Музейный экспонат - Александр Скрягин

— А почему вы считаете, что мне обязательно придется вас допрашивать? — спросил Стас.

— Потому, что это именно я, несчастная, вчера дежурила… — ответила женщина.

Стас ищуще посмотрел по сторонам. Его спутница сделала приглашающий жест в сторону низкого полированного столика. На столике лежал альбом в красной бархатной обложке с белой табличкой. На ней было выведено тушью: «Книга отзывов». Они сели за столик друг против друга.

— Ирина Викторовна Полякова, младший научный сотрудник, — представилась женщина.

Она неожиданно сменила манеру поведения и теперь старалась быть мягкой и обаятельной. Но это у нее не очень-то получалось. Женщины — прекрасные актрисы, но Ирину Викторовну подводили глаза. Все-таки в глубине они оставались злыми.

«А может быть, я просто не могу забыть тот ее взгляд, полный такой явной враждебности?» — подумал Стас.

Он назвал себя и спросил: — Скажите, Ирина Викторовна, до того, как Рог был выставлен в витрине, он хранился у вас в запаснике?

— Нет, — покусывая губы, ответила Полякова. — Я отвечаю за хранение всей коллекции экспонатов декоративноприкладного искусства, кроме изделий из драгоценных металлов. Они, по инструкции, находятся в сейфе у главного хранителя. За хранение экспонатов из драгметаллов отвечает лично он.

— Ясно, — кивнул Стас. — Вчера вы были дежурным научным сотрудником, значит, именно вы закрывали залы музея и включали сигнализацию, так?

— Я, — опустила голову Полякова. — Между шестью и половиной седьмого мы вместе с дежурным смотрителем обошли все залы и сверили по книге осмотра экспозиции наличие экспонатов… Все было в порядке. И Рог находился на месте.

— А кто кроме вас видел в это время экспонат?

— Ну, во-первых, Доманская, смотритель зала, она в этот день дежурила, потом, как раз когда мы заканчивали обход экспозиции, а второй зал, где стоял Рог, мы осматривали последним, ко мне подходили сотрудники нашего отдела, спрашивали, поеду ли я в выходной в лес за грибами. Смотрительницы первого и второго залов стояли рядом. Все они видели Рог, — пожала плечами Ирина Викторовна, и золотые ятаганы в ее маленьких ушах растерянно закачались. — Вы можете спросить у них самих.

— А потом?

— Потом все они ушли. Буквально через две-три минуты мы с Доманской закончили осмотр экспонатов, и Аделаида Игоревна попросила меня отпустить ее, потому что на семь часов у нее был талончик к участковому врачу, и она тоже ушла…

— Простите, кто ушел? — переспросил Стас.

— Аделаида Игоревна Доманская, смотритель зала, которая вместе со мной дежурила в этот день.

— А вы?

— А я осталась ждать, когда из музея выйдут те, кто еще оставался…

— А кто еще оставался? — чувствуя, что выходит на что-то важное, спросил Стас.

Ирина Викторовна как будто внутренне подобралась.

— Директор и главный хранитель — Белобоков Самсон Сергеевич… — после чуть заметного колебания ответила Полякова. — Они оставались в кабинете у директора. В этот день директор улетал в командировку в Москву, ну и передавал Белобокову, Самсону Сергеевичу, дела.

— И все? — быстро спросил Стас.

— Все, — грозно тряхнула ятаганами Ирина Викторовна.

Кое-что как будто начало вырисовываться.

— Ирина Викторовна, а где вы находились после окончания осмотра экспозиции? — стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно безразличней, спросил Стас.

— Там, где вы меня встретили. На площадке второго этажа.

— Значит, последний раз вы видели Рог около половины седьмого, и после этого вы лично не видели: на месте он или нет?

— Не видела, — чуть слышно сказала Полякова.

«Ну вот, — отметил про себя Стас, — еще раз подтверждается старое следственное правило: если в документе все временные куски слишком гладко прилегают друг к другу, это почти всегда не соответствует истине. Видимо, мы инстинктивно стремимся упростить ситуацию и представить картину событий максимально ясной, а в жизни так не бывает, и между идеально совпадающими кусками времени всегда есть люфт…

В данном случае примерно полчаса. Между тем моментом, когда Рог с достоверностью видели в витрине второго зала, и тем моментом, когда была включена сигнализация, и похитить его из витрины стало уже невозможно. В это время, видимо, и была совершена кража. Тогда все сразу становится понятным. Экспонат унесла сквозь сигнальную систему не сверхъестественная сила. Музей, скорее всего, ушел под защиту охранной сигнализации, когда Рога в витрине уже не было…»

— А во сколько вы закрыли музей?

