Призрак шимпанзе - Фредерик Браун

— Да, — сказал я, — мне Мардж тоже очень нравится.

— А твой дядя? Я никогда не встречала его до сегодняшнего вечера. Кто он такой, что делает?

— Эмброз Хантер, но зови его просто Эм, а то он тебя отшлепает. Он самый большой симпатяга в мире, это уж точно.

— Мне хотелось бы получше его узнать.

— Еще узнаешь. Есть и другие хорошие парни. Например, Ли Кэри, фокусник из маленького шапито. Ты любишь музыку в стиле свинг?

— Конечно.

— У Кэри есть шикарные диски. Как-нибудь послушаем. Он тебе понравится. И я тебе гарантирую, что он не станет к тебе липнуть.

— Почему?

— Ну, потому что…

— Ты хочешь сказать, что если бы он и начал к кому-то липнуть, то это был бы ты.

— Он не стал бы этого делать, — засмеялся я, — но, вообще-то говоря, ты почти права. Давай не будем об этом, ладно? Так или иначе, он неплохой парень.

— Хорошо, как-нибудь послушаем его диски. Но другие циркачи, которых я тут встретила…

— Мне кажется, ты неверно о них судишь, Рита. На ярмарке не такие нравы, как у святош из пресвитерианской церкви, но, если ты попадешь в беду, тебе отдадут последнюю рубашку. И в большинстве случаев не потому, что хотят получить что-то взамен.

— Может, ты и прав.

— Разумеется, я прав. Ты судишь предвзято. Взгляни на суть дела с их стороны — и ты с ними поладишь. Они, как бы это выразиться, умеют быть честными, делая бесчестные дела.

— То есть ты хочешь сказать, что не надо пытаться из дерьма делать конфетку?

— Не совсем так, но недалеко от истины.

— Послушай, Эдди, такая жизнь меня не устраивает. В один прекрасный день я найду себе простачка — богатого простачка. Я не хочу нищенствовать всю жизнь. С меня хватит и того, что я выросла на помойке.

Она говорила совершенно серьезно, в ее голосе послышались хищные нотки.

— Ты думаешь, я охочусь за деньгами? Так вот: я действительно за ними охочусь.

— Хорошо, хорошо, ты охотишься за деньгами! Только не надо так волноваться! Положи мне голову на плечо и успокойся.

Она засмеялась и положила мне голову на плечо.

— Какой ты забавный, Эдди. Ты мне нравишься. Хотелось бы, чтобы ты был богат, тогда я попыталась бы тебя подцепить. Но ведь ты не богат?

— У меня есть девятнадцать долларов и тромбон, — ответил я. — А еще у меня есть красивый костюм, но он, к сожалению, сейчас не на мне. У меня под плащом только шорты. Я спал, когда поднялась вся эта паника.

— Я тоже. То есть я заснула, а потом проснулась, потому что мне понадобилось пойти — как это называется у вас, циркачей?

— У нас это называется нужник, — ответил я. — Слушай, давай не будем говорить о том, что случилось сегодня вечером. Я здесь для того, чтобы ты об этом забыла.

— Сейчас мне хорошо, Эдди, не беспокойся. У меня тогда подгуляли нервы, но сейчас я могу говорить об этом спокойно.

— Ну ладно. Может быть, тебе даже станет легче, если ты выговоришься. Слушай, у тебя всегда в кармане револьвер, когда ты идешь в уборную?

— Конечно, нет, не будь дураком! Свет всюду погасили, а фонарика я не нашла. Я боюсь темноты, Эдди. Я хочу сказать, что боюсь оставаться одна в темноте. Например, сейчас мне не страшно. Обычно я не ночую на ярмарке. У меня есть в городе номер в отеле. Но сегодня вечером Дарлена попросила остаться с ней.

— Дарлена? Это та, рыженькая?

— Да. Ее муж уехал на несколько дней, а она плохо себя чувствовала. Вот она и попросила меня остаться в их фургоне. Когда я проснулась примерно час назад, я не нашла фонарика, а мне не хотелось будить Дарлену. Я знаю, где Уолтер держит револьвер. Однажды, когда Дарлена открыла ящик, я его там увидела. Я и взяла на всякий случай.

Она вздохнула, потому что, видимо, опять мысленно пережила то, что произошло с ней с тех пор, когда она покинула фургон Уолтера.

— Не думай больше об этом, Рита!

— Да нет, Эдди, все в порядке, я же тебе сказала. Мне хорошо. У меня под плащом не больше, чем у тебя. Я прямо закоченела.

— Представляешь себе картину, если полиция нас задержит за остановку в неположенном месте? — спросил я. — Полиция наверняка сейчас уже на ярмарке. Если ты будешь отсутствовать слишком долго, для тебя это может плохо кончиться, так что давай вернемся.

— Согласна.

— А ты уверена, что выдержишь?

— Да, Эдди. Поцелуй меня, но только один раз. А потом поедем.

И я ее поцеловал только один раз. Это было потрясающе. Меня всего перевернуло. Я даже не ожидал, что смогу почувствовать такое.

