Детский психоанализ - Мелани Кляйн

Если мы применяем такую технику, то довольно быстро убеждаемся, что дети проявляют не меньше ассоциативности в различных вариациях своих игр, чем взрослые в отдельных фрагментах своих снов. Детали игры отчетливо указывают путь внимательному наблюдателю, и время от времени, ребенок в открытую высказывает все то, чему можно смело приписать те же значимость и наглядность, что присущи ассоциациям взрослых.

Помимо архаичного метода репрезентаций ребенок использует также и другие примитивные механизмы, в частности, он подменяет слова движениями (подлинными предшественниками мыслей). У детей действие играет роль первого плана.

В «Истории инфантильного невроза»[8] Фрейд высказал следующую мысль: «Фактически, психоанализ, проведенный с невротизированным ребенком, на первый взгляд может показаться гораздо более убедительным, но в то же время он не может быть столь же богат материалом: необходимо предоставить ребенку слишком много своих слов и мыслей, а более глубокие слои при этом могут так и остаться невскрытыми и непроницаемыми для сознания».

Если же мы будем применять к ребенку один в один ту же самую технику, что используется для анализа взрослых, нам, конечно же, не удастся проникнуть в самые глубокие слои их психической жизни. Тогда как, именно эти слои особенно значимы с точки зрения ценности и успеха всего анализа в целом. Тем не менее, если отдавать себе отчет в психологических отличиях ребенка от взрослого и удерживать в памяти мысль, что у детей бессознательное находится в коротком доступе для сознания, а также, что самые примитивные тенденции сообщаются у них напрямую с наиболее сложными известными нам новообразованиями, такими, как, например, Супер-Эго; иначе говоря, если мы отчетливо распознаем способ самовыражения у ребенка, все эти сомнительные моменты, все эти неблагоприятные факторы просто-напросто растворяются. Мы утверждаем, что в действительности, во всем, что касается глубины проникновения психоанализа, с детьми можно достичь того же уровня, что и со взрослыми пациентами. Более того, детский психоанализ позволяет нам вернуться к первичным восприятиям и фиксациям, которые в анализе взрослых могут быть только реконструированы, тогда как у ребенка они репрезентуются непосредственно. Возьмем в качестве примера случай Руфь, в младенческом возрасте какое-то время она страдала от голода, так как у ее матери не хватало молока. В возрасте четырех лет и трех месяцев, когда она играла у меня возле раковины, девочка назвала кран с водой краном с молоком. Она заявила, что молоко попадает прямо в рот (отверстие сливной трубы), но течет оно слишком слабо. Это неудовлетворенное оральное желание проявилось также в многочисленных играх и драматизациях и явно показывало ее самоотношение. Например, она часто утверждала, что она бедная, что у нее только одно пальто и ей дают недостаточно еды, что ни в коей мере не соответствовало действительности.

Эрна в возрасте шести лет (она страдала от невроза навязчивых состояний) стала еще одной моей пациенткой, ее невроз был основан на впечатлениях, полученных во время приучения к личной гигиене.[10] Она изобразила мне все эти переживания в малейших подробностях. Однажды девочка посадила маленькую куколку на камень, изображая дефекацию, и разместила вокруг нее других кукол, которое должны были взирать на первую. Затем Эрна вновь прибегла к этому материалу в другой игре, в которой у нас были совсем другие роли. Она захотела, чтобы я играла роль младенца, который испачкал пеленки, тогда как Эрна стала его мамой. Младенец был предметом всяческой заботы и всеобщего восхищения. Вслед за этим у нее возникла вспышка ярости, когда она сыграла роль жестокой гувернантки, которая отшлепала ребенка. Эрна представила мне одно из первых травмирующих переживаний в своей жизни. Ее нарциссизм претерпел жестокий удар, полученный, когда она вообразила, что меры, принятые с целью сделать ее чистой, т. е. попросту вымыть, означают потерю того особого отношения, которым она пользовалась в раннем детстве.

