Командировка в западню - Ирина Коблова

Засушенный федеральный чиновник слегка кивнул, как будто одобряя его слова, и адресовал мне мимолетный взгляд.

– Сама по себе ваша задача не кажется мне сверхсложной, – продолжил Рунге. – Проблема в другом: выжить на сегодняшней Долгой Земле, не являясь долгианцем. По сравнению с нами вы слишком уязвимы. Необходимые прививки вам поставят, мы оказали посильную помощь в разработке вакцин, но что касается остального риска – не знаю, что и сказать. Вы там будете, как стеклянный человечек, перебегающий через запруженную машинами дорогу в час пик.

Жутенькое сравнение. Я окончательно уверился, что я туда не хочу. Нет, категорически не хочу, но кого бы интересовало мое мнение?

Аномально-пространственная клетка, в которой его заперли – или, может, никто не запирал, а он сам по какой-то нелепой случайности сюда провалился и не способен выбраться? – была невелика. Площадью она не превосходила знаменитый Фейри-парк в Атланте. Только из Фейри-парка, где все запрограммировано, сертифицировано и контролируется обслуживающим персоналом, можно уйти, когда надоест, а отсюда – и не надейся.

Кустарник с вечно мокрой черной корой и блеклой листвой страдал хроническим недостатком хлорофилла. Листвы было негусто, как будто здесь уже наступила осень. На стволах и ветках пушились, словно одуванчики, белые островки плесени. Из слякотной почвы выглядывали грибы с бледно-сизыми коническими шляпками. Если наступить, они расползались, как пастила, и липли к подошве пахучей вязкой массой.

В этих зарослях было несколько небольших водоемов, выделявшихся среди тусклой сероватой хмари ртутным блеском. Словно там не вода, а холодное расплавленное серебро. В чем фокус, он так и не понял: возможно, микроорганизмы какие-нибудь или сплошной слой крохотных серебрящихся водорослей. Совать руки в эту завлекательно сверкающую жидкость охоты не было. Там вовсю кипела жизнь, кишмя кишели мельчайшие обитатели – то ли рачки, то ли водяные блохи. Он решил, что пить эту дрянь ни за что не станет, только кишечной инфекции с коликами и поносом ему сейчас не хватало. Между тем запас питьевой воды в домике был не особо велик, и все шло к тому, что через некоторое время ему придется в этом царстве сырости мучиться от жажды.

После вакцинации я несколько дней провалялся в больнице. Гадость эти долгианские микробы, и токсичные продукты их жизнедеятельности гадость, и прививки та еще гадость… Не вслух. Позволять себе эмоциональные высказывания резко выраженного негативного характера – проявление некорректности, чреватое приглашением на беседу в КК.

Люди не ангелы, все высказываются, а еще все сливают друг на друга в Каку, и там эти данные сопоставляют с поступившими ранее, сортируют, анализируют, делают выводы… Тебя могут всю жизнь не трогать, хоть вконец изойди на ругань – особенно если ты простой работяга, или охранник, или футболист, и при этом не конфликтуешь с начальством, не наступил на мозоль никому из больших людей. Но я-то менеджер среднего звена, один из тех разумных двуногих модулей, из которых слеплено ядро Золотой Федерации. К нам требования строже, и вдобавок я уже подвергался шан… Тьфу, нетерпимая негативная формулировка чуть не вырвалась.

Ничего такого не бормотать себе под нос, сохранять на лице лучезарность. За мной, безусловно, наблюдают. Взаимное наблюдение – залог психосоциальной стабильности нашего общества.

Итак, после вакцинации мое самочувствие было далеко от идеала, и хотелось сбежать от всего на свете в виртуальные сказочные дали, но вместо этого я добросовестно изучал материалы, предоставленные «беглецами совести». Тоже в своем роде сказка. Будь это очередная сетевая игрушка, рвался бы всей душой в этот «чертов омут», как выразился Альфред Рунге, но раз там все всерьез – кто-нибудь, не пустите меня туда!

Как же, не пустят… Еще и пинка дадут для ускорения, заодно с напутствием «без контракта не возвращайся».

Если не будет древесины с Долгой Земли, экономику Золотой Федерации ожидают нешуточные трудности. Разорится не только наша фирма, вперед всех выцыганившая правительственный заказ на эти злополучные поставки – реакция пойдет по цепочке, последствия так или иначе затронут многих. Запасной вариант: импорт из Дальнего Космоса. Дороговизна, кризисные ситуации на предприятиях, повышение стоимости потребительской корзины… Все это изложил Келсен, навестивший меня за день до выписки. В довершение он ворчливо-доверительным тоном посоветовал:

– Главное, Диплодис, не паникуйте раньше времени, не съедят вас там.

