Махатма Ганди - Кристина Жордис

Торговцы-баниане придерживались джайнистской[20] доктрины ненасилия. Совершенно точно, что она наложила большой отпечаток на Ганди. Как подчеркивает Неру, он «частично следовал концепциям, которыми проникся в молодые годы, проведенные в Гуджарате… Ганди придерживался эклектического взгляда на развитие индийской мысли и истории. Он думал, что ненасилие — глубинный принцип этого развития… Не ставя под вопрос заслуги ненасилия на нынешнем этапе человеческого существования, можно сказать, что такие представления были со стороны Ганди историческим предрассудком»[21]. Таким образом, согласно Неру, ненасилие не было доминирующей идеей в индийской философии на протяжении ее развития, а относилось к джайнизму, утвердившемуся в Гуджарате и повлиявшему на Ганди в юности (индусские националисты-фундаменталисты, на которых не подействует харизма Ганди, ссылались на иное прошлое — воинственное, когда предки индусов отличались своей мужественностью в боях с применением силы).

«Монахи-джайны часто навещали моего отца и даже делали крюк, чтобы сесть за стол вместе с нами…» (Но его отец принимал и друзей-мусульман и парсов[22], которые говорили ему о своей религии. Он выслушивал их с уважением, и юный Ганди также имел возможность присутствовать при этих разговорах, что привило ему, как он говорил, широкую религиозную терпимость.) Как бы то ни было, ненасилие было принципом, присущим Ганди с самого рождения. Наряду с этой ценностью величайшей важности в традиционных торговых кругах проповедовали честность, экономность, неподкупность. От торгового прошлого своей семьи у Ганди сохранилась привычка держать свои счета в порядке и откладывать деньги, стараясь «сокращать расходы, умело руководя комитетами, неустанно гоняясь за пожертвованиями»; короче, качества, которые, согласно Оруэллу, говорят о том, что «его предки были крепкими деловыми людьми среднего класса»[23]. Здравомыслие, реализм, практический склад ума. Борясь с империей, он естественным образом обнаружил нерв войны: вопрос о торговле, и в 1920 году начал бойкот английской продукции, который должен был выбить из седла британскую администрацию.

Но, как пишет Ганди в автобиографии, «на протяжении трех поколений, начиная с моего деда, наша семья поставляла нескольким штатам премьер-министров…», государственных советников, принципиальных людей, которые умели идти на риск и «гусарствовать». Ганди восхищался также честностью и дерзостью своего отца Карамчанда: неподкупный, беспристрастный, верный государству (он даже бросил вызов одному британскому агенту, который оскорбил его начальника). Кроме того, он был храбрым и щедрым, человеком клана, преданным своей семье. Малограмотный и необразованный, он полагался на свой обширный опыт в знании людей и дел. «Он не получил никакого образования, а лишь приобрел большой практический опыт; в лучшем случае он доучился до пятого класса гуджаратской школы. Об истории и географии отец не имел никакого понятия»[24]. Слабое место: он был импульсивным, вспыльчивым и, что хуже всего с точки зрения Ганди, «возможно, склонен к плотским утехам», о чем как будто говорил тот факт, что он женился четыре раза, и в четвертый раз, «когда ему было уже за сорок», на молодой женщине на 20 лет моложе его.

От Путлибай у него были три сына (Мохандас — самый младший) и одна дочь. Ганди разделяли с отцом полстолетия — расстояние в годы, которое побуждало в большей степени к почтительности, чем к задушевному общению.

Упрек по поводу сексуальной ненасытности отца, который содержится в автобиографии, несомненно, усугублялся еще более серьезным проступком (Ганди об этом никогда не забудет): по настоянию стареющего отца семья решила женить Мохандаса.

Ему тогда было всего тринадцать. Действовали из соображений экономии: его старший брат собирался жениться, как и двоюродный брат, постарше его, так лучше провести сразу три церемонии за одни и те же деньги. «В семье считали, что лучше одним разом покончить со всеми этими заботами. Меньше расходов, больше блеска», но очень может быть, что отец хотел отпраздновать свадьбу, пока смерть не призвала его к себе.

Однако праздник был испорчен, поскольку во время переезда из Раджкота (куда переселились Ганди) в Порбандар (там должна была состояться свадьба) отец упал и расшибся. Это почти роковое несчастье имело важные последствия для жизни его сына: «Мой отец держался молодцом, несмотря на свои раны, и высидел всю свадебную церемонию… Тогда я был далек от мысли, что однажды буду сурово корить его за то, что он женил меня так рано»[25].

Вернувшись домой, Мохандас разрывался между своей женой-ребенком, школой, куда продолжал ходить, и заботами об отце. Он с усердием и любовью принял на себя материнские обязанности сиделки, которые исполнял все последние годы жизни Карамчанда (впоследствии эта роль станет страстью его жизни: он будет ухаживать за всей Индией, за неприкасаемыми, прокаженными, голодными). Он уже постоянно служил другому, разрываясь, терзаясь, думая о жене, когда находился при отце, и об отце, когда был с женой. В результате он забросил учебу и остался на второй год.

О школе он говорит мало, уточняя, что был «посредственным учеником», удивляясь призам и стипендиям, которые ему выдавали, довольно пассивным, пока речь не заходила о его моральных качествах. Тогда он доводил дело до крайности. «Я ревниво следил за своим поведением. От малейшей неприятности у меня слезы наворачивались на глаза. Если я заслуживал — или учителю казалось, что заслуживал, — нагоняй, мне это было нестерпимо»[26].

Поэтому в тот день, когда его заподозрили во лжи, он испытал невыносимое чувство стыда. Была суббота, он опоздал в школу. Стояла пасмурная погода: «Я ухаживал за отцом, часов у меня не было, облачное небо ввело меня в заблуждение. Когда я пришел, все остальные уже ушли». Мохандас, которому нравилось ухаживать за больным отцом и лечить его, к тому же он к этому привык, не стал придумывать оправданий и сказал правду. Учитель не поверил ему и наказал. Тогда юный Ганди заплакал от горя. Из этого он извлек ясный урок: «Правду надо говорить с осторожностью». (Впоследствии он добился, чтобы его освободили от посещения уроков этого учителя, чтобы ухаживать за отцом.)

Оставаться безупречным — такова была его самая большая эмоциональная потребность. Из-за такой нравственной установки он даже однажды не последовал совету учителя, который, желая помочь ему во время контрольной, поощрял его к совершению бесчестного поступка, то есть к списыванию у соседа. Ганди упоминает об ошеломлении учителя. В этом конкретном случае его совесть, хотя еще нетвердая, все же возобладала над высшим авторитетом.