— Около семи вышел директор, а где-то через минуту-другую, Белобоков. Когда они вышли, я закрыла двери, спустилась вниз и включила сигнализацию. Потом позвонила на пульт в милицию и спросила, включилась ли она. Мне ответили, что все нормально. Вот и все. Я закрыла дверь черного хода и ушла.

— А ключ от двери черного хода?

— Ключ от двери черного хода дежурный сотрудник уносит с собой. А утром на следующий день открывает музей.

— У ключа есть дубликаты?

— Да, есть еще два ключа: у директора и главного хранителя.

— Так… — протянул Стас и на всякий случай спросил: — А они не ждали вас внизу?

— Нет, — поправляя волосы, ответила Полякова. — Белобокое всегда провожал директора, когда тот уезжал куда-нибудь. И в этот раз они вместе уехали на вокзал. Когда я спустилась, их уже не было.

Ирина Викторовна замолчала и смотрела куда-то в сторону.

Стас размышлял над услышанным.

Итак, похититель — не посторонний человек. Он — работник музея. Тот, кто находился в нем в рамках временного люфта, то есть примерно между восемнадцатью тридцатью, когда Рог еще лежал в витрине, и девятнадцатью часами, когда включили охранную сигнализацию.

Размышляя, Стас открыл книгу отзывов, автоматически заскользил взглядом по строкам и сразу же споткнулся о запись, сделанную ярким красным фломастером: «Благодарим сотрудников музея за доставленную радость общения с прекрасным. Нам очень понравилась экскурсия, которую провела по его залам экскурсовод Л. Петроченко. Больше всех экспонатов нам понравился Золотой Рог, который все мы уже видели на календарях, продающихся в «Союзпечати». В жизни он такой же красивый, как на фотографии. Большое спасибо!!! — учащиеся 8 класса средней школы № 55». Под записью стояло вчерашнее число. Оно было трижды подчеркнуто.

— Товарищ следователь, у вас есть еще какие-нибудь вопросы или я могу быть свободна? — неожиданно официальным тоном прервала Ирина Викторовна его размышления.

Стас почувствовал себя как в танце, в котором партнерша хочет взять на себя роль того, кто ведет. Не очень приятное ощущение.

«Характер!» — внутренне усмехнулся Стас.

Горячие глаза Ирины Викторовны недобро заблестели.

«Боже мой, да отчего же младший научный сотрудник Полякова так не любит следователя, а? — спросил себя капитан Алексин. — Такой взгляд, пожалуй, одним характером не объяснишь».

3. Кто-то из троих…

Кабинет главного хранителя представлял собой небольшую часть музейного зала, отделенную выкрашенной в белый цвет фанерной загородкой. Все пространство его стен занимали различного размера пестрые холсты без рам. Привычных табличек с названиями на картинах не было. Вместо них с боков торчали белые, похожие на аптечные, ярлычки. На них ярко-лиловые цифры и буквы — шифр, по которому в специальной картотеке можно найти соответствующую данной картине карточку с названием, именем автора, указанием года создания и состояния сохранности.

На письменном столе, за которым сидел главный хранитель, как раз стояло несколько деревянных каталожных ящичков, какие бывают в библиотеках. Кабинет освещала настольная лампа с оранжевым абажуром.

— Я знал, знал, что с этим Рогом что-нибудь случится! — проговорил Самсон Сергеевич Белобокое и прикрыл лицо ладонью. — Все просто ужасно! Ужасно! Никогда в музее не случалось ничего подобного! Никогда! И вот на тебе, на тебе! — шептал он. — И как нарочно, накануне защиты! Ну, как нарочно!..

На вид Белобокову можно было дать любой возраст между тридцатью и сорока годами. Он уже заметно начал лысеть. Лицо у него было круглое, полноватое, с правильными чертами, но какое-то слишком бледное и вялое. Даже цвет губ не отличался у него от цвета лица. Наверное, чтобы как-то компенсировать эту цветовую невыразительность, он носил очки с розоватыми стеклами.

Рука, которой он закрывал лицо, была будто слегка опухшая. На нем была пестренькая рубашка в мелкую красно-синюю клетку и хорошо завязанный темно-синий галстук. На спинке его стула висел серебристо-серый бархатный пиджак.

— Я говорил, говорил директору: к чему спешить? Установят сигнализацию и тогда — пожалуйста! — пусть все любуются на этот треклятый Рог! Сколько угодно! Но он просил! Он даже настаивал, да! Рог стал символом музея, и посетители должны его видеть!.. Конечно, ему можно спешить! Ведь за хранение экспонатов отвечаю своей головой в первую очередь я, я! Не он!..