Время дракона - Светлана Сергеевна Лыжина

- Я не знаю, отчего твоему слуге мерещится всякое.

* * *

Выехав со двора, Влад свернул направо, на длинную улицу, которая еле заметно поднималась в гору, а справа и слева тянулась неразрывная вереница каменных домов с большими двустворчатыми дверями, похожими на ворота. Побелка на стенах ещё не успела потемнеть от пыли и растрескаться, потому что нынешние жители - боярские семейства - перебрались сюда лишь год назад, когда Влад решил, что именно здесь, в городе Букурешть, будет новая румынская столица.

Сейчас государь смотрел по сторонам и думал, что неподалёку, на соседней улице, расположено такое же жильё, которое он купил и отделал не для себя и в то же время для себя.

Бывало после заката, в сумерках Влад приезжал к этому дому, спрыгивал с коня, стучался и через минуту слышал звук поднимаемой щеколды. Старуха, чья спина навек застыла в поклоне, открывала одну створку дверей и произносила:

- Доброго вечера, господин, - после чего князь, ведя коня за собой, проходил во внутренний двор.

Где-то начинал гавкать цепной пёс, которому тут же вторил соседский, а их безуспешно пытался унять седоусый слуга - муж сгорбленной служанки.

- Хватит уже гавкать! Хватит, - повторял старый челядинец, принимая из государевых рук конский повод, однако Влад не следил, кому и что передавал, а смотрел на крыльцо, где ожидала нарядная красавица.

Нарочно эта красавица наряжалась. Нарочно надевала платье из красного бархата и расшитый жемчугом поясок. Нарочно укладывала причёску, перетягивая локоны не тёмными, под цвет волос, а золотыми шнурками. Глаза подводила чёрным по самому краю. Видать, напускала чары. Губы у неё блестели от чего-то. Поцелуешь - сладко.

Если Влад спрашивал:

- Мёдом что ли намазала? - то прямого ответа не получал.

- Может, мёдом, а может, и нет, - говорила красавица, лукаво улыбалась и вела в ярко освещённую комнату, к столу, где был накрыт ужин.

В летнюю пору все окна в том помещении отворялись, поэтому отчётливо слышалось, как в садике стрекотали цикады. Князь только успевал прислушаться к их тихой трескотне, как вдруг соседский пёс снова принимался гавкать и подвывать, никак не желая успокоиться. Вспоминалась поговорка: "Милая, я пришёл бы к тебе ночевать, да перед собаками стыжусь".

Влад не мог сказать, почему, посещая тот дом, вспоминал поговорку, придуманную для деревень, ведь Букурешть несмотря на свои малые размеры, являлся городом. В городах нравы всегда были свободнее. К тому же дело касалось государя, и молва не посмела бы судить строго. Иногда только шептал кто-нибудь приятелю, пряча ухмылку в кулак:

- Вон в том доме живёт наша государыня.

"Государыня... Выдумали-таки слово! - усмехнулся Влад, вспоминая вечерние свидания, однако тут же пришлось вспомнить о цели нынешней утренней поездки, о монастыре. - Направляясь в святую обитель, положено давать ход только мыслям о спасении души, а остальные пресекать. Вдобавок, пост ещё не окончился. Подумал о блуде в пост - согрешил вдвойне".

Князь даже досадовал на себя из-за таких мыслей - не успел начать паломничество, а уже сбился с праведного пути - но дракон, бегущий слева, возле коня, был весьма доволен и улыбался во всю пасть, как умеют улыбаться собаки.

"Почему тварь радуется? - размышлял Влад. - Не оттого ли, что это настоящий дьявол, который всегда рад, когда человек оступается?" - однако догадки оставались догадками. Конечно, правитель не раз спрашивал свою ручную зверушку:

- Кто ты? - но зверушка отвечала по-разному, и в этом не было ничего странного, ведь если тварь выдумана, то её ответы переменчивы и зависят от хозяйского настроения.

"А вдруг эта тварь не вымышлена? - порой спрашивал себя Влад, но, предположив такое, всегда одёргивал себя. - Брось! Пусть тебе с детства твердили, что на свете есть бесы, и что сомневаться в их существовании грешно, но для человека всерьёз думать, что с ним говорит бес, это верный путь к безумию. О разговорах с нечистым можно думать только как о вымысле - вымысле, созданном для забавы".

* * *

Ранним утром на улицах попадалось мало прохожих, но все встречные почтительно кланялись и сразу вжимались в дверные ниши, давая конникам дорогу. Правитель только успевал замечать, что справа и слева мелькают затылки, чёсанные и нечёсаные, а ещё - белые женские платки.

"Когда ты облечён большой властью, то волей-неволей смотришь на людей сверху вниз", - думал Влад. А ведь было время, когда он смотрел на мир иначе - снизу вверх, и запоминались не головы, а ноги и подолы. К примеру, подол чёрной рясы, немного обтрепанный, но чистый. Эту рясу носил священник, которому Влад исповедовался в детские годы, когда ещё не имел ручного дракона и жил лёгко и беззаботно.

Когда князь начинал вспоминать о тех временах, мысль уносила его в далёкие венгерские земли, в город, расположенный не на равнине, как Букурешть, а на холме среди гор, сплошь заросших лесом. Правитель знал, что в самом центре города, на перекрёстке и сейчас есть трёхэтажный дом длиной в четыре окна. Князю помнилась даже черепичная крыша, нахлобученная, словно крестьянская войлочная шапка, ведь именно с этим скромным жилищем, а не с княжескими хоромами он связывал самые лучшие годы раннего детства.

Когда-то в доме жили отец, мать, старший брат, сам Влад и немногочисленная челядь. Там жил и священник-монах, отец Антим, с которым все обращались как с близким родственником.

Служитель церкви всегда нужен, если семья и челядинцы - православные христиане, которые живут среди католиков, а до ближайшего православного прихода не смогут добраться даже за целый день. Поэтому отец Антим и жил в доме.

Влад помнил просторную чёрную рясу и рыжие кожаные башмаки. Эти башмаки - тупоносые, доходящие до середины икры и крепко зашнурованные кожаными ремешками - мелькали под полами рясы, когда её обладатель куда-нибудь торопился. Князю вспоминался тёмный плащ-мантия. Вспоминались руки священника - сухие ладони и длинные пальцы. Пальцы правой руки то и дело приходили в движение, перебирая затёртые до блеска деревянные чётки.

В детстве Влад знал - если подойдёшь, дёрнешь за рукав и произнесёшь "отче", к тебе обязательно склонится раздвоенная борода серо-бурого цвета, а затем послышится кроткий голос:

- Что такое случилось, чадо?

Произнеся это, священник склонялся ещё ниже, и малолетнему Владу становилось видно ещё не старое, румяное лицо с ясными глазами