Малевич - Букша Ксения Сергеевна

Малевичи жили в то время в небольшом городке Белополье Харьковской губернии. Однажды Казимир с товарищем узнали, что из Петербурга приедут художники для писания икон в соборе. Известие поразило их. Они решили во что бы то ни стало увидеть, как художники будут работать. Казимир и его товарищ рыскали по улицам Белополья, разыскивая художников и почему-то стесняясь спросить у церковного сторожа, где они остановились. Потом стали караулить у собора: «Боясь, чтобы один не увидел их раньше другого, мы запасались харчами и сидели у собора с утра до вечера вместе». Наконец приятелям удалось выследить художников и наблюдать их за работой. «Мы хотели видеть, как и что они делают. Мы ползли самым осторожным образом, на животе, затаив дыхание. Нам удалось подползти очень близко. Мы видели цветные тюбики, из которых давили краску, что было очень интересно… Волнению нашему не было границ. Мы пролежали часа два».

Только представьте. Два мальчика, растущие вдали от культурных столиц, в полном неведении относительно искусства, как старого, так и нового, самостоятельно чуют нутром, что в мире в данный момент художник находится на переднем крае, и, «затаив дыхание», впитывают единственные случайно залетевшие к ним малюсенькие крупицы знания о художниках, этих полубогах. Тюбики, палитра, кисти, складные стулья, холсты — всё вызвало у приятелей сильнейшее восхищение. Они стали думать о том, чтобы бежать вместе с художниками в Петербург, но не вышло.

В планы отца подобное развитие событий совершенно не входило. Северин и сам умел кое-что рисовать. У него бесподобно получался дерущийся козёл, а ещё он изображал профиль, в левую сторону, как на медали. Вскоре Казимир научился рисовать не просто козла, а козла в бою с собакой, а профиль — в обе стороны, и это было ещё терпимо. Но когда в агрономическом училище сын стал получать «палочки» по арифметике, а сам всё свободное время писал самодельными красками пейзажи с аистами и коровами и копировал картинки из «Нивы», — тут уже отец призадумался. Когда Казимир попытался заочно поступить в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ), отец не отослал его прошения, а запер в ящике стола. Там нет мест, объявил он сыну. «Художники все сидят в тюрьме», — не уставал он повторять.

К счастью, мать, Людвига Александровна, относилась к искусству иначе. От неё Казимир научился вышивке и плетению кружев. Вот Казимиру пятнадцать, он приехал из Конотопа с матерью в Киев. В художественном магазине Людвига Александровна покупает ему всё, что советует приказчик. Сын получает в подарок краски — 54 цвета! — и наслаждается самим их видом. Вскоре он написал свою первую картину «Лунная ночь», опять-таки не с натуры, потому что к краскам, как на грех, была приложена книга некоего профессора, согласно которой с натуры писать чрезвычайно сложно, а по впечатлению. Пейзаж с луной, камнями и причаленным челноком поразил приятелей Малевича. Один из них втайне от Казимира (сам он скромничал и стыдился) отдал картину хозяину писчебумажного магазина на Невском проспекте — главной улице Конотопа. Вот и первая выставка! Знакомые Малевича специально ходили посмотреть на картину и восхищались ею — неожиданно для самого художника. Вскоре картина ушла за пять рублей. Малевич по просьбе хозяина написал ещё одну — рощу с аистами, быстро продали и эту.

Здесь же в Конотопе Казимир подружился с соседским мальчиком-ровесником — Николаем Рославцем; тот был из очень бедной семьи, мать пила, мальчик хотел учиться музыке, и Людвига Александровна купила ему скрипку. Как и в случае с красками для сына, она поступила не просто правильно, а попала в самую точку: Рославец вырос и стал дирижёром, композитором и педагогом. Это был единственный приятель Малевича, отношения с которым начались в детстве и длились почти всю жизнь.

