Горький хлеб (Часть 5) - Валерий Замыслов

Вдоль княжьего тына ходили дозорные с самопалами. Двое караульных забрались на рубленый терем, на тесовую кровлю. Прислонившись к нарядным шатровым башням, зорко поглядывали на соседние усадьбы. Ночи стоят душные, жаркие. Неровен час - заполыхают чьи-либо хоромы - и быть новой беде. Упаси бог прикорнуть! Да и дворецкий ночами по двору бродит. Не спится старому челядинцу, за караульными досматривает. Так что поглядывай, дозорный!

Вотчинные посошные мужики собрались возле подклета. Не спалось. Уж больно необычно в княжьем дворе ночевать. Тоскливо сидели на рундуке, вздыхали, вспоминали родную отчину, избу свою, ниву, баб и ребятишек. Холопам что - уже давно в подклете дрыхнут.

- Самая пора сенокос зачинать. Я уже косы наладил, - невесело протянул один из страдников.

- Травы нонче добрые после дождей вымахали. По пять-шесть стогов сметать можно с десятины, - поддержал селянина другой мужик.

- Кабы не стоптали наши луга кони басурманские, - озабоченно сказал третий.

- Вот то-то и оно, хрещеные. У них орда несметная. Загубят труды наши и село изведут.

Возле Иванки беззаботно, вполголоса напевал Афоня Шмоток. Болотников тронул его за плечо,

- Чего тебе, парень?

- Редкая у тебя душа, Афоня. Завидую. Мужики, чуешь, какие смурные, а тебе все нипочем.

Бобыль шмыгнул носом, сдвинул колпак набекрень и улыбнулся простодушно:

- Эх, Иванка. Свою беду я за словом прячу. Так-то на белом свете жить легче. Отродясь не унывал. Все горе не выстрадаешь. Его вон сколько на Руси.

- Легко мне с тобой, Афоня. Бесхитростный ты и добрый. Будем в рати вместе ходить, - обняв бобыля за плечи, промолвил Иванка.

- С таким богатырем-молодцем я хоть куда снаряжусь. А то какой я без тебя ратник. Во мне и весу-то три пуда, - рассмеялся Шмоток.

Холопий подклет - возле деревянного тына, недалеко от ворот. Мужики услыхали, как с улицы кто-то громко застучал в калитку.

Из сторожки вышел привратник. Раскрыл оконце в калитке. Признав в сумерках княжьего холопа, пропустил его во двор.

Дворовый, едва отдышавшись, подсел к ратникам и, вытирая шапкой потное лицо, возбужденно и словоохотливо заговорил.

- Ну и дела, братцы. В полдень все погорельцы на Троицкую улицу высыпали. Яблоку негде упасть. Царя Федора Ивановича поджидали. А государь, сказывают, в святой лавре остался. Дальше Троицкой людей не пропустили. Навстречу посадским Борис Годунов стрелецкий полк выслал. Слобожане зашумели, на служивых, было, наперли, а те из пищалей поверх толпы пальнули. Посадские не оробели. Чудотворную икону вынесли и снова на стрельцов двинулись. Закричали: "Пропускайте нас к царю-батюшке. Будем его милости просить". Вышел тогда к народу ближний царев боярин. Шапку снял, крестное знамение сотворил и руку к сердцу приложил. Выступили тут из толпы челобитчики, упали на колени, нужду посадскую высказали. Борис Федорович всех со смирением выслушал и великие милости обещал народу даровать...

Из терема вышел Якушка. Увидел в темноте ратников, недовольно покачал головой.

- Ступайте в подклет, полуношники. Завтра с петухами подниму.

Мужики побрели на ночлег.

Челядинец как сказал, так и сделал. Разбудил рано. Накормив и напоив лошадей, ратники верхом выехали на Никольскую, а затем Богоявленским переулком пересекли Ильинку, свернули в Ипатьевскую слободку и выбрались к Варварским воротам.

Возле часовни Боголюбской божьей матери позевывали, крестя рот, воротные сторожа с рогатинами.

- Поднимите решетку, ребята, - попросил караульных Якушка.

- Подорожну кажи, человече, - не вставая с рундука, нехотя и сонно проворчал один из сторожей.

- Протри глаза, борода. Из Китая едем, а не в город ломимся. Какая тебе еще грамота понадобилась?

- Десятником не ведено из Китая пропущать. У нас Демид Одинец на службе строг.

- Одинец, сказываешь? Вот дьявол! Привык с проезжих деньгу вымогать, осерчал Якушка и, подъехав к сторожке, застучал кулаком. - Эгей, Демидка! Вылазь на свет божий!

Вскоре из караульной избы вышел заспанный десятник в лазоревом кафтане и шапке с малиновым верхом. Потянулся, звякнул бердышом по стене.

"Эге, старый знакомый. Тот самый стрельче, что торговый обоз из Ярослава города не пропускал", - признал служивого Иванка Болотников.

- Худо государеву службу справляешь, Одинец. Сам спать завалился, а дружков у ворот томишь, - произнес Якушка.

Десятник поднял на всадника глаза, усмехнулся.

