Сказки капитана Эгры. Первое плаванье - Оксана Демченко

«Эх, мне бы большие клешни», – с тоской подумал Эгра, отбиваясь и ворочаясь в ворохе водорослей. Он был смелым выром и боролся изо всех сил. Но волна, увы, оказалась опытнее и сильнее. К тому же она окончательно разозлилась: ведь украденный кораблик уже считала своим. Так что борьба пошла не на жизнь, а на смерть!

Утопить выра в море нельзя, он умеет дышать под водой. Волна это знала, и потому еще плотнее обмотала Эгру водорослями и понесла к берегу. Поднялась в полный свой рост и бросила выра на острые камни…

– Вес-сь ссохнешься, – прошипела она напоследок и отхлынула, умчалась в море.

Эгра промолчал. Остро болело третье сердце. Выр задыхался. И кроме того, он не желал доставлять радость злодейке волне, жалуясь или вскрикивая от боли. Да, без крепких клешней из сети водорослей не выбраться. Он устал, едва дышит. Солнце, которому так хотелось показать кораблик, поднимается все выше. Сушит водоросли. И панцирь сушит. Вода далеко, хотя её отсюда и видно, и запах соли и моря – вот он, вдыхай…

Ужасно погибнуть на острых камнях, запутанным в сохнущих водорослях. Короткое получилось приключение, страшное. И гордиться нечем: кораблик не отстоял, воровку-волну не одолел. Значит, он так и останется маленьким, слабым выром, ни на что не годным. Правы были братья… Не зря велели сидеть дома. Не зря даже в гости с собой не взяли: зачем такого показывать соседям?

Эгра поник усами. Он всегда понимал в глубине души, что его стесняются. Но очень боялся признаться в таком даже себе и молча: семья не гордится младшим. И, прочтя письмо, братья не кинутся искать его. Скажут: ну и пусть. Одной обузой меньше…

– Только слабые себя жалеют, вот так! – строго одернул себя Эгра. – Я капитан, я должен бороться. Даже когда враг слишком силен и одержал победу. Временную.

Эгра вслушался в звучание слов и приободрился. У капитана нет права умирать на камнях, оставив корабль в лапах злодеев. Пусть клешни слабые, но ведь они есть. Надо пилить водоросли. Надо торопиться и перекусывать стебли по одному, пока они не ссохлись в общую массу, пока не задавили, мешая дышать и наполняя воздух гнилостью. Важно успеть, пока солнце не взбежало по тропке своего ежедневного похода на гору полудня. И не высушило панцирь окончательно.

Эгра возился и сопел, кусал стебли. Он лежал на спине, зажатый в расщелине скал. Было душно и очень жарко. Песок забился под стыки панциря и тер нежную кожу, причиняя дополнительную боль. Третье сердце предательски вздрагивало – с каждым разом реже и тише… А глаза на стеблях все еще сохраняли любопытство. Оглядывали бухту. Незнакомую: видимо, волна со злости бросила малыша далеко от дома.

Бухта была много больше родной. Песчаный пляж окружали светлые скалы, и их облизывал прибой. Над скалами стеной – в два роста взрослого выра! – высился каменный обрыв. Серый и угрюмый. Его вершину венчали золотые стволы сосен. Не тех, какие зовут корабельными, потому что они прямы, как лучи солнца, и годны для изготовления мачты. Над бухтой росли иные сосны: кривоватые, разлапистые, со сложно скрученными стволами и широко раскинутыми ветками.

Эгра припомнил, что братья назвали такие сосны негодными. Но ведь и кривые деревья живут. За камень цепляются и собою красивы… Иначе, чем корабельные, но тоже хороши. Эрга расстарался и вслух, сиплым шепотом сохнущего без воды голоса, сказал об этом соснам. Вряд ли сосны понимают выров и интересуются их мнением. Но – зашумели, кокетливо отмахиваясь ветками и потягиваясь всем стволом.

– Трудно выбраться. Очень трудно, – признался Эгра. – Но я не сдаюсь.

Он и правда не сдавался, хотя третье сердце уже затихло, а второе болело так, что все тело выгибала судорога. Глаза видели все тусклее и хуже. Солнце взобралось на гору дня, прогоняя все тени и внимательно всматриваясь в мир, полный моря. Может быть и даже наверняка солнце видело кораблик. И скорее всего очень расстроилось, рассмотрев, как плохо приходится маленькому капитану. Солнце высветило Эгру, нацелило на него золотой пучок ярких лучей, указывая возвращающимся домой родным – вот, глядите, ваш малыш в беде. Но никто не обернулся, не увидел выра…

Темнота среди белого дня упала на Эгру. Он перестал видеть, ощущать себя и даже, кажется, дышать. Он высох.

– Ничего себе попался! – сочувственно вздохнул кто-то рядом.

На выра полилась вода – прохладная, живительная. Много воды! Вдоволь. Вода текла на глаза, на усы, на прожаренное солнцем брюхо.

