Дерзость - Фарид Фазлиахметов

Вечером колонна машин промчалась без остановок через Москву, а ночью мы уже были под Вязьмой. Здесь остановились на два дня. От нас отделили боевые группы, которым предстояло переправиться на ту сторону фронта пешком, а мы, десантники, снова сели в машины и поехали под Юхнов. Здесь несколько суток ждали летной погоды.

И вот 7 сентября наступил ясный, солнечный день. После обеда прибежал в палатку нарочный и сообщил, что сегодня вылет - не расходиться. Командир группы приказал еще раз проверить и почистить оружие, а затем хорошенько отдохнуть. Но поспать не пришлось: вскоре его и меня вызвали в штаб.

- К вылету готовы? - спросил капитан, представитель штаба.

- Так точно, готовы, товарищ капитан! - ответил Иван.

- Читайте, - он подал нам листок бумаги, на котором был отпечатан текст боевого задания.

- Все ясно?

- Так точно!

Пригласив нас к столу, капитан развернул карту и показал район десантирования Потом аккуратно сложил ее и передал сержанту.

- А теперь о том, что не написано в боевом приказе, - продолжил капитан. В своей работе опирайтесь на местных жителей, но будьте осторожны, доверяться можно не всем. После выполнения задания выходите через линию фронта. При благоприятных условиях, наличии боеприпасов можно оставаться до освобождения района нашими войсками. Вылетаете в полночь...

Вернувшись в свою палатку, Иван приказал собрать группу, развернул карту и показал всем место десантирования. На карте четко выделялась лесная поляна. Условились, что будем собираться по трехкратному хлопку в ладоши или трем ударам по дереву.

Ну вот и все. Скоро полетим. Настроение бодрое.

Наконец-то идем на дело. "Неважно, что никто из нас, кроме командира, не нюхал пороха, научимся воевать!" - так думал каждый. Не понимал я тогда, как трудно будет освоить эту науку.

"Запевай, ребята", - подает команду Иван. Запевает Гриша Квасов, голос у него мягкий, бархатистый, знает он множество песен, любит и умеет их петь.

Гриша начинает:

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой...

Ребята подхватывают... Придется ли еще когда-нибудь вот так собраться всем? Неизвестно. Война ведь - не загородная прогулка...

Темной ночью, покачиваясь на ухабах и рытвинах, разбрызгивая сентябрьские ручейки и лужицы, наша полуторка шла по проселку к аэродрому. Фары зашторены, дорога еле видна. Над аэродромом столбы света - это шарят по небу лучи прожекторов. Вот один из них лег на машину, ослепил нас и снова ушел вверх.

Стало немного тревожно.

Машина прошла мимо ангаров и остановилась возле какого-то барака. Рядом штабелями сложены полутонные бомбы. Зашли в помещение. Инструкторы надели на нас парашюты, подогнали и застегнули лямки. Вещевой мешок непривычно лег на грудь. Автомат пришлось повесить на плечо и привязать к лямкам вещмешка. На брезентовом поясе - запасной диск к автомату, фляга, маузер, финка. В карманах куртки - "лимонки". Табак и спички в самом укромном месте - во внутреннем кармане пиджака, там же капсюли-детонаторы для мин и запалы для гранат.

Отяжелевшие от непомерного груза, с трудом переводя дыхание от туго стягивающих лямок, в ожидании посадки на самолет устраиваемся полулежа на штабелях авиабомб.

Поблескивая голубоватым пламенем выхлопных труб, подруливает бомбардировщик ТБ-3. Приказывают погружаться. Вслед за командиром один за другим по шаткому трапу поднимаемся в самолет. Размещаемся кто рядом с кабиной штурмана, кто в проходе. Нас на этом самолете десять человек - остальные десять летят на другой машине.

Большая пробежка, еле уловимый последний толчок - и самолет, оторвавшись от земли, медленно набирает высоту, делает круг над аэродромом и берет курс на запад, на Смоленщину, где над Духовщинским районом нам предстоит выбрасываться с парашютом.

Смотрю в иллюминатор. Картина завораживает. Далеко-далеко внизу то блеснет серебром извилистая речушка, то пронесется случайный костер, то - и не успеешь разглядеть - промелькнет освещенная лунным светом темная деревушка.

На линии фронта вражеские прожекторы нащупывают самолет, трассирующие пули прошивают алюминиевую обшивку. Мы все сосредоточенно молчим. Тяжелая машина, взревев моторами, карабкается вверх, оставляя под собой пышные клубы облаков.

Наконец трассы пуль и разрывы зенитных снарядов остаются позади. Мы за линией фронта. Вскоре подается команда: "Приготовиться!" С трудом разгибая затекшие ноги, стуча зубами от холода, я вслед за Гришей Квасовым протискиваюсь к левому бомболюку. Створки его открыты. Через этот люк нам прыгать. Разговаривать не хочется. Проходит еще несколько минут ожидания. Каждый в это время, наверное, как и я, с тревогой думает о том, что же его ждет впереди. А позади - позади только начало жизни.

Уходя в армию, я знал, на что иду: придется летать, прыгать с парашютом, переходить линию фронта пешком, выполнять опасные и сложные задания в тылу противника. Но одно дело - знать, на что идешь, и совсем другое - когда эта служба становится реальностью, твоей судьбой, начиная с того момента, как ты надел парашют и поднялся в самолет.

"Сумею ли вынести все, что ляжет на мои плечи, оправдаю ли звание комсомольца?" - вот о чем думал я в последнюю минуту перед прыжком. Думал и о том, раскроется ли парашют, как произойдет приземление? Ведь это не учебный прыжок над своим аэродромом - там, внизу, враг.

В районе выброски облака рассеялись. Самолет сбавил скорость и начал снижаться. Звучит команда:

- Пошел!

Вслед за Квасовым бросаюсь вниз. Рывок - и наступила необычная тишина, стало почему-то теплее. В правой руке с силой зажатое вытяжное кольцо. Не успел еще разглядеть ни одного парашюта своих товарищей, как меня вместе с подвесной системой начало крутить то в одну, то в другую сторону. Едва успел остановить вращение, свести ноги и согнуть их в коленях, как оказался на земле.

Пытаюсь отстегнуть лямки парашюта, ничего не получается: кисти рук окоченели. С лихорадочной поспешностью, с помощью финки, отрезал лямки, вырыл ямку, спрятал парашют, замаскировал его травой, опавшими листьями. Закинув вещевой мешок за спину, беру на изготовку автомат и подаю условный сигнал три удара по ложе автомата, через короткий интервал еще три, и так несколько раз. Прислушиваюсь - никто не отвечает. Снова и снова подаю сигнал, но ответа все нет и нет. "Где же ребята? - с тревогой думаю я. - Прыгнули недружно или сильно разбросало?" В душу начала закрадываться тревога. Всю ночь я искал своих товарищей, изредка подавал условные сигналы, но так никого и не встретил.

Стало светать. Двигаться полем в это время опасно, да и надежда, что встречусь с товарищами, удерживает на месте. Решил притаиться в кустарнике. Теперь все мои мысли об одном: заметили фашисты десант или нет? Если заметили, будут искать.