Гиблое место - Александр Рибенек

Вот и сейчас Свинцов заново и заново переживал свою встречу с Лизой, вспоминал, как он держал ее в своих объятиях, успокаивая. Это не были объятия любви, но его сердце бешено колотилось в тот момент. Он вспоминал вкус ее поцелуя на своих губах и готов был пристрелить Ваську, чтобы он никогда больше не стоял между ними! Свинцов прекрасно понимал, что девушка до сих пор любит Головина, пусть даже он и является немецким агентом. И от этого еще больнее становилось на душе…

Они чуть не проскочили нужное им место. Машина резко затормозила, Свинцов выскочил из кабины наружу и осмотрелся. Да, это было та самая дорога, ведущая к старой сторожке. Сколько раз они с Васькой ходили по ней! Будто вчера это было… Теперь же она практически заросла, ею почти не пользовались. То место среди местных жителей пользовалось дурной славой…

Автоматчики, выпрыгнувшие из кузова полуторки, поправляли амуницию. Изредка слышалось бряцанье оружие, но, в общем и целом, все было тихо. Машину отправили обратно в райотдел, и Свинцов, убедившись, что все в порядке, повел свою команду в лес, оставив одного автоматчика на дороге дожидаться приезда смершевцев, чтобы те в темноте не проскочили развилку.

Многие бойцы уже не первый год занимались поимкой диверсантов и знали, как следует вести себя в подобной ситуации. Они передвигались быстро, но тихо, и через некоторое время они были на месте.

На поляне перед ними стояла сторожка с выбитыми окнами. Еще сохранились остатки изгороди, баня и конюшня наполовину развалились, их крыши зияли дырами. После того, как Ваську увезли, здесь пытались жить лесники, но, в конце концов, все почему-то уезжали, пока один из новоприбывших не построился в другом месте. Поговаривали, что в сторожке живет нечисть, а по ночам в окнах горит свет, хотя никто и близко не подходил туда в это время суток. Боялись…

Свинцов не верил в эти сказки. Как-то раз он на спор провел ночь в избушке совершенно один и ничего не заметил таинственного или сверхъестественного. Конечно, ему было жутковато, но никто на него не напал, никто не буянил, не пытался испугать его. С другой стороны, лесники рассказывали о том, что с ними происходили в этой избушке какие-то ужасные и зловещие вещи. Им верили, а ему почему-то нет…

Он приказал тихо окружить дом и внимательно наблюдать, чтобы никто не смог выйти оттуда незамеченным. В том, что там кто-то ночует, Свинцов был уверен. Ему не раз приходилось во время поисков бывать в сторожке, он знал здесь каждую травинку, если выражаться образно. Судя по запертой двери избы и некоторым другим признакам, внутри находились люди…

II

Шредер проснулся резко, как от толчка. Сел и попытался проанализировать, что заставило его выйти из сна. Нет, это не было следствием того кошмара, который он только что видел. Сон о темном лесе мучил его с того самого момента, как он получил это задание, и к этому он уже успел привыкнуть. Нет, здесь было что-то другое. Это было чувство опасности, которое не раз спасало его от неминуемых, казалось, провалов. Вот и сейчас Шредер каждой клеточкой своего тела ощущал тревогу. Опасностью был пропитан каждый кубический сантиметр воздуха.

Он осторожно прощупал пространство вокруг, мысленно двигаясь от своего тела за пределы сторожки. В доме ощущалось присутствие Силы, но, к счастью, с ним был бывший хозяин избы, поэтому с этой стороны опасность исходить не могла. Она концентрировалась за стенами сторожки. Там были люди, они осторожно окружали дом, впрочем, не пересекая пространства, огороженного ветхой изгородью.

Он взял собранный им накануне гранатомет, новейшую разработку ученых Третьего рейха. Это был уникальный экземпляр, чем-то напоминавший русский автомат ППШ. Только вместо патронов в диске находилось десять маленьких гранаток, имеющих страшную разрушительную силу. В этом он имел возможность убедиться, пристреливая оружие, выбранное им в спецхранилище РСХА специально для этого задания.

Он подполз к Головину, мерно посапывающему на русской печке, и, приподнявшись, осторожно потряс его за плечо. Парень сразу же проснулся, но не стал двигаться, чтобы не выдавать возможному наблюдателю со стороны, что уже не спит. Довольно-таки опытный диверсант, Головин знал, как действовать в подобной ситуации, и только тихо поинтересовался:

— Что случилось?

— Бери автомат. У нас гости, — сказал Шредер по-русски.

Головин, не задавая лишних вопросов, взял оружие и бесшумно спустился с печи.

— Дом можно незаметно покинуть? — поинтересовался у парня немец.

