Каторга (СИ) - Кошелев Вадим Викторович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Городок Тилсбери раскинулся в сейсмически устойчивой зоне этой планеты и служил резиденцией герцога Зейского. Кроме того, он славился своими целебными источниками, благодаря чему стал паломничеством всякого рода больных, предпочитающих лазерному скальпелю хирурга лечение чудодейственными водами.
Именно этот город выбрал в качестве безмятежного пристанища космический бродяга Вильям Бартон, однажды осознавший, что к пятидесяти семи годам уже полностью удовлетворил некогда томившую его жажду приключений, и настало время заняться серьезно пошатнувшимся здоровьем, подлечить застаревшие раны.
Так случилась, что жизнь солдата удачи, прошедшего последнюю Галактическую войну и принимавшего участие в добром десятке локальных конфликтах, принесла некоторые дивиденды, позволившие купить небольшой домик в Тилсбери, разбить сад и копаться в земле, занимаясь разведением цветов.
Бартон прожил почти половину отведенных ему среднестатистических лет и представлял собой еще весьма привлекательного мужчину. Он был высок, крепок и смугл. Из-под седых бровей смотрели спокойные, но пронизывающие глаза, удивительно синие для такого смуглого лица. Бартон по привычке носил короткую армейскую прическу и предпочитал неброские скромные одежды, но на его костюмах всегда лежал некий отпечаток изящества, говоривший о хорошем вкусе. Весь его облик совсем ни вязался с новоиспеченным образом добродушного цветочника Билли, славившегося на всю округу тем, что мог запросто подарить редчайшие, баснословно дорогие орхидеи с планеты Гарпий какой-нибудь невзрачной девчушке, спешащей на выпускной бал.
Скажи кому из бывших сослуживцев, что их боевой товарищ – безжалостный наемник майор Билл Бартон разводит цветы – не поверят. Самому порой верилось с трудом. Но жизнь тем и замечательна, что всегда дает шанс начать все заново, лишь бы воля на то имелась. Всепобеждающая воля, способная заставить переоценить прошлое, осознать его нелепость и, в конце концов, найти новый смысл. Для Бартона он заключался в том, что можно было просто сидеть теплыми летними вечерами в своем саду, источавшим ни с чем не сравнимые ароматы, неспешно покуривать трубку, смотреть на далекие звезды и наслаждаться одиночеством, которое казалось таким упоительным по сравнению с давно надоевшей людской суетой.
Как долго мог разводить цветы отставной майор спецназа – сказать было сложно. Возможно пару – тройку лет, а возможно и до самой смерти, если, конечно, абстрагироваться от прошлой жизни, в которой он уже успел оставить след в виде довольно привлекательной дочки, вздумавшей разыскать своего папу. Причем, разыскать не для того, чтобы расплакаться и пустить слюни на широком плече найденного отца, а для того, чтобы высказать все, что наболело за двадцать шесть лет одинокой жизни человека, никогда не знавшего родительской ласки и поддержки.
– Ничтожество. – Такое емкое обращение услышал однажды в свой адрес копающийся в саду цветочник Билли из уст симпатичной молодой девушки, облаченной в незнакомую форму лейтенанта каких-то вооруженных сил. Услышал и не поверил своим ушам.
– Пардон, мадемуазель? – Бартон от неожиданности заговорил на французском, но потом все же одумался. – Извините, я не понял, что вы сказали.
– Да все ты прекрасно понял, старый похотливый козел. – Девушка скорчила презрительную гримасу и направилась прочь от изгороди, за которой пребывал в некой растерянности ее найденный по ДН коду отец.
Вильям не был тугодумом, но тут немного притормозил, взвешивая свои дальнейшие действия. Одно дело, если бы его оскорбил какой-нибудь больной на голову самоубийца мужского пола. Тогда дело ясное – в лучшем случае свернутая на бок челюсть и поломанные ребра, в худшем – оторванная та самая больная голова. Но тут совсем безобидное создание, при одном взгляде на которое узнаешь довольно знакомые черты. И где же такие черты мог наблюдать старина Бартон? Уп-с! Никак в зеркале? Вильям забыл, когда в последний раз у него так часто стучало сердце. Возможно, что и никогда.