Я прошептал:

— Ты уверена, что мы должны вернуться?

— Да, Эдди, пожалуйста!

— Хорошо. Но, может быть, когда-нибудь…

— Может быть, когда-нибудь.

Я повернул ключ, и машина тронулась с места. Дворники, сгонявшие воду со стекла, вновь закачались, как пьяные. Я тоже чувствовал себя опьяневшим. И снова мне пришлось напрячь все свое внимание, чтобы удержать машину на блестящей черной ленте дороги. За весь обратный путь мы не сказали друг другу ни слова.

Глава 2

На ярмарочной площади было теперь светлее. Генератор так и не починили, но народ где-то раздобыл масляные и керосиновые лампы, которые горели в наиболее важных местах. Впечатление было более чем странное: световые пятна делали атмосферу еще более пугающей.

В фургоне Хоги горел свет. Дядя Эм появился именно оттуда, пока я ставил машину на место. Он открыл дверцу машины и весело произнес:

— Привет, ребята! Ну, как луна?

— Светит ярко, — ответил я в том же тоне.

— Мне гораздо лучше, — сказала Рита. — Что нового, Эм?

— Все идет как по маслу. Приехала полиция и, я бы сказал, держит ситуацию в своих руках. Она расположилась в балагане с уродами. Тебе бы надо туда зайти. Несколько обычных вопросов.

— Мне пойти с ней, дядя Эм?

— Не впутывайся в это дело, Эд. Я им сказал, что Риту отправили покататься по городу, чтобы она успокоилась. Но не стал уточнять с кем. Так что можешь спокойно исчезнуть. Тебя ждет твоя кушетка.

Идея мне понравилась, потому что я совершенно закоченел. Мой плащ был таким же скользким и холодным внутри, как и снаружи.

Рита сказала:

— Большое спасибо, Эд. До завтра.

Она сжала мне руку, и я подтвердил:

— Конечно, до завтра.

Я провожал ее взглядом, пока она не вошла в балаган с уродами. Затем, стуча зубами от холода, я вернулся в нашу палатку. Мне снова пришлось растереться полотенцем, после чего я рухнул в постель, завернувшись в два одеяла.

Я было начал дремать, когда вернулся дядя Эм. Он тут же принялся раздеваться. Я буркнул ему: «Привет», чтобы он понял, что я еще не сплю.

— Тебе нравится Рита? — спросил он.

— Недурна.

— Что-то не слышно особого энтузиазма. Однако будь начеку. Она из тех, кто любит деньги.

— Она мне об этом уже доложила. Сказала, что, если бы я был богат, она бы мною занялась.

Дядя Эм медленно покачал головой.

— Это опасно, малыш. Когда они с нами откровенничают, это всего опаснее.

По тону, которым были произнесены эти слова, я не мог понять, шутит он или говорит серьезно.

— Значит, если они не честны, они менее опасны?

— Опасны, но не в такой степени. — Он поднялся и потушил керосиновую лампу. Кушетка заскрипела, когда он наконец улегся. И тут я спросил:

— Уже выяснили, кто был тот мальчик?

— Какой мальчик?

— Ну разумеется, тот, которого убили. Это ребенок кого-нибудь из наших?

— О господи! — воскликнул дядя Эм. — Я и забыл, что тебя тут не было. Это не мальчик, Эд, это карлик.

Я привстал. Карлик. Имя напрашивалось само собой, поскольку среди наших циркачей был всего один карлик.

— Так это был Великан Моут?

— Нет, никто его не знает. Этот карлик не циркач. Его здесь никто никогда не видел.

На какое-то мгновение мне даже показалось, что он меня разыгрывает. Это было полной бессмыслицей. В балагане с уродами найден голый карлик, которого зарезали ножом, причем этот карлик не имеет никакого отношения к ярмарке. И его никто здесь не знает. Немыслимо было в это поверить, однако я понимал, что дядя Эм не стал бы шутить подобными вещами.

— А где была его одежда? — спросил я. — Полиция нашла его одежду?

— Нет.

— Но как это возможно?

— Это не наше дело, Эд. Пусть полиция сама в этом разбирается.

— Ну ладно. — Я снова лег и через какую-то минуту заснул как мертвый.

На следующее утро я проснулся довольно рано. Сам не знаю, что меня подняло, но я проснулся и тут же начал обдумывать вчерашнюю историю. Дядя Эм всегда говорит, что много думать опасно, — это одно из его излюбленных суждений.

Думать, говорит он, так же вредно, как курить. И гораздо хуже, чем напиваться. На самом деле он уверен в обратном.

Я оделся, причем в свой самый лучший костюм. Почему — сам не знаю. Дядя Эм все еще спал.

Небо в тот день было тускло-серого цвета, но дождя не было. Несмотря на ранний час, было удушливо-жарко. Ни одно дуновение ветерка не колыхнуло слабо натянутые полотнища палаток. Они казались такими неподвижными, как будто сделаны из серого камня.