Уроки Толстого и школа культуры. Книга для родителей и учителя. Монография - Виталий Борисович Ремизов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой книге предпринята попытка обобщить некоторый опыт участников эксперимента «Школа Л. Н. Толстого», который начиная с 1990 г. проходил и частично продолжается в ряде школ Российской Федерации. Автор этих книг был научным руководителем эксперимента, возглавлял научно-исследовательскую лабораторию (НИЛ) «Школа Л. Н. Толстого», заведовал «толстовской кафедрой» при Тульском государственном университете имени Л. Н. Толстого.
В. А. Фаворский. Иллюстрация к книге Л. Н. Толстого «Рассказы о животных». Титул
Школа, по замыслу экспериментаторов, должна была стать школой реального бытия человека и в то же время работать на перспективу его духовного обновления и развития. Именно такая возможность кроется в самом учении Льва Толстого. Оно позволяло вырваться за узкие рамки той или иной идеологии, вобрав в себя многое из того, что есть в духовном опыте разных народов — от древности до современности. Оно в своей основе собственно и не учение, а методология жизни человеческого духа. Безусловно, оно не догма и не всесильно, но оно хорошо тем, что по-настоящему человечно.
Создатели современной «толстовской школы» взяли за основу своей деятельности ряд идей (не только педагогических) русского просветителя.
Среди них:
— нравственно-философский подход к содержанию и формам образования,
— отношение к ребенку как к цели, а не средству образовательного процесса;
— обеспечение школой условий, необходимых для проявления и развития в ребенке его положительной сущности, его духовных и физических возможностей;
— доминирование духовного знания над предметным;
— целесообразность и доступность содержания изучаемых предметов.
— уважение к личности ученика, независимо от его способностей, равенство субъектов образования.
Лейтмотивом общения ученика и учителя становится поиск ответов на главные вопросы жизни: Что есть мир? Кто я? Каково мое место в мире?
Поиск предполагает свободное отношение к жизни и знаниям; умение сделать самостоятельный выбор, исходя из принципов христианской этики.
Философия содержания в «Школе Л. Н. Толстого» восходит к идее постоянного духовного развития человека, вбирающего в себя опыт предшествующих поколений, своих современников и пребывающего в поиске идеала и своего места в жизни. Из философской установки следует главный метод обучения — через соотнесенность собственного опыта ученика с опытом окружающих людей, народа и человечества к открытию нового знания.
На единстве философии Пути жизни и метода «со-опыта», «со-осознания», «со-участия», «со-творчества» строится жизнедеятельность, в том числе и учебная деятельность, субъектов процесса непрерывного образования.
Свобода — спутник указанного эксперимента. Она предопределила характер участия ученых и методистов в нем. Отталкиваясь от педагогических и нравственных идей Толстого, создатели эксперимента творчески их развивали, совершали собственные открытия, помогали это сделать учителям и родителям.
Педагогическая часть книги включает в себя не только раздумья о том, каким должно быть современное образование, но и предлагает читателю познакомиться с теми инновационными материалами, которые прошли апробацию и получили высокую оценку экспертов.
Книга начинается с публикации двух глав, которые, казалось бы, не имеют прямого отношения к предмету исследования. Однако это не так. Пушкин и Лев Толстой — это не только великие художники, две вершины «золотого века» русской литературы, но и великие Просветители, Учители жизни.
2. О просвещении и «чистоте нравов». Л. Н. Толстой и А. С. Пушкин
Учись, мой сын: наука сокращает
Нам опыты быстротекущей жизни
А. С. Пушкин. Борис Годунов. 1825
О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И Опыт, [сын] ошибок трудных,
И Гений, [парадоксов] друг…
А. С. Пушкин. Из неоконченного. 1829
Льву было лет семь, когда высокая поэзия впервые ранила его сердце. «Помню, — писал Лев Толстой в своих „Воспоминаниях“, созданных уже в старости, — как он (отец. — В. Р.) раз заставил меня прочесть ему полюбившиеся мне и выученные мною наизусть стихи Пушкина: „К морю“: „Прощай, свободная стихия“ и „Наполеон“: „Чудесный жребий совершился: угас великий человек“ и т. д.».
«Надменный! кто тебя подвигнул?
Кто обуял твой дивный ум?
Как сердца русских не постигнул
Ты с высоты отважных дум?
Великодушного пожара
Не предузнав, уж ты мечтал,
Что мира вновь мы ждем, как дара;
Но поздно русских разгадал…»[3]
«Его (отца. — В. Р.) поразил, очевидно, тот пафос, с которым я произносил эти стихи, и он, прослушав меня, как-то значительно переглянулся с бывшим тут Языковым (крестным отцом Л. Толстого. — В. Р.). Я понял, что он что-то хорошее видит в этом моем чтении, и был очень счастлив этим» (34, 357).
Как ни странно, у многих почитателей Пушкина и Толстого сложилось впечатление о том, что Лев Николаевич был извечным критиком нашего поэта.
В статье 1982 г. «Лев Толстой — читатель Пушкина»[4] Г. Н. Ищук попытался сгладить острые углы в восприятии этой темы, смягчив самую суть непростых отношений Толстого к творческому наследию гениального предшественника. Однако узел напряжения не ослабел и дает знать о себе по сей день.
«Пророческий посох, выпавший из рук умирающего Пушкина, — писал в 1967 г. Авраам Позов, — попал в слабые руки Гоголя и перешел к Толстому и Достоевскому. Чудные пушкинские всходы растоптал Толстой своими босыми ногами…»[5].
Марина Новикова гармонию «пушкинского Космоса» противопоставила «новоевропейской цивилизации», растерявшей народные, духовные по сути, мерила, «которыми раньше измерялся человек». Сегодня он выпал из контекста вечности и оказался во власти «режимов», «систем», «экономических укладов» или «биологических импульсов».
«Язык… воистину народной универсальности и воистину универсальной народности новоевропейская „цивилизация“ (а она раньше всего сформировалась именно в Западной Европе) уже разучилась употреблять. А популярность в Европе Толстого или Достоевского? Толстой (с некоторым даже симпатичным смущением) заметил однажды, что Пушкин-прозаик гол как-то… Рядом с ним и с Достоевским — уж точно»[6].
В религиоведческой литературе «православный Пушкин» был противопоставлен Толстому-богоотступнику. Нападали на Толстого, как правило, приверженцы поэта. Те, кто занимался творчеством Толстого, напротив, стремились отыскать точки соприкосновения во взглядах двух гениев.
«Пушкин и Лев Толстой, — писал Б. М. Эйхенбаум, — стоят на крайних точках исторического процесса, начинающего и завершающего построения русской дворянской культуры ХIХ века. Пушкин — первый дворянин-интеллигент, профессиональный писатель, журналист; Толстой — последний итог этой культуры: он отрекается от кровно связанной с ним интеллигенции и возвращается к земле, к крестьянству. На первый взгляд — полная противоположность позиций и поведения. На самом деле — одна из тех противоположностей, которые сходятся, потому что смыкают собой целый исторический круг. Корни