- А это ты, Якушка... Пропустите его, ребятушки. Приятель мой.

Когда ратники проехали через ворота, Одинец зевнул, забормотал:

- Не спится людям. Экую рань поднялись... А чернявого парня я, кажись, где-то встречал.

Силился вспомнить, но махнул рукой и снова побрел в сторожку.

Миновав выжженный Белый город и Яузские ворота, Якушка повел свой отряд вдоль каменной стены, а затем свернул к Воронцову Полю.

Мужики слезли с коней. Иванка окинул взглядом обширное зеленое угодье. Вокруг - дикое разнотравье: мятлик, столбунец, лисохвост... Самая пора с косой пройтись. Сказал Якушке:

- Жаль угодье мять. Знатные травы выросли.

- Верно, парень. В прошлое лето здесь большие стога государевы конюхи ставили. Нонче боярин Годунов не велел трогать травы.

- Отчего так, милок? - спросил Афоня Шмоток.

- В степях басурманы умело бьются. Там в иных местах травы в добрую сажень. А мы привыкли в чистом поле на брань выходить. Вот и указал Борис Федорович, посошных людей к ратным поединкам на лугах готовить. О том мне князь Андрей Андреевич поведал, - пояснил Якушка.

- Поесть бы не мешало. В животе урчит, - невесело протянул Тимоха Шалый.

- После еды ко сну клонит. На голодное брюхо спорее ратное дело постигнете. А ну, становись в ряд! - весело прокричал Якушка.

И началось ученье!

Вначале Якушка разбил мужиков на десятки, затем проверил их умение держаться на полном скаку в седлах. Сердито кричал, сверкая белыми зубами. Особенно доставалось Афоне.

- Чего сидишь, как истукан? Эдак тебя мигом копьем собьют. Припадай к коню!

- Уж больно княжий конь шальной, милок, - подпрыгивая в седле, отзывался Шмоток, уже трижды побывавший на земле.

- Ух, тоже мне ратник! - грозил кулаком Якушка.

Часа через четыре он повел свой отряд обратно в Китай-город. Мужики взмокли, устали с непривычки. Ворчали на Якушку:

- Замаял, парень. На загоне так не доставалось. За сохой ходить куды легче. Нешто мы скоморохи какие? И с коня на бегу прыгай, и стрелу на ходу кидай, и кулачный бой с вывертами кажи...

- После обедни еще тяжелей будет, братцы. В кольчуги всех одену, по щиту с мечом дам. Вот тогда повоюем с воротом, - посмеиваясь, вымолвил Якушка.

Иванке понравился этот парень. Веселый, ловкий и душа в нем, видно, добрая. Болотников большой устали в теле не чувствовал. Ратное учение пришлось ему по нраву. Не хотелось даже уезжать с Воронцова поля. Не зря и Якушка это подметил.

Явившись на княжий двор, челядинец привел ратных людей в поварню. Весело крикнул кормовым холопам:

- Снеди для моих ребят не жалеть. Князь Андрей Андреевич указал кормить вволю. Татар воевать нелегко. А эти вон как отощали...

Глава 49

ДВОРЯНЕ

Всю ночь до ранней обедни лил на Москве дождь. Повсюду на узких кривых улицах и переулках мутные лужи.

В Введенском переулке Китай-города возле Гостиного двора из царева кабака доносятся пьяные выкрики и разудалые песни.

Прохожий мужичонка в заплатанном армяке, любопытствуя, шмыгнул в сруб. Однако не прошло и минуты, как дотошный селянин был выкинут из кабака могутным бородатым человеком в мухояровом3 зеленом кафтане.

Поднявшись из грязной лужи, мужичонка глуповато ухмыльнулся, озадаченно развел руками и побрел своей дорогой.

Москвитяне, проходя мимо кабака, хмуро роняли:

- Дворянство гуляет...

- Поболе десяти тысяч, бают, съехалось.

- И без того жрать нечего. Купцы на хлеб вдвое деньгу подняли.

- Подохнем с голодухи, братцы. Купцам наезжие господа на руку: на хлебушек и мясо спрос увеличился - вот и ломят цены, толстобрюхие. А нам на погост да и токмо.

Шумно в государевом кабаке от дворян захмелевших. В переднем углу, возле стойки, сидели трое молодых рязанцев - Истома Пашков, Прокофий Ляпунов и Григорий Сумбулов да с ними подмосковный дворянин Митрий Капуста.

Митрий Флегонтыч, только что выкинувший на улицу любопытного мужичонку, возмущенно рассказывал, расплескивая вино из оловянного кубка:

- Захирело мое поместье, государи мои. Сманил крестьян в свою вотчину князь Андрей Телятевский. Вот тебе и соседушка!

- А ты челом государю ударь. Нонче не те времена. Покойный царь Иван Васильевич вон как с князьями расправлялся. И Годунов за дворян держится, вымолвил Истома Пашков, высокий, широкоплечий, с темно-русой бородой. На нем голубой зипун с позументами4, рубаха красная с жемчужным козырем.

- Состряпал я челобитную, государи мои. При мне сия грамотка, проговорил Капуста и вытянул из-за пазухи бумажный столбец.