цымлянской казак Лукьян Худяков подсобил, и Пугачёв бежит опять. Вспоминает о Бендерах, где воевал. Якобы можно уйти туда, якобы там селят пришлых. С чужим паспортом, с пацаном Антоном, — сыном раскольника-хуторянина, Емельян едет в Бендеры, но по дороге узнаёт от проезжающих «разного звания людей», что под Бендерами селиться не разрешают. Он с Антоном оказывается в Кременчуге. Ясно, что Пугачёв всего-навсего ищет, где бы приткнуться, осесть и жить себе мирно и тогда жену привезти из Зимовейской и троих детей (у него сын и две дочери там остались). Но Россию уже захомутали и запрягли в железные немецкие дисциплинарные объятия. Её всю контролируют, Россию. В Кременчуге какой-то русский офицер отобрал у них (Пугачёв с пацаном Антоном) лошадей, деньги и паспорта. Деньги — 50 рублей дал отец Антона — хуторянин раскольник, старик, потому что он тоже хочет бежать со своего хутора на Украину. Все хотят бежать от трижды ёбаного государства Екатерины! (В её крепости я сейчас сижу и шкурой понимаю, что это все как один день, эти 230 лет — на улице те же пугачёвские денёчки. Я сижу в этой сраной букве «К». Хозеев, Моздок, Пугачёв, КПП, рогатка, все мы кружимся в этой чертовской метели вечного государственного насилия! И я был даже в Зеленокумске!). Фамилия у старика раскольника что ни на есть самая мирная — Коровка! Коровка тоже хочет бежать, «здесь нашей братии раскольникам жить нельзя. Вот я за крест и бороду страдал в Белгороде с сыном семь лет». Какой-то русский офицер взял и отобрал всё у пацана и беглого солдата. Звание офицера неизвестно. Неудивительно, что во время восстания — через год уже, Пугачёв будет рассылать такие призывы: «Содержащихся в тюрьмах и у протчих хозяев имеющихся в неволности людей всех без остатку на нынешних месяцах и днях (чтоб) выпущали. Если будут оказываться противники, таковым — головы рубить и кровь проливать…»

«Боярин, генерал, майор, капитан или другие, — говорится в другом документе Пугачёва, — голову того рубите, и имущество того грабьте».

Спустя 230 лет я гадаю, майор это был или капитан, ограбивший Емельяна? Тридцать лет было беглому солдату. О гниющих ногах и груди он уже, кстати, и не вспоминает. Бежит, занят бегством.

И вокруг него все бегут. И помогают друг другу бежать. Пугачёв с Антоном идут пешком к скитнику Василию в Стародубский монастырь и живут там два месяца. Василий научил Пугачёва пойти в Польшу, близ Гомеля, и потом под видом русского выходца из Польши войти в Россию через Добрянский форпост. То есть опытные люди знают, что делать, существовала в противовес гнёту немецкого государства сеть народного сопротивления. Давали друг другу адреса, помогали. Скитника Василия рекомендовал старик Коровка. Пугачёв, следуя совету, идёт в Польшу, возвращается и заходит через Добрянский форпост. Здесь ему назначили карантин на шесть недель. В карантине Пугачёв задружился с беглым гренадёром Семёном Логачёвым. Ещё один беглый солдат.

Ситуации, в которые попадает Пугачёв, убегая, оказавшись в положении вне закона, все совершенно современные и актуальные сегодня, лишь кое-чем отличаются. Сидя в карантине, — это не значит, что они сидят. Они ходят подработать к известному на Добрянке купцу-раскольнику Кожевникову.

По окончании карантина Пугачёв с Логачёвым явились к начальнику форпоста и заявили, что желают поселиться на реке Иргизе, в Малыковской волости, Симбирской провинции. Как раз там, где два беглых десантника из 31-й Ульяновской бригады Шагеев и Сухоруков бежали, чтобы стать киллерами в организованной преступной группировке (так, во всяком случае, сослуживцы говорят). В тех местах разыгралась их трагедия. Получив 12 августа 1772 года паспорта, Пугачёв и Логачёв зашли попрощаться к Кожевникову. Тот дал им на дорогу каравай хлеба и рубль денег и, главное, адресок, просил сыскать игумена Филарета, поклониться ему, и поведать о себе всё, ибо Филарет «не только даст совет, но и поможет».

Это уже Пугачёв вышел на прямую — идёт к местам своих подвигов, ближе к реке Яик, яицким казакам, к местам, где начнётся Великая война его против тех, от кого он бежит.

