МАРИЯ ПУСТЫННАЯ, ИЛИ ИСТОРИЯ ОДНОГО ЛЬВА - Петр Немировский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда он совершал ограбление какой-либо галереи даже не ради выгоды, а из мести, чтобы удовлетворить свою ненависть. А порой мог организовать избиение какого-то успешного талантливого художника. Потом, пьяный, сидя в ресторане или стриптиз-клубе или на чьей-то квартире со шприцем в руке, он ощеривал рот, довольный, что все успешно прошло.
Катился Гурий по самой крутой наклонной, круче не бывает. Были и аресты, и баснословные деньги, потраченные на адвокатов, и не менее баснословные взятки следователям, и передозы от маковых головок. Были и скандалы с матерью, и «скорые помощи», и больницы.
Хоронил друзей. Того застрелили, того, пьяного, сбила машина. На Таировском кладбище, на могилах, пили, поминая погибших, клали цветочки: «Спи, брат-Князь, земля тебе пухом... Спи, брат-Чиж...»
Случалось, правда, крайне редко, что Гурий задумывался: а, может, и ему было бы лучше с ними там, в земле?..
Кстати, неподалеку от этих могил, на греческом участке, возвышался черный гранитный камень в форме церквушки под крестом. Дед... дед... Исповедник веры Христовой. Тайные службы в катакомбах, как во времена гонений на первых христиан.
В детстве Гурий любил представлять, как где-то за городом в каменоломни спускается горстка людей. Там, под землей, в слабом свете фонариков и свечей, бородатый дедушка Ионос облачается в ризы. Затем ставит на подставку иконы, освящает кадильницу…
А потом дед – в черной робе зека и шапке-ушанке. Валит лес на Воркуте. И в ссылке, в Ижевске. И снова – в Одессе, с больными почками и слабым сердцем, после туберкулеза. И опять – катакомбы, и служение Христу. Дед дожил до тех дней, когда в Одессе наконец открылось Греческое подворье при Свято-Троицкой церкви. Успел там послужить. Там его и отпевали...
Вот бы сейчас стряхнуть Гурию все, как дурной сон, и пойти туда, к черному гранитному камню под крестом. Постоять там на коленях, поплакать.
Но не ходил туда Гурий. Не мог. А стоял у свеженасыпанных холмиков земли на могилах братков. И только косился порой в ту сторону, где была могила дедушки Ионоса.
Глава 4
Как-то раз Гурий с приятелями-бандюками и веселыми подружками отправился в Египет, на берег Красного моря, на знаменитый курорт Шарм-эль-Шейх. Загорал там с компанией на пляже, летал над морем на дельтаплане, курили гашиш через кальян.
А на третий день какая-то сила потянула Гурия, позвала. Покинув отель, в одиночестве пошел он туда, где в вечереющем чернильном воздухе еще были хорошо видны очертания гор пустыни.
Удивительные горы – с переменчивым цветом склонов, от красно-бурого до дымчато-серого. Днем, в знойной дымке над затвердевшим песком, эти горы кажутся надвигающимся миражом, а вечером, в быстро сгущающихся сумерках, они как бы оседают, обступив берег неприступными громадами. И жутко от их немоты и тысячелетнего безразличия к человеку...
Чего искал там Гурий? Что хотел найти в той холодной безмолвной пустыне?
Ползал Гурий по горам, взбираясь на крутые склоны. Толстый слой тысячелетней грязи трескался, разламывался под его сандалиями. Острые камни царапали ему ладони. Он падал, скатывался вниз, в какие-то глубокие ямы, провалы между гор, вершины которых касались небес, усыпанных яркими звездами.
Прислонившись спиной к еще теплой скале, закурив сигарету, весь в песке, измазанный грязью, смотрел Гурий на эти горы в слабеньком дрожащем темно-лиловом свете и чувствовал сердцем эту картину ночной пустыни – лучшую во Вселенной, ту, что доселе никем не была и никогда не будет написана, потому что Бог эту картину создал только для созерцания. И от неслыханного счастья и радости, переполнявших его сердце, от осознания того, что на земле есть такая Божья Красота, Гурий вдруг начал плакать...
– Р-р-р! – раздалось вдруг грозное рычание рядом.
Словно острые гвозди ударили его сзади. Гурий шарахнулся, отскочил в сторону. Через миг некая темная сила ринулась на него.
Тяжелый удар сбил Гурия с ног и повалил на землю. Кто-то стал рвать его спину, обдавая горячим дыханием лоб. Кто-то бил его по голове. Испустив истошный вопль, Гурий пополз вперед, чтобы вырваться из мощных лап. Выбрался на коленях, но снова был сбит ударом в спину. И снова его царапали когти, и рвали ему кожу, и били по голове, будто пытаясь содрать волосы. Он ощутил, как клыки вонзились в его левое плечо, и острая боль от разорванного сухожилия обожгла его до самых пят.
Он снова выполз, чувствуя на всем теле теплую липкую кашу – кровь, смешанную с грязью. Отталкивался локтями, стараясь убежать, карабкался вверх по камням, скатывался, и снова клыки впивались в него. Он кричал, задыхался, в глазах было мутно от крови и песка. Но горячее дыхание не отступало.
И тогда Гурий понял, что он не убежит от этого льва, что единственное спасение – драться. Уже обезумевший, пошел вперед, ударяя со всей силы кулаками эту рычащую массу куда попало: в гриву, в грудь, в морду. Потом снова попытался бежать...
Светало, первые лучи солнца стремительно разгоняли мрак. Гурий заполз в какую-то щель под скалой. Начал выгребать из-под себя песок, сооружая своего рода бруствер. Из ямы он видел только львиные лапы и изредка гриву, когда лев тыкался головой в бруствер. А Гурий все выгребал из-под себя песок, не переставая кричать охрипшим, сорванным голосом.
Вскоре солнце уже нещадно жгло пустыню. На пляжах под пестрыми тентами лежали отдыхающие, над морем летали дельтапланы. Дымились кальяны, из бутылок лилось холодное пиво и пепси.
А далеко, в тысячелетних горах, под одной из скал лежал Гурий в месиве из крови и грязи. Продолжал хрипеть и стонать от боли и ужаса, но выбраться из укрытия не решался.
Глава 5
В больнице – сперва в Египте, потом – в Одессе, ему сделали операции. Зашили разорванные сухожилия и раны. Со временем все срослось, затянулось. Только порой при смене погоды побаливало левое плечо под толстым длинным шрамом. Словом, тело вернулось в норму. А вот душа...
С душой творилось что-то неладное. Почему-то не радовался Гурий своему спасению в пустыне. А ведь мог и растерзать его тот молодой лев. Мог умереть Гурий и от потери крови, и от жажды
