Куколка для Немезиды - Наталия Миронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Рая устала суетиться и присела на краешек кровати. Напротив, в зеркале, она увидела свое отражение: круглое опухшее лицо, красные глаза, которым не помог килограмм туши, волосы, кое-как стянутые в хвост черной лентой, и только форменная белая блузка была свежа и нарядна. «Он меня извел. Все, больше так не могу!» Рая поняла, что если она еще хоть на минуту задержится дома, то в ресторане ее сегодня не увидят. Хотелось лечь на кровать, смотреть в потолок и жалеть себя. Рая пошла в ванную, еще раз умылась холодной водой и, уже глядя в другое зеркало, снова принялась ругать себя последними словами за то, что раньше не уволилась из ресторана, сама не выгнала Никиту, не съездила к родителям в Уфу – то есть разом за все совершенные и несовершенные ошибки. Особенно было обидно за то рвение, с которым она обустраивала свою квартиру. Рае хотелось, чтобы Никита жил в уюте. А выяснилось, что любовнику на это все наплевать, для творчества ему вполне достаточно маленькой кухни и раскладушки. Он так вчера ночью и сказал: «Ты меня своим уютом задушила! Мне было свободней в моей коммуналке, чем в твоей двухкомнатной квартире!» А между прочим, эту квартиру она купила, продав мамину в Уфе и заняв у владельца ресторана Ованесяна недостающую сумму. Тот одолжил ей деньги, потому что когда-то знал ее отца, да и на должность администратора Раю приняли из-за этого. «Видите ли, далеко до центра!» – Рая распалялась все больше, вспоминая ночную ссору. Никита сказал, что пока он поживет у друга, на Пушкинской, – там ему ближе к работе. Она ездит каждый день и возвращается за полночь, а он просыпается в двенадцать часов, репетирует, уезжает в клуб, а если нет концерта, просто ничего не делает. «Мама, как всегда, права – у мужчины должна быть профессия. Сколько раз она мне это говорила!» – продолжала злиться Рая, уже находясь в метро. Пока поезд не влетел в пасть тоннеля, он бежал по серым московским окраинам, которые в равной степени могли быть окраинами Волгограда, Красноярска или любого другого большого города. Сама столица начиналась позже, но пассажирам уже видна не была. Чем ближе Рая подъезжала к работе, тем злее становилась. Сегодня просто отсидеться в кабинете и понянчить свою беду не получится. Уже три дня ресторан жил без посудомойки. Временно обязанности возложили на уборщицу. Но она согласилась только на полдня, а вечером ей надо было забирать внука из садика. Утром скопившиеся горы посуды занимали все металлические столы. Вчера сама Рая, надев халат, загрузила большую посудомоечную машину – иначе сегодняшним первым посетителям тарелок уже не хватило бы.
– Раиса Юлдашевна, кондиционер сломался! – ничего лучше новенькая официантка Таня придумать не могла. Хоть бы дождалась, пока Рая войдет в кабинет. Персонал рассредоточился по закоулкам ресторана – все заметили заплаканные глаза администратора и поняли: сегодня день неблагоприятный, что бы там астрологи ни пророчили.
– А чем я могу помочь? – Рая, не глядя на Таню, галопом проскакала в кабинет. – Анну Леонидовну ко мне.
Рая шумно поставила сумку на стол, села в кресло и стала ждать главного бухгалтера. Анна Леонидовна была «женщина – рахат-лукум». Так, во всяком случае говорил Ованесян, хозяин ресторана. И дело было не столько в ее приятной пышной комплекции, безумном облаке белых волос и нарядах с огромным количеством блесток. Анна Леонидовна имела редкую способность решать самые сложные проблемы мягкими, но действенными способами. «Препарат «Регулакс», – высказался однажды на ее счет кондитер Николай. При этом с розового лица Анны Леонидовны не сходила полуулыбка, коими так богаты русские портреты эпохи художника Левицкого.
– Что у нас с посудомойкой, кондиционером и налоговой? – Рае очень хотелось увидеть на лице главного бухгалтера панику. Если вопрос кадров и налогов имел отношение к Анне Леонидовне, то кондиционеры ее не касались никак.
