Дневник человека, который умер. Шаг в неизвестное для возвращения к себе - Михаил Мак

Сегодня снова ходил на собеседование. Позадавали стандартные вопросы, скомкали беседу и ответили стандартное» «мы вам перезвоним», что по факту означает «мы вам никогда не позвоним». Маркетологом хотел стать. Почему вы у нас хотите работать? – задали мне вопрос. Есть люди, которые ходят на работу, потому что «надо», они ее ненавидят, они находятся не на своем месте, делают не то, что им нравится, соответственно делают паршиво или в лучшем случае по привычке. А мне нравится маркетинг и реклама, поэтому я буду ходить на работу как на праздник. Там сидела милая секретарша, мне захотелось ее обнять.

В постели читал «История его слуги» Лимонова, иногда я тоже «очень люблю мир».

14-е, среда

В этом городе не видно звезды! Кто украл звезды? Кому, и зачем это нужно – красть вечность и небо…? Сегодня суббота, читал допоздна, до трех ночи. За окном кружит снег и безветрие. Раньше я читал одну книгу и последовательно, но потом вспомнил, как в школе у нас было много предметов, и нужно было читать учебники по разным направлениям. С тех пор я читаю по пять-десять книг одновременно, и так мне нравится больше, от одной не хватает впечатлений. Вот Ричард Бах напитывает нас решимостью и вдохновением. Вот юный Вертер заставляет неимоверно страдать от любви. Вот Лолита будоражит воспоминания и воображение. Вот Будда не дает душе превратиться в болото и твердит – ищи, борись, не за деньги, я и царство бросил и власть, есть другое в мире, что-то другое, ты ищи, ты только не предавай сам себя.

Как времена изменились, мы больше не отдаемся во власть философии и пустых размышлений, мы ищем практичности, и мы верим в действие. Действия, что приносят результаты. Писатель больше не является отстраненным наблюдателем. Он не имеет права быть аморфным или критиком громогласным, найдутся крикуны и по-громче. Нынешний писатель – он архитектор жизни, он проектировщик настоящего. Он готов врезать под дых, так что бы искры из глаз посыпались, и звонить, звонить в колокола, что сон окончен, господа, пора пробуждаться, а не заблуждаться. Мы предавались долго своему книжному идеализму, на современный же лад уткнулись «носом в ящик», подглядывая в замочную скважину чужих жизней наполненных адреналином, потому что собственное амебное существование не способно принести хоть сколько-нибудь радости в иллюзию жизни. Да-да, на жизнь это не похоже – мы существуем… но должны жить. Разрушить все, что бы построить заново! Какой вашу мать бред! Давай взорвем землю а потом… О, новую создадим. Ну, создай! Вон, лысая болтается в небе, манит тоской, когда сияет в полную силу. Ничего там нет, пусто на луне. Отстрой там жизнь заново. Тошнотворная философия, Сартр бы обзавидовался.

То, что я тут разоряюсь на все лады совсем не означает важности озвученного, или непоколебимой веры в иллюзии. Более того, это маленький шар, локальная вселенная, и если он решит вдруг совершить коллективный суицид безконечно мериясь межрассовыми яйцами, и доказывая у кого они круче, хотя на деле это все те же яйца, которые есть и у обезьяны. То по факту, ни кто особо во вселенной сожалеть не будет, о кучке идиотов-землян самоуничтожившихся. А потому – ни что не важно. Разве можно считать что-то созданное человеком великим? сам человек ничтожен, не велик!

Глоток только лишь спокойствия, вечного Дао, важен, гармоничного покоя. Душевная гармония и равновесие. Когда не надо волноваться о плате за квартиру, о поиске работы или о куске хлеба. Где этот вкус детства? я уже и забыл…

Последнее время вносит в мою жизнь минуты безмятежности только лишь прогулки, и поездки на автобусе, когда мечтательно можно уставиться в окно, на проносящиеся картинки, вот и жизнь так – сменяется картинками. Беззвучно и быстро. Оставаться длительное время наедине с самим собой в этой крошечной норе похожей на тюремную клетку, это предаваться размышлениям, чтению и записям в дневнике. Но что читать? Все это пустое, надоели нравоучения и чужие жизни. Да и писать совершенно не о чем. Я должен что-то совершить. Что-то сделать. Непременно подвиг совершить достойный Будды, ведь для этого я бросил все и… а что я бросил? Ни чего особого то и не было. Тем не менее, я отправился на поиски, ветер перемен дул мне в паруса, и я отважным путешественником прибыл в неизвестный мир-город. Где, так неизвестным и сдохну с голоду…

Меня преследует это чувство. Я не просто так здесь в этом городе, в этом мире, я должен что-то сделать. Даже когда размышляю о том, что надо пришить пуговицу или беру в руки ножницы, что бы подстричь ногти, я помню это чувство. А читать и писать, это пустое, если же подумать – разве я что-то умею другое?

