Прошлым летом в Чулимске - Александр Валентинович Вампилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ДЕРГАЧЕВ. Погоди, Илья…
МЕЧЕТКИН. Отпустите-ка мне конфет. Этих… (Показывает.) Двести грамм.
Валентина появляется с подносом, прибирает на столе, за которым сидел Мечеткин. Обратила внимание на палисадник, отставила поднос, спустилась вниз. Снова возится с досками и калиткой.
ДЕРГАЧЕВ. Ну смотри, Анна.
ХОРОШИХ (рассчитываясь с Мечеткиным). Ниче-ниче, обойдетесь. Я не миллионщица и растрату делать не желаю.
МЕЧЕТКИН (жует конфету). Растрату, между прочим, никто не желает делать, а приходит ревизия и выясняется…
ХОРОШИХ. А ты не каркай.
МЕЧЕТКИН. Я не каркаю, я предупреждаю.
ХОРОШИХ (Дергачеву). Зря рассиживаешься. Дело бы делал. Начальство вон с утра уже названивает. У меня этот твой ремонт в печенках уже сидит.
ДЕРГАЧЕВ. Смотри, Анна. С утра сегодня выпрашиваешь.
ХОРОШИХ. Ниче-ниче. Ни грамма сегодня не получишь, ни капли. (Мстительно.) И на этом точка. (Громко.) Валентина!.. Где ты? (Выходит из буфета, но тут же возвращается.) Где она?
ВАЛЕНТИНА (налаживает калитку). Я здесь!
ХОРОШИХ. Опять ты с палисадником? Не надоело тебе?.. Иди сюда, ящики занесем.
ВАЛЕНТИНА. Я сейчас.
Гремит засов, открываются ворота, и появляется Помигалов, отец Валентины. Из ворот он выкатывает мотоцикл. Помигалову за пятьдесят лет. Он среднего роста, суховатый, но крепкий мужчина, с решительными, спокойными движениями, твердым взглядом. Одет в робу и кирзовые сапоги. В открытые ворота видна часть двора, навес, поленница под навесом, тын и калитка в огород — всюду порядок.
ПОМИГАЛОВ (всем). Доброе утро.
С ним здороваются.
(Закрывает ворота. Громко, на ходу, не глядя в сторону чайной.) Валентина! В обед подметешь двор, натаскаешь воды. Борова покорми да выпустить его не забудь.
ВАЛЕНТИНА (возится с калиткой). Папа! Иди-ка сюда.
ПОМИГАЛОВ. Чего тебе?
ВАЛЕНТИНА. Иди помоги.
ПОМИГАЛОВ (разглядел, чем занимается Валентина, махнул рукой.) А! Некогда мне.
ВАЛЕНТИНА. Да на секунду! Тут только придержать надо.
ПОМИГАЛОВ. Кому это надо? (Ведет мотоцикл в сторону.) Брось. Детством занимаешься… (Отдает Валентине распоряжения.) За боровом присмотри. Да про баню не забудь. Будешь воду носить, смотри, чтобы куры в огород не попали. (Исчезает.)
Слышится треск мотоцикла. Треск удаляется.
ХОРОШИХ. И действительно, Валентина. Твой он, что ли, палисадник этот?.. А главное — даром ведь упрямишься: ходит народ поперек и будет ходить.
ДЕРГАЧЕВ. А ты бы ее не учила. Не твое дело. Нравится девке чудить, пусть она чудит. Пока молодая. Верно, Илья?
ЕРЕМЕЕВ. Верно, верно. Однако добрая девушка.
МЕЧЕТКИН (жует). Вот еще тоже. Не палисадник, а анекдот ходячий. Стоит, понимаете, на дороге, мешает рациональному движению.
ХОРОШИХ. Валентина! Скоро ты?
ВАЛЕНТИНА. Сейчас… Готово… (Ей удалось-таки наладить калитку.) Иду!
МЕЧЕТКИН (поднялся). И вообще. Будут у вас здесь продолжаться безобразия — я вас на весь район разрисую. Имейте в виду. (Уходит.)
Валентина проходит в чайную. Появляется в буфете раза два–три вместе с Хороших — заносят ящики.
ЕРЕМЕЕВ. Человек ушел — большой, однако, начальник.
ДЕРГАЧЕВ (с пренебрежением). Кто? Этот?.. В райздраве он бухгалтером. Да статейки в газету пописывает.
ЕРЕМЕЕВ. Строгий, однако.
ДЕРГАЧЕВ (усмехнулся). Не говори… Седьмой секретарь.
ЕРЕМЕЕВ. Секретарь?
ДЕРГАЧЕВ. Да, прозвали так. Седьмой секретарь, иначе его тут не величают.
Хороших появляется в буфете одна. Валентина выходит на веранду, вытирает со стола, за которым завтракал Мечеткин.
Илья, у тебя деньги есть?
ЕРЕМЕЕВ. Деньги? Есть маленько.
ХОРОШИХ (Дергачеву). Не совестно тебе?
ДЕРГАЧЕВ. А тебе не совестно?