Женщина широко улыбнулась.
– Раиса Юлдашевна, да все замечательно! Бумаги в налоговой инспекции подписали, кондиционер не сломан, а отключен – вечерняя смена не предупредила утреннюю. А посудомойка, – тут Анна Леонидовна сделала эффектную паузу, – посудомойка есть, уже час сидит в моем кабинете – чай пьет. Я специально ее угостила, чтобы разговорить и поближе узнать. По-моему, хорошая кандидатура.
– Ну, это мне решать! – Рая почувствовала облегчение. Вопрос с грязными тарелками закрыт. Можно будет спокойно обдумать все свои проблемы. – Позовите ее ко мне.
– Да-да, конечно. – Анна Леонидовна с полуулыбкой выплыла из кабинета.
Через несколько минут на пороге появилась женщина-моль, вся в сером, с волосами цвета холодного пепла. Рая обменялась с ней двумя словами, быстро посмотрела паспорт и, увидев прописку в деревне Катки Можайского района, согласно махнула рукой.
– Приступай к работе сию минуту. Поначалу будешь мыть посуду, а там посмотрим. Официантки нормальные нужны. Чтоб быстро, весело, грамотно. Хорошо, ты почти московская, а то все из дальнего зарубежья. Зайди в бухгалтерию, там скажут, что еще надо.
Через час Вера гремела тарелками и шмыгала носом. «Получилось! Получилось! У меня это получилось! – больше она ничего не могла ни сказать вслух, ни подумать. «Главное, в этом подвале удержаться, пока деньги не начну зарабатывать». Вечером Вера ужинала необычно, но все-таки скромно, из-за суеверных соображений. На поменянные десять долларов она купила жареную котлету, батон хлеба, а на рынке торговцы дали немного мягких помидоров и яблок. Приняв холодный душ, она сидела перед свечой, неторопливо ела ужин и думала о том, как правильно поступила, обменяв свои серьги на медицинскую книжку. Именно этот поступок отделял ее от прочих обитателей площади Павелецкого вокзала, не позволял поставить на одну ступень с людьми, не имеющими возможности (или желания?) взять будущее в расчет. Они бы серьги пропили или проели. А она с самого начала не сомневалась, что выстоит. Слава богу, Рая никогда не узнает, что дома № 14 в деревне Катки Можайского района давно нет, он сгорел еще до того, как мошенники прописали туда ее, Веру, и с полсотни таких же бездомных.
На работе самым главным оказалось не грохнуться в обморок при виде выбрасываемой еды. Желание положить в рот кусок с грязных тарелок было велико. Вера однажды даже протянула руку, но тут же одернула себя. «Стоп. Я через две недели сама смогу купить себе мясо!» – эта мысль помогла преодолеть голодное искушение. Все душевные силы были брошены на то, чтобы ни в коем случае никто не заподозрил в ней пришельца из другого, маргинального, мира. Вера, привыкшая к тому, что она «не как все», не могла понять, что окружающим, поглощенным собственными проблемами, до нее нет никакого дела. К тому же занять плохо оплачиваемое и неприятное место посудомойки охотников было мало. Вследствие этого Вера никому не стала конкуренткой, а потому ее приняли без излишнего интереса, но дружелюбно. Ресторанный персонал практически целиком состоял из приезжих, которые, как водится, сдружились по национальному или географическому признаку. Повара держались особняком. Они приезжали на работу на приличных машинах, между собой разговаривали о разных гастрономических школах, кулинарных рецептах или обсуждали кулинарные телевизионные шоу. Само собой, каждый считал, что он бы вел передачу лучше, а рецепты все стары как мир и «еще бабушка это готовила». Хозяин ресторана, старик Ованесян, приветствовал инициативу в любых ее проявлениях, а потому повара раз в месяц удивляли гостей каким-то новым блюдом. Оленина с яблоками или рыбные биточки с трюфелями уже не были диковинкой, и шефы, поддерживаемые «сверху», иногда превращали кухню в опытную лабораторию, к большому неудовольствию Раи. Та любила порядок, отклонения от прописанных правил ввергали ее в раздражительную строгость.