– Сейчас, погоди.

Водоросли зашуршали, не желая отпускать жертву. Но тот, кто советовал подождать, уже резал их острым стальным ножом. Справлялся высвободить выра и делал это очень быстро и ловко. Скоро Эгра ощутил, что его толкают в бок чтобы перевернуть, и стал помогать лапами. Получилось. Эгра пополз, едва двигая лапами, туда, куда велел ползти незнакомый спаситель. К воде!

Теплая мелкая вода сперва погладила брюхо, потом поднялась выше, и наконец накрыла спину. Эгра нырнул, задвигался, выгоняя песок из стыков пластин и промывая жабры. Да здравствует свобода! Он вынырнул – снова зрячий и вполне здоровый. Даже третье сердце потихоньку оживало. Дрожало, болело – но пробовало биться.

Эгра огляделся.

Море синее и бескрайнее, небо синее и глубокое, волны облаков играют с облачными же корабликами, которые они не воровали – сами их взбили из утреннего тумана и запустили в плаванье. Эгра повернулся к своему спасителю, унимая восторг. Вежливо протянул для приветствия усы.

– Спасибо. Ты мне жизнь спас. Ты настоящий герой.

– Всегда пожалуйста, – сморщил нос незнакомец, гордясь похвалой.

На героя он был не очень-то похож, вряд ли так его называли многие и часто. Одно Эгра понял сразу и точно: перед ним человек.

Людей Эгра видел всего-то раз или два. Взрослых, серьезных и даже мрачных. Но и того хватило, чтобы понять: спаситель гораздо меньше ростом. Значит, он еще ребенок. Тощий, с волнистыми рыжими волосами, со смешными конопушками на коже. Словно солнышко расшалилось и нарисовало много-много пятнышек самыми яркими закатными лучиками. А глаза у мальчика были зеленые, как морская вода – и это очень понравилось Эгре.

– Ты выр? – уточнил спаситель, заходя по колено в воду. – Я никогда не видел ни одного выра. Я думал, вы скользкие, огромные и опасные.

– Опасные? Почему? – поразился Эгра.

– Потому что у людей только охранники и разбойники постоянно носят оружие, – рассмеялся мальчик. – А ваши клешни всегда при вас… Но у тебя почти нет клешней и ты невелик. Да и панцирь не скользкий. Ты дружелюбный выр, так я думаю.

Эгра тихонько вздохнул «уф-ф»… Он-то, пока спаситель говорил, два раза успел невесть что себе придумать и почти обиделся. То ли его назвали разбойником, то ли над его клешнями посмеялись… Оказывается, ни то, ни другое. Просто он так мало разговаривал с посторонними, что совсем не научился выслушивать их, а уж после без спешки решать, что означает сказанное. Он не умеет разобраться в чужих словах – внимательно.

– Я Эгра, выр, и совсем не огромный, ты прав, – признал Эгра. И добавил, хотя такое непросто сказать вслух: – Клешни столь малы, это даже неприлично. Но я уродился таким. Однажды братья мне прямо сказали: мол, уродился ты – уродливый…

– Иногда и братьев не стоит слушать, раз они говорят невесть что, – возмутился спаситель. – Ты очень даже толковый выр. А я Фима. Ну, еще можно Фимкой звать. Я тоже, знаешь ли, уродился.

Фима шмыгнул носом и присел на валун, выпирающий из воды, как спинной панцирь взрослого выра. Эгра подплыл и тоже выполз на теплый большой камень всей головогрудью. Ему показалось, что у нового знакомого в жизни стряслось что-то совсем плохое.

– Твои братья обижают тебя? – заподозрил Эгра.

– Нет… Один я такой, недоросль, на весь наш лес. Все меня учат. Все наставляют, любят и советами кормят, как кашей, – Фима скривился еще грустнее. – Жизнь у меня взрослая, ответственная. Я ведь не вполне человек, Эгра. Я лесовик. Мое дело – всему лесу пригляд дать. Чтоб болота не пересохли и наоборот, не разжирели, не подтопили лес. Чтобы орешник не засох, на нем зреют лучшие беличьи запасы… Кора ивовая да осиновая тоже важна, она в зиму корм зверью. Много дел. Однако же я все, вроде, переделал и до осени стал свободен. Заскучал, пригорюнился. Один я в лесу… такой. Гляжу – деревенские мальчишки в моем сосняке играют в прятки. Я с ними решил побегать. Только их почти сразу домой позвали. Ну, я и запутал эхо лесное… Чтобы подольше поиграть-то.

Эгра качнул усами – продолжай, что случилось? Фима окончательно пригорюнился, звучно шмыгнул носом. Выр опасливо припомнил: люди, когда им плохо, вроде бы плачут, капли соленые из глаз роняют. Неужели Фиме именно так плохо – окончательно?

– Велика ли беда, – попробовал утешить выр. – Ты эхо запутал, ты и распутай. Ты вон как ловко водоросли порезал, которыми я был связан.