Казимира сильно тянуло в Киев. Он познакомился с украинским художником-передвижником Николаем Пимоненко, был в его мастерской, которая находилась в здании Киевской рисовальной школы. Казимир поступил бы туда учиться, но в 1896 году семья Малевичей в очередной раз переехала, теперь — в Курск. Отец на этот раз устроился не на сахарный завод, а на Московско-Киево-Воронежскую железную дорогу начальником личного состава. Дети подрастали, поступали в школы и училища, за образование нужно было платить. Жизнь стала беднее прежней, и старшие сыновья, Казимир и Мечислав, пошли работать: Казимиру было тогда семнадцать, Мечиславу пятнадцать, они устроились чертёжниками в то же Управление железной дороги. Братья дружили между собой, вообще же отношения между сёстрами и братьями были неодинаковы. Из сестёр Казимир ближе всего был с Вандой-Юлией, младше его всего на год, и с Севериной, которая нянчила всех своих племянников и всегда вращалась в кругу семьи. Братьев Антона и Болеслава считал «отсталыми», с ними общался меньше, Викторию — младшую — любил, заботился о ней. На её воспоминания и приходится полагаться, говоря о семье Малевича: других сведений почти не сохранилось.

Вместо того чтобы, став служащим, забыть о живописи, Малевич принялся за неё с новым рвением. Он опять нашёл себе единомышленников. Один из его сослуживцев, счетовод Валентин Лобода, тоже любил рисовать и даже учился некоторое время в Киеве у Николая Ивановича Мурашко, знаменитого украинского иконописца. Вскоре к ним присоединилось ещё несколько человек, и образовался кружок любителей рисования. Свободного времени было мало. Казимир иногда ставил этюдник прямо на окно и начинал в рабочее время писать вид. Начальник заметил это и сделал ему замечание, но понял потребность художников и разрешил им собираться после работы в одной из комнат управления и рисовать.

Молодые любители живописи выписали из Московского художественного училища разные пособия, гипсовые головы и фигуры; рисовали и с натуры. Это были целые путешествия, подобно тому как другие ходят на рыбалку или пикники. По выходным, взявши с собою грудинку и чеснок, сало и сыр, захватив напитки, повесивши на плечо художественные принадлежности, молодые чиновники-художники ходили по деревням и полям, вволю рисовали, закусывали, пили в деревнях парное молоко и проклинали ненавистную службу ради заработка, мешавшую всецело отдаться любимому призванию. Работали, конечно, в традициях реализма, так как ничего другого не знали. Кумирами Малевича были в то время передвижники Шишкин и Репин, с которыми он был знаком по репродукциям.

Узнал про кружок и также влился в него художник Лев Квачевский, акцизный надзиратель на спиртоочистительном заводе. Квачевский обладал перед чиновниками большим преимуществом, он был почти настоящим художником: когда-то закончил два курса Императорской академии художеств в Санкт-Петербурге, да вот… женился и с помощью родителей устроился на неплохую должность, не прекращая притом рисовать. Со Львом Квачевским Малевич особенно сблизился. Гораздо позже, в 1913 году Квачевский будет писать ему письма, приглашая поучаствовать в курских выставках, и притом по-дружески советуя «привезти, кроме ослов, нормальных художников», и резко критикуя предполагаемые намерения Малевича, ради повышения популярности, «есть живого человека или выматывать кишки из собственного живота». Не входил в кружок, но очень нравился Малевичу талантливый курский художник Владимир Голиков. Малевич только считал его лентяем и искренне не понимал, как, имея в руках выучку и дар, он может не рисовать одержимо день за днём. Уж ему-то, самому-то, только дай волю!

Кружок ширился, одним рисованием дело не ограничивалось — начали устраивать ежегодные выставки. Это были первые в истории художественные выставки в Курске. В них участвовали не только сами курские «любители», но и известные художники из других городов, такие как В. Э. Борисов-Мусатов, К. Ф. Юон, Ф. И. Рерберг, А. А. Ясинский и др. Могло бы показаться, что Малевич в своих воспоминаниях преувеличивает свою роль в организации этих выставок, — но факт остаётся фактом: всё завертелось именно вокруг него.

Долго потом вспоминали те времена живописцы-куряне, и оставшиеся в городе, и разъехавшиеся по свету. Вот пишет Малевичу его «супрацовник» по курскому кружку Александр Булгаков в 1926 году: «Я, узнав от Вашего брата, бывшего ещё зимой в Курске, Ваш адрес, поручил дочке найти Вас и очень обрадовался, что она нашла, но опечалился, что Вы теперь скульптор и значит Ваших произведений Курску нельзя увидеть… Нельзя ли хотя бы фотографические снимки… Таковые обещается прислать и Шуклин И. А. из Биаррицы». (Иван Шуклин тоже участвовал в курских выставках времён 1890-х годов, а потом выучился и в 1914 году уехал во Францию, да там и остался. Скульптором называет Булгаков Малевича потому, что в 1926 году тот действительно занимается «слепой архитектурой».)