Между тем девушка неспешно удалялась грациозной походкой львицы, только что разорвавшей на куски своего давнего врага. Вильям, наконец, вышел из ступора и в несколько прыжков настиг ее, резко развернув лицом к себе.
– Мисс, вас когда-либо учили хорошим манерам? – Казалось, взгляд Бартона подобно рентгену просвечивал свою собеседницу насквозь.
– Меня некому было учить: мать умерла при родах, а отец оказался мартовским котом. – Девушка попыталась освободиться от неожиданно цепкой хватки настигшего ее жалкого цветочника, но это ей не удалось, что вызвало некое недоумение у лейтенанта подразделения именующего себя «Русские Амазонки», во всяком случае, именно такой вензель красовался на правом плече ее униформы.
– А может, ваш отец просто не знал о том, что у него родилась дочь?
– Очень популярная отговорка. Сунул, вынул и ушел, а то, что от этого дети бывают, как-то запамятовал. Да?
– Извините, мисс! Но на данный момент существует десятки методов, позволяющие женщине избавиться от нежелательной беременности
– А если беременность была желательна? – Негодующий взгляд голубых глаз просто обезоруживал. – Если эта женщина хотела заиметь ребенка от тебя?
– Я не мог ей этого запретить, даже если бы знал о намерении Светланы рожать. – Билл прекрасно помнил свою тогдашнюю подругу, с которой у него был непродолжительный, но довольно бурный роман на Селенге, где Бартон воевал вместе русскими, помогая «освобождать» планету от чужих.
– Пусти меня. – Девушка, наконец, высвободилась из расслабившейся клешни своего на удивление сильного отца и, даже не попрощавшись, направилась прочь, оставляя обескураженного Бартона в одиночестве, которое с этого момента уже не казалось столь упоительным, ибо отставной майор в одночасье потерял душевный покой.
Все последующие дни после роковой встречи цветочник Билли находился в весьма возбужденном состоянии и уже не мог безмятежно сидеть у себя в саду и пялиться на звезды. Он также не мог спать, есть, копаться в земле. Иными словами Вильям впал в глубокую депрессию и не находил из нее выхода, пока однажды не покинул не имевший связи с внешним миром дом, направив свои стопы в близлежащую таверну «У Дикого Циклопа».
Таверна та была выполнена в стиле земных кабаков 17-го века и пользовалась как у местных жителей, так и у отдыхающих весьма широкой популярностью, привлекая непередаваемым старинным колоритом.
Здесь время скакнуло на двенадцать веков назад. Никакого электричества, только свечи и факелы освещали украшенные старинными военными атрибутами бревенчатые стены таверны. Вдоль стен были расставлены широкие дубовые столы, а между ними, под беспрерывный гул голосов, перекликающийся с нытьем волынки, сновали вездесущие жрицы любви.
За широкой барной стойкой возвышался хозяин таверны – здоровенный одноглазый детина по прозвищу Дикий Циклоп, в коем сразу угадывалась родственная душа.
«Веселый Роджер» на предплечье трактирщика дал гостю недвусмысленно определить прежний род занятий его обладателя. Для Циклопа тоже не осталась тайной военная выправка и хваткий взгляд Бартона. Вильям присел напротив, без обиняков продемонстрировавшего татуировку спецподразделения «Саламандры». После чего трактирщик молча достал бутылку рома и две достаточно емкие стопки.
Выпили по одной и, не сговариваясь, принялись набивать трубки, каждый своим табаком. Когда уже пустили первый дым, Бартон, наконец, нарушил молчание, протягивая ладонь для рукопожатия:
– Билл.
– Сэм. – Циклоп тоже расправил свой кулак размером с голову годовалого ребенка.
– Не мог бы ты, дружище Сэм, просветить меня о реальном положении дел на планете и подсказать, откуда взялось подразделение такое, что Русскими Амазонками называется?
– В замок Тилсбери вернулся герцог Чарльз Зейский вместе со своей новой русской женой Барбарой, – пробасил Циклоп, разливая ром по стопкам. – По такому случаю на планете объявлены всякого рода торжества.