В целом, в детском психоанализе невозможно переоценить степень влияния и давления на фантазию компульсивных повторений, проявляющихся в действиях. Конечно же, малыши гораздо чаще используют способ прямого выражения в действиях, но и в дальнейшем, повзрослев, дети регулярно прибегают к этому примитивному механизму, особенно, когда психоанализ успешно справляется с некоторыми видами сопротивлений. Для того чтобы анализ мог успешно продвигаться, необходимо, чтобы дети получали удовольствие от применения этого механизма, но это удовольствие всегда должно оставаться на службе у основной цели. Именно здесь мы впрямую сталкиваемся с превосходством принципа удовольствия над принципом реальности. Мы не можем воззвать к смыслу реальности у совсем маленьких пациентов, как это возможно с более взрослыми.

Если средства самовыражения у детей отличаются от присущих взрослым, то и психоаналитическая ситуация у тех и у других будет разниться в той же мере. Тем не менее, в главном, она остается идентичной. Последовательные интерпретации, постепенное уменьшение сопротивления и усиление переноса по мере продвижения ко все более ранним ситуациям составляют как у взрослых, так и у детей, слагаемые психоаналитической ситуации в том виде, в каком она и должна представать на практике.

Я уже упоминала, что детский анализ позволил мне часто наблюдать, насколько незамедлительно действуют мои интерпретации. Тем более удивительным было подметить, что, несмотря на неопровержимые признаки этого воздействия: обогащение игры, укрепление переноса, ослабление тревоги и тому подобные, — длительное время дети не воспринимают смысл моих интерпретаций на сознательном уровне. Мне удалось доказать, что такое сотрудничество приходит несколько позже. Например, бывает так, что в какой-то момент ребенок начинает отличать мать, когда она воспринимается, как относящаяся к области «кажущегося», от реальной матери, а резинового голыша — от живого маленького братца. Затем они утверждают довольно настойчиво, что на самом деле никому не хотели причинять вред, а только поиграть. Настоящего младенца они, конечно же, по их высказываниям, очень любят. Необходимо, чтобы длительное и напряженное сопротивление было все-таки преодолено, прежде чем ребенок сможет осознать, что его агрессия направлена именно на реальные объекты. Но однажды, когда дети, наконец, это понимают, их адаптация к реальности в целом заметно улучшается, даже если они совсем маленькие. У меня сложилось впечатление, что интерпретация поначалу усваивается только бессознательно, и лишь значительно позже взаимоотношения малышей с реальностью все больше проникают в сферу их сознательного восприятия и понимания. Таковы процессы, благодаря которым происходит усвоение знаний о фактах из сексуальной области и аналогичных. Длительное время в психоанализе актуализировался исключительно такой материал, который пригоден для трактовки теориями сексуальности и фантазирования на тему рождения, данный материал всегда интерпретировался без какого-либо специального «объяснения» или комментария. Так, мало-помалу приходит истинное понимание, ровно в той мере, в какой исчезает бессознательное сопротивление, создающее препятствия этому процессу.

Как следствие, первый результат детского психоанализа заключается в улучшении эмоциональных отношений с родителями. Сознательное понимание приходит намного позже и принимается под давлением Супер-Эго, чьи требования психоанализ изменяет таким образом, что Эго ребенка становится менее угнетаемым и, более того, способным вынести и даже принять эти требования. Ребенок совсем не обязательно противостоит внезапно возникшей необходимости принять новое видение своих отношений с родителями, или, главным образом, обязанности усвоить предлагаемые ему знания. Мой опыт всегда подсказывал мне, что цель такого прогрессивно переработанного знания в том, чтобы утешить ребенка и помочь установить благоприятные в своей основе отношения с родителями, а также повысить его способность к социальной адаптации.

Когда происходит такое улучшение, малыши легко обретают способность отчасти заменить отрицание реальности осмысленным отказом. И вот доказательство: на более поздних стадиях анализа, дети настолько удаляются от своих садистических анальных или каннибальских желаний (столь мощных на предыдущих стадиях), что зачастую способны критически или юмористически взглянуть на них. Например, мне даже приходилось слышать шутки от совсем крох на тему, что некоторое время назад они на самом деле хотели съесть маму или откусить от нее кусочек. Как только происходят такие изменения, чувство вины неизменно уменьшается и помимо этого, ребенок получает возможность сублимировать свои влечения, полностью отвергаемые ранее. На практике это проявляется в исчезновении заторможенности в играх, появлении многочисленных новых интересов и видов деятельности.