Повесть о фронтовом детстве - Феликс Михайлович Семяновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот и старшина проснулся, – послышался из кухни голос дяди Васи. – Поспал бы еще. Не к спеху нынче.
– Хватит с меня. А тебе, Фёдор, боевое задание.
Вот что значит разведчик! Сразу и боевое задание получу.
– Займемся с тобой утренним туалетом. Бери кружку.
Пётр Иваныч снял гимнастерку, закатал рукава рубахи. Его руки были исцарапаны по самые локти. Ладони жесткие, пальцы в заусенцах. Ведро, полное воды, он взял одной рукой так легко, будто оно пустое. Я бы и двумя руками не поднял.
Мы вышли на улицу. На дворе было много синих луж. Вода в них рябилась от ветра. Пётр Иваныч остановился у забора, где посуше. Поеживаясь от утреннего холода, я стал рядом. Он широко расставил ноги, наклонился, подставил под кружку руки:
– Лей… Хороша водичка. А ну-ка еще! Побольше, побольше!
Ему нравилось умываться. Он так намылил лицо, что оно стало совсем белым, растирал его, снова и снова целыми пригоршнями обливал студеной водой. Больше полуведра пришлось вычерпать. Наконец он выпрямился, вытерся жестким полотенцем. Лицо его раскраснелось, от него пошел пар.
– Теперь полный порядок. Становись, твой черед.
Я снял курточку, так же, как и он, засучил рукава рубашки и подставил руки под кружку. Острая вода обожгла кожу. Но я старался умываться так же, как Пётр Иваныч, и так же громко фыркал.
Когда мы вернулись в дом, дядя Вася уже накрывал на стол. Он поставил на стол чугун с картошкой, из которого поднимался вкусный пар, две тарелки, полные селедки. Разведчики умылись и усаживались вокруг стола. Я сосчитал: всего их без меня и дяди Васи было тринадцать. Пётр Иваныч сел последним посредине. Ему там место оставили.
Здесь всё было не так, как у Третьяка. У того сначала молились, а потом садились за стол. И за столом было тихо. Я все время боялся что-нибудь не так сделать и никогда не наедался. А разведчики весело переговаривались:
– К такой картошке да грамм триста!.. А то сухая ложка рот дерет, – сказал один.
– Вот маманя моя на картошку мастерица. На стол поставит с дымком, с парком, не хочешь, а съешь, – рассказывал другой.
Разведчики звали его Яшкой, он был самый молодой, говорил и смеялся громче всех, сильно напирал на букву «о». У Яшки лицо круглое, как мяч. Если бы я и захотел, никогда бы не смог так щеки надуть. И губы у него были толстые, смешные.
Я стоял у двери и не решался подойти к столу. Может, мне еще нельзя садиться? Пётр Иваныч удивленно оглянулся на меня:
– Ты чего стоишь? Садись быстрее, а то не достанется. Харч – главное дело в солдатской жизни. Здесь не теряйся.
Он хлопнул ладонью по лавке рядом с собой. Разведчики подвинулись, и я торопливо сел.
– Приступай смелее. И голову не втягивай. Ну-ка, выпрямись!
Я не нарочно втягивал. Привык так у Третьяка.
Разведчики натыка́ли картошку на финки и счищали кожуру. Дядя Вася сел рядом со мной, достал ножом картошку, очистил:
– Держи. Бери хлеб, селедку.
Картошка была рассыпчатая, с вкусным запахом. Я старался есть медленно, как в гостях, брать поменьше, чтобы не обгонять разведчиков, но ничего не мог с собой поделать, ел много и быстро, откусывал хлеб большими кусками и виновато поглядывал на Петра Иваныча. Он улыбался мне спокойной улыбкой. Дядя Вася разлил по кружкам крепкий чай. Пётр Иваныч пил, довольно причмокивая.
– Спасибо, Егорыч, – поблагодарил он дядю Васю.