— Да, — ответил тот. — Из подпола есть потайной ход, вырытый отцом еще до революции. Он должен был служить путем к отступлению, если участников сходки застукают жандармы. Вот только не могу гарантировать, что он не обвалился за то время, пока меня тут не было.

— Пошли, там разберемся.

Они быстро спустились в подпол и закрыли за собой крышку. Шредер включил фонарик и осветил пространство вокруг. Прогнившие полки, затхлый запах — все говорило о том, что здесь давно уже никто не появлялся.

Головин ощупал пол, разгреб руками мусор в одном из углов и откинул скрывающуюся под ним крышку.

— Вот, господин майор, это он и есть.

— Про этот ход знает еще кто-нибудь?

— Контрразведка точно не знает, — уверил его Головин.

— А местные?

Головин покачал головой.

— Не думаю. Я никому не говорил, а сами они не могли его найти.

— Ладно, идем! — сказал Шредер и пропустил вперед своего проводника, а затем и сам осторожно спустился по вырытым в земле ступенькам…

На их счастье, подземный ход не обвалился, хотя и пребывал в плачевном состоянии. Дышать было практически нечем, воздух был сперт и отдавал затхлостью. Вода была везде: капала с потолка, сочилась по стенам, заливала пол по колено. Его удивляло то, что в этом месте, где кругом были одни сплошные болота, этот ход до сих пор не затопило полностью.

Они брели по коридору, с трудом вытаскивая ноги из вязкой почвы, скрывающейся под слоем воды. Идти пришлось недолго, но легкие уже разрывались от нехватки кислорода, когда они, наконец, уперлись в крышку люка, ведущего наружу. Очень хотелось распахнуть его и поскорее, полной грудью, вдохнуть свежего воздуха, который так требовался организму. Но они не стали этого делать, не зная точно, что ожидает их наверху…

Шредер мысленно прощупал пространство вокруг выхода. Хотя Головин и клялся, что о подземном ходе никто не знает, что-то говорило ему о том, что этот русский не говорит ему всей правды…

Подземный ход вывел их за пределы окружения. Совсем близко, в каких-нибудь нескольких шагах от них Шредер ощутил присутствие нескольких человек, но все их внимание было сосредоточено на сторожке. Они не обращали внимания на то, что творится за их спинами, и это играло сейчас на руку беглецам.

Шредер осторожно открыл люк. Крышка с трудом поддалась его усилиям, было хорошо заметно, что этим ходом не пользовались много лет. Вопреки его опасениям, петли даже не скрипнули, так что люди наверху ничего не заметили. Они осторожно выбрались на поверхность и тихо закрыли люк. Потом приникли к земле и ужами поползли прочь от сторожки, подальше в лес…

У Головина на душе было неспокойно. Встреча с Лизой потрясла его до глубины души. За два года службы в абвере, его сердце ожесточилось. У него не было, да и не могло быть ни любимой, ни друзей. Он оборвал все связи после ареста своего отца. Но Лиза настойчиво не хотела оставить его в покое, хотя парень приложил к этому максимум усилий, понимая, что связь с ним может испортить всю ее жизнь. Он не отвечал на ее письма, но она все равно регулярно присылала их ему в лагерь. Так продолжалось до тех пор, пока он не покинул пределов зоны…

Эта встреча на дороге разбудила в его сердце что-то доброе и хорошее. Нет, это не была любовь. За долгие годы она куда-то ушла, так глубоко, что он уже сам сомневался, а была ли она вообще. Но встреча породила воспоминания. Воспоминания о том счастливом времени, когда они гуляли вместе и целовались под луной. Умом он понимал, что эта встреча ведет к провалу. Надо было доложить майору о том, что эта девушка слишком хорошо его знает, что она может привести за ними погоню. Если бы он тогда рассказал об этом Шредеру, к ним бы не подобрались контрразведчики, и им не пришлось бы сейчас ползать на брюхе! Но он почему-то промолчал…

Головин не мог винить Лизу за то, что она привела за ними погоню. Для нее он был врагом, впрочем, как и она для него. Ему не хотелось в это верить, он видел, как она смотрела на него там, на дороге. Но он уже давно усвоил одну вещь: для советского человека не могло быть любимых и родных людей среди предателей Родины. А он предал свою страну, хотя для этого у него и были веские причины. И вряд ли Лиза могла перешагнуть через это, даже несмотря на то, что их когда-то связывало…

В сторожке было тихо. Свинцов до боли в глазах вглядывался в дом, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь признаки того, что их присутствие обнаружено. Но пока все было в порядке. Его бойцы окружили сторожку так, что ни одна мышь не должна была проскочить!