Гм, вот это спорное заверение. Там же все друг друга жрут, с чего он взял, что для командированного с Земли менеджера сделают исключение?

– Что за чушь, не все, – строго возразил федеральный чиновник, когда я в корректной форме высказал это соображение вслух. – Люди, живущие на Долгой Земле, не каннибалы.

– Кроме людей там еще кесу, они же хищницы, им лишь бы мясо, «беглецы совести» так и написали в своих материалах. И новые разумные виды, которые непонятно кем питаются.

– Послушайте, Диплодис, во-первых, представительницы народа кесу входят в Совет Согласия, поэтому будьте корректны и воздержитесь от нетерпимых расистских высказываний в их адрес. Во-вторых, все не так страшно, рядом с вами будет консультант и телохранитель в одном лице. Леди Чармела Шарто находится в лучшем положении, чем остальные эмигранты, преследования со стороны властей ей не грозят, и она уже согласилась сопровождать вас. Рунге утверждает, что она умелая магичка, так что бояться вам нечего. Кроме тех неприятностей, которых не миновать, если не привезете подписанный контракт.

Завуалированная угроза. Уже наученный горьким опытом, я ответил корректно: сделаю все, что будет в моих силах.

Домик, в котором ютился пленник аномалии, был под стать окружающему пейзажу. Те, кто его построил, то ли занимались этим первый раз в жизни, то ли сильно торопились, а стройматериалы добывали на помойке. На одной из свалок, которые находятся во внешнем мире, за пределами локалии… И в течение энного времени кто-то здесь жил, а потом исчез. Нынешний обитатель домика обнаружил немало следов его недавнего присутствия.

Две смежных комнатушки, кладовка и кухня. Комнаты оклеены светлыми обоями с линялым геометрическим рисунком. Запятнанные обои местами отстали от стен и вздулись пузырями.

На халтурно побеленном потолке распластались перекидники – плоские, как носовые платки, повторяющие цвет и фактуру фоновой поверхности. Эти твари, с их мимикрией, по крайней мере в глаза не бросаются – хотя, если перекидник оттуда свалится и начнет трепыхаться на полу, а потом с бумажным шуршанием полезет по стенке обратно, это действует на нервы. Зато волосатые пауки по углам и всякая летучая-ползучая дрянь, на которую те охотятся, удручают дальше некуда. Поэтому на потолок лучше лишний раз не смотреть.

Облезлый коричневый пол ухмыляется во все щели. В подполе однозначно ничего хорошего: смутно белеют складки и холмики мохнатой плесени, словно там, в душных таинственных потемках, лежбище громадного зверя, которого толком не разглядеть. Или, может, целая колония таких зверей, погруженных в спячку. И несет оттуда, как из мусоропровода, целый год не чищеного. Квадратную крышку подпола он в первый же день не только закрыл на щеколду, но еще придавил сверху фанерным ящиком с плотницкими инструментами. На всякий случай.

В кладовке нашлись овощные консервы, тушенка и сгущенка, несколько бутылок красного вина, завернутые в полиэтилен пачки галет. На кухне стояли канистры с питьевой водой. На подоконнике валялась ценнейшая вещь – замызганный консервный нож, а снаружи, за окном, громоздилась внушительная куча пустых банок: видимо, его предшественник прожил здесь довольно долго.

Мебели было раз, два и обчелся. Тронутая ржавчиной кровать с панцирной сеткой, заваленная ворохом несвежих одеял, под которыми обнаружился засаленный полосатый матрас, рваная простыня и ощетинившаяся перьями подушка в истрепанной наволочке, вначале внушала ему непреодолимое омерзение. На вторые сутки он пересилил брезгливость и устроился в этом грязном гнезде на ночлег, так как больше спать было негде.

Показывая Чармеле Атланту, я чувствовал себя так, словно кто-то всемогущий взял ножницы, вырезал меня из одной картинки в журнале и наклеил на другую.

Это был все тот же город, который я с детства привык считать самым лучшим на свете местом. Днем и ночью над ним пылал все тот же неоновый слоган, господствующий над остальной световой рекламой – артериально-красный, ультрамариновый, празднично-оранжевый, изумрудный, льдисто-фиолетовый, словно сияние сверхновой, а потом снова алый, как свежая кровь.

Цвет меняется, смысл остается неизменным, раз за разом отпечатываясь на миллионах сетчаток и неощутимо проникая в глубь мозга, поскольку это знакомое каждому изречение определяет самую суть нашей жизни – я так и объяснил Чармеле, когда она поинтересовалась.