Пётр Иваныч встал и посмотрел на разведчиков. Те замолчали.
– Почистить оружие, привести в порядок мешки, уложить всё! – проговорил он строго и вышел из-за стола.
Я поднялся за ним вместе с разведчиками. Я так наелся, что меня даже покачивало с непривычки.
Автомат – хорошая штука
В это время к дому подъехала машина. Открылись двери, простучали тяжелые шаги, и два бойца внесли обитый железом ящик с большими буквами и цифрами на крышке. Один из бойцов протянул Петру Иванычу бумагу:
– Дёмушкин, прими и распишись.
Я удивленно посмотрел на Петра Иваныча. Это его фамилия? Она мягкая, пушистая, какая-то маленькая. А он такой строгий, большой.
– Егорыч! Давай топор! – крикнул он в кухню.
Он отодрал крышку. В комнате густо запахло ружейным маслом. В ящике жирно блестели черные автоматы и диски.
– Подходи! – скомандовал Пётр Иваныч. – Как, Витёк, не передумал? – спросил он одного из разведчиков.
– Нет, менять не буду. Сроднился со своим. Пусть еще послужит.
– Дело хозяйское.
Я уже приметил этого разведчика. Он мне особенно понравился. Видать, Пётр Иваныч его любил. Вон как называл – Витёк. Если не любят, так звать не будут. И такой Витя аккуратный. Ремень затянул, под ним ни одной складочки. Прямые белые, как солома, волосы зачесаны назад. Умные глаза смотрят внимательно и спокойно. Когда взрослый умный – сразу разберешься.
Почему он не захотел обменять свой автомат на новый? Новая вещь всегда лучше старой. Витин автомат ничем не отличался от автоматов других разведчиков: чернота во многих местах облезла, на дереве приклада были царапины. А эти в ящике – такие красивые!
Витя стал разбирать автомат. Его руки двигались легко. Я даже не успел понять, как это у него так ловко получалось, а уже все части были аккуратно разложены на плащ-палатке.
– Что, понравилось? – спросил он веселым голосом.
– Да.
Он шомполом стал чистить ствол.
– А мне можно почистить? – попросил я.
– Почему же нельзя?
Витя оторвал кусок от своей тряпочки и протянул мне вместе с затвором. Я старательно тер его белую сталь, хотя на ней не было ни одного пятнышка. Мы с Витей вычистили весь автомат, собрали его.
Разведчики густо смазали старые автоматы, сложили в ящик. Пётр Иваныч и дядя Вася забили крышку, и два бойца унесли его.
Разведчики занялись новыми автоматами, оттирали их от смазки.
– Пристрелять бы, пока время есть, – озабоченно сказал Пётр Иваныч. – А то в чужого прицелишься – в своего попадешь.
– Тут овражек недалеко – подходящий для такого дела, – посоветовал дядя Вася.
– Порядок. Приготовь, Егорыч, упоры. И щиты нужны.
Дядя Вася нашел в доме большой кусок фанеры, разрубил его надвое, подстрогал края, приделал по две стойки, туго набил сеном два вещевых мешка. Пётр Иваныч на каждом щите начертил и зачернил прямоугольник.
– Всем каналы стволов протереть досуха! – приказал он разведчикам.
В овраге Пётр Иваныч попросил Витю:
– Отмерь пятьдесят метров.
Тот пошел к краю, считая шаги. За ним дядя Вася понес щиты. Витя остановился, воткнул стойки в мокрую землю.
– Приводить к нормальному бою буду я и Витёк, – сказал Пётр Иваныч.
Он свободно лег на плащ-палатку, широко раскинул ноги и обхватил руками автомат. Глаза его стали холодными, возле рта появились жесткие морщинки. Витя расправил складки гимнастерки под ремнем, лег на другую плащ-палатку. Спокойно и недолго целясь, они сделали по четыре выстрела