Проехав мимо Камышина и Саратова, Пугачёв и Логачёв в последних числах ноября 1772 года прибыли в дворцовое село Малыковку, ныне город Вольск. Они явились к здешнему управителю и предъявили паспорта. Пугачёву было предложено ехать в Симбирск и там записаться. Но в Симбирск Пугачёв явно не спешил. Возможно, боялся, что откроется, что он беглый. Он уехал в Мечетную слободу к игумену раскольничьих скитов на Иргизе старцу Филарету Семёнову. Именно Семёнов рассказал ему о самозванце — беглом крестьянине Богомолове, выдававшем себя за императора Петра III, только что в июне из-за него в Царицыне начался бунт, комендант города был ранен. Семёнов же рассказал о том, что в январе бунтовали яицкие казаки. Яицкие же казаки, — объяснил Филарет Семёнов и сделал Пугачёву небольшой исторический экскурс — образовались потому, что начало этому войску положили донские казаки и крестьяне, убегавшие из центральной России на реку Яик где-то в середине 16 века. До середины 18 века яицкие казаки жили более или менее мирно с правительством, которое не вмешивалось во внутреннюю жизнь казаков. Ещё при Михаиле Фёдоровиче им разрешено было пользоваться рекою Яик «с вершины и до устья, и впадающими в неё реками и протоками, рыбными ловлями и звериною ловлею, а равно и солью беспошлинно, также крестом и бородою». В обмен казаки несли сторожевую службу и принимали участие в военных походах при Михаиле, Алексее Михайловиче и Петре I. Так с 1628 по 1717 год яицкое войско совершило более двадцати походов.

(Казаков было немного, где-то 4200 мужских душ (это без семей), к тому времени, когда появился Пугачёв в городке Яик.) Первое время, когда войско было сравнительно малочисленным, а контроль центральной власти слабым, казаки охотно принимали в свою общину всяких беглых людей. Но с течением времени приём беглых был строго запрещён, и они находились у зажиточных казаков на положении батраков, скрываясь от преследований правительства на степных хуторах. С усилением центральной власти правительство стало постепенно урезать казачьи вольности. Из Петербурга и Оренбурга в Яицкий Городок стали наезжать чиновники, генералы и следователи. Казаки долгое время не очень понимали, что происходит. Казаки делились на казаков «войсковой руки» — это казачья масса, или «непослушную сторону», как официально называло их правительство, и «старшин» — послушную сторону. Они посылали в Петербург делегации с подарками. Только после того, как правительство приняло ряд крутых мер к уничтожению старинных порядков, казаки взялись 13 января 1772 года за оружие. Меры же были следующие: 1) запрещение выбирать атамана в кругу по общему согласию войска. Отныне правительство будет назначать казакам атамана, а он будет назначать командиров без выбора и согласия казаков; 2) комплектование отряда из казаков для похода на Кавказ; введение очерёдности в отбывании службы в Кизляре, где постоянно находилось 500 человек, нанимаемых самими казаками; 3) ссылка в Тобольск главы партии рядового казачества Логинова; 4) запрещение казакам отлучаться из пределов войска без разрешения войсковой канцелярии. Ко всему к этому добавились ещё злоупотребления войскового начальства — частые штрафы, аресты, применение телесного наказания к казакам. В это время в Яицком городке находилась следственная комиссия во главе с генералом Траубенбергом. Он ничего лучшего не придумал, как стрелять по мирному собранию казаков.

Вы отметили Кизляр, где, меняясь, как нынешние военнослужащие в Чечне, должны были служить казаки, а они вместо себя нанимали желающих служить за деньги контрактников того времени? Т.е. выясняется, что 230 лет — это вовсе не бездна времени, а совсем немного, скажем, четыре человеческих срока по 60 лет. Выясняется, что ничем мы особенным не отличаемся. Ну, ездили на лошадях, но, как видим, это не сдерживало человеческую подвижность, от Пруссии и Польши до самого Казахстана (теперь земли яицких казаков достались Казахстану) бегали простые солдаты, казаки, крепостные. Воевали в Кизляре, Я сидел в сентябре-ноябре с чеченом Алхазуровым, его судили за Кизляр.

13 февраля яицкие казаки ответили на стрельбу. Петербургский генерал Траубенберг был убит, а также атаман Тамбовцев, старшина Колпаков, два офицера, войсковой дьяк и писарь, несколько гренадёров аз команды Траубенберга, вся артиллерийская прислуга и отдельные казаки «старшинской партии».

Ответ правительства не заставил себя ждать. В Петербурге арестовали посланных после восстания яицких депутатов, и в мае 1772 года оренбургский губернатор Рейнсдорп прислал карательные войска под командой генерала Фреймана. Стоит заметить, что внедряли новый немецкий порядок на востоке именно немецкие генералы. Генерал Фрейман разбил казаков, и они с семьями бежали на бухарскую сторону Яика, собираясь бежать в Персию или в Хиву, но не осуществили своего замысла. Фрейман вступил в Яицкий Городок 7 июня 1772 года. 46 человек, «главные зачинщики бунта», были арестованы и направлены в Оренбург, в следственную комиссию. По личному распоряжению немки Екатерины ( я вспоминаю её каждое утро, просыпаясь на шконке в верхнем отростке буквы К — вот здесь, эту суку!) войсковая изба была уничтожена, а казачий круг распущен. Набатный казачий колокол был снят. Войско было подчинено военно-комендантской канцелярии. Комендантом городка был назначен полковник Симонов, который в дополнение к тем 46 стал непрерывно арестовывать яицких казаков и отправлять их в Оренбург, «до того, что в тюрьмах Оренбурга не доставало места, почему вынуждены были рассадить их по лавкам гостиного и менового дворов». Допросы производились с применением неслыханных истязаний. Казаки, оставшиеся в городке и разбежавшиеся по степным хуторам, страшились за свою судьбу и судьбу своих семейств.