Я совсем разлагаюсь, и не могу статью написать, и не могу общаться с клиентами, и искать рекламу для газеты, с таким подходом можно и с пустым карманом остаться. Аку-аку толкает, и пинает «сделай что-нибудь, соверши что-нибудь», только, зараза, не говорит, что именно. Не то, что бы мне работа не нравилась, или же провести время в издательстве, но я спешу смотаться от туда быстрей, и найти это желание действовать. Найти предназначение. Не нравится мне это слово. Как будто обязан кому-то, я люблю слово свобода.

Я часто идеализировал этот мир. И тогда он легко возвращал в реальность – кто-то кидал, обманывал, подставлял. В общем как монахи делают – палкой по горбу, что бы ты не забывал, что не в раю.

Как Бакмистер Фуллер готов сесть у реки и заплакать, такая безысходность нападает периодически, такое отчаяние терзает душу. Почему, чем сильнее человек, тем сильней он мучается? Хотя какой я сильный? Слабак, и неудачник. Жертва обстоятельств, ошибка природы, баран с дефектом.

За окном светит яркое солнце, кажется ясно как летом, но уже снег давно укрыл дорожки, заставляет поскальзываться и ходить аккуратно.

Что же такое душевное спокойствие, я уже забыл его, эта безмятежная беззаботность детства, это прекрасное состояние, когда ты живешь текущим моментом, и даже не думаешь, что может произойти через пятнадцать минут. Не то, что забивать голову страхами пятнадцатилетней давности, которые уже прошли, или же пятнадцатилетней будущности, которая еще не наступила. Как это глупо. Как взрослые глупеют с годами. Странно это. Должны с годами приобретать мудрость, а рождают старческий маразм.

Тянут меня, и толкают, терзают чувства, и заставляют куда-то бежать, а я так остро чувствую природу…, и запахи…, вот пахнет хвоей, а вот рядом торчит облезлая палка березы, но я чувствую запах ее горящей коры, ах, как он прекрасен, я вижу, как на ней распускаются сережки, расцветают листья, слышу чириканье воробья, который радуется греющему солнцу и журчащим ручейкам весны. Они снова придут, жизнь снова войдет в эти палки. Вечное перерождение. Жизнь-смерть-жизнь. Так и все вокруг, так и мы. Только мы пляшем свой дьявольский танец самсары, и нам бы остановиться на мгновение, почувствовать этот аромат вечного покоя, но нет в моем уме тишины, нет в нем и намека на покой, черти толкают: «ты должен, беги, кролик, беги». И я чувствую, что должен бежать.

Только чего же я все-таки хочу от себя? Актерской бравады и позирования? Нет. Власти хочу? Для чего она мне сдалась. Признания? Свершений великих? На кресте висеть? Нет-нет и нет. Хотя может все-таки признания? Тихий голосок нашептывает, такого писательского таланта признание, не особый то я писатель, но все же самолюбие тешит, а может это оно и есть – предназначение? Денег! Денег я хочу. Как пошло и меркантильно, как по-современному, как предательски орет алчный чертенок внутри. Да нет, скорее я их хочу как средства, что мне этот мусор? Печь топить. Передвижение к душевному покою, найти тихий дзенский монастырь и созерцать мироздание, наблюдая, как цветет сакура.

Вероятней всего, говорит во мне усталость. Да, дикая, накопленная трехсотдневным, или больше? Пребыванием в индиферентно-враждебном климате окружающего пространства. Еще тогда, давно, я сбежал от потока безысходности, от накопленной грязи, я бы даже поубивал всех вокруг, если бы они вдруг решили помешать моему побегу. Все были врагами, посадившими льва в клетку, и он сбежал, и бродит теперь одиноким волком. Им повезло, что клетка была не надежно заперта, иначе не миновать греха – разорвал бы на части всех вокруг. Голодный волк ходит и воет на луну, он чувствует ее, ее одну, ее зов. Новый мир, новая надежда, новая сила, этот ветер свободы надувал паруса, и я мчался – шерсть дыбом, я верил в свою природу, она не может придать. Она любит своих волков, и слышит их вой с тоской о вечности, и новой земле. Жизнь продолжается. По крайней мере, умереть на свободе, средь каменных джунглей, лучше, чем быть запертым в клетку, в тех серых квадратах домов-квартир, серых пришельцев, без серой бумажки в серую полоску с серой печатью у которых ни чего не двигается с места.