ХОРОШИХ. Илья! Не вздумай ему ставить.
ДЕРГАЧЕВ. Не твое дело. Давай, Илья, не слушай бабу.
ХОРОШИХ. Илья!
ЕРЕМЕЕВ (в замешательстве). Так нехорошо… Так тоже нехорошо… (Улыбается.) Тогда надо немного выпить.
ХОРОШИХ. У-у! Все вы заодно. Алкоголики. (Достает бутылку, со стуком ставит ее на стойку.) На, подавись.
ДЕРГАЧЕВ (не сразу, спокойно, но внушительно). Давай стаканы и поднеси по-человечески.
ХОРОШИХ. Еще чего? И не подумаю… Сам возьмешь, ниче с тобой не сделается.
ДЕРГАЧЕВ. Ну!
ВАЛЕНТИНА. Я подам, тетя Аня…
ХОРОШИХ. Нет. Обойдутся. У нас тут самообслуживание.
Еремеев хочет взять бутылку.
ДЕРГАЧЕВ (останавливает его). Сиди, Илья. (Хороших.) Неси ее сюда.
ХОРОШИХ. Счас, тороплюсь. (Помолчав.) Не дождешься, я те говорю.
ДЕРГАЧЕВ. А я говорю, неси ее сюда.
Наверху открывается дверь мезонина, появляется Шаманов. Шаманову тридцать два года, роста он чуть выше среднего, худощав. Во всем у него — в том, как он одевается, говорит, движется — наблюдается неряшливость, попустительство, непритворные небрежность и рассеянность. Иногда, слушая собеседника, он, как бы внезапно погружаясь в сон, опускает голову. Время от времени, правда, на него вдруг находит оживление, кратковременный прилив энергии, после которого, впрочем, он обычно делается особенно апатичным. Появляясь, он надевает на руку часы и осматривается. В этот же момент из мезонина раздается голос Кашкиной.
ГОЛОС КАШКИНОЙ. Подожди.
ШАМАНОВ (с некоторым нетерпением). Да?
ГОЛОС КАШКИНОЙ. Завтракаем вместе?
Они разговаривают негромко, но внизу их, конечно, слышно. Валентина, услышав их голоса, меняется в лице, движения ей становятся напряженными, неестественными.
ШАМАНОВ (с досадой). Я не против, но я… Меня там машина должна ждать.
ХОРОШИХ (Дергачеву, смеясь). Сиди, сиди. Долго-то все равно не высидишь.
ГОЛОС КАШКИНОЙ. Подожди, я уже собралась.
ВАЛЕНТИНА (на которую сильно действуют голоса наверху, пытаясь не подать вида и скрыть свои чувства, обращается к Хороших.) Будет вам, тетя Аня! (Снова намеревается подать бутылку.)
ХОРОШИХ (жестом предупреждает намерения Валентины). Ты че? Нет у тебя своего дела? (Кивком головы и глазами указывает наверх.) Слышишь, что ли?
Валентина вспыхнула, вздрогнула, как от удара.
(Ядовито.) Пошевелись. Люди завтракать идут.
ШАМАНОВ (заговорил потише). Я буду внизу. (Шагает вниз, лестница под ним заскрипела. Он останавливается, затем ступает осторожнее.)
ГОЛОС КАШКИНОЙ. Все. Я иду.
В ответ на ее слова Шаманов начинает спускаться быстрее, но при этом старается сохранить ту же осторожность, для чего ему приходится чуть согнуться.
В этот момент Валентина уходит в помещение чайной. Из мезонина появляется Кашкина. Сейчас на ней светлая юбка, белая блузка, босоножки. В руках — сумочка.
КАШКИНА (наблюдая, как Шаманов крадется вниз, негромко, насмешливо). Держите вора!
Шаманов останавливается и выпрямляется.
Держите его, он украл у меня пододеяльник.
ХОРОШИХ (Дергачеву). Да хоть целый день просиди, мне-то от этого…
ШАМАНОВ (Кашкиной). Слушай, что за шутки?
КАШКИНА. Никакие не шутки. Ты крадешься, как вор.
ШАМАНОВ. А ты как хотела? Чтобы мы в обнимку ходили?
КАШКИНА. Послушай. Скоро три месяца, как ты ходишь по этой лестнице, неужели ты думаешь, что в Чулимске остался хотя бы один человек, который тебя тут не видел?
ШАМАНОВ. Ну и что? Может, нам теперь рассветы встречать здесь, на крыше?
КАШКИНА. Ну что ты — рассветы, где уж нам?.. Ладно уж, давай как поспокойнее. Спускайся. Сначала ты, а потом я.
ШАМАНОВ. Черт подери! (Делает два–три шага наверх. С досадой и иронией.) Руку, мадам, здесь такая шаткая лестница. (Берет Кашкину под руку.) Прошу вас. Наплюем на предрассудки, раз уж вы без этого никак не можете.
ХОРОШИХ (Дергачеву). Ну? Может, вы теперь ее и пить не будете?
Дергачев, грозно насупившись, сидит
