Лунный удар - Дино Динаев

— Вчера, — ответил Алик, не подумав.

— Вы же сказали, что видели, как он подъехал.

— Ну, да, — подтвердил Алик, уже ругая себя за длинный язык. — Я имел в виду, когда с ним общался. А сегодня я только в окно глянул и все.

— Увидели там кого-нибудь, кроме покойного?

Алика резануло, что таким словом обозвали Вандерхузе. И этот законченный бабник-покойный?

Вчера сидел за соседним столом, травил байки, подкалывал, да и что и говорить, любил поиздеваться над ним, но обычно беззлобно.

Покойник.

Наверное, менты что-то прочухали, потому что предложили ему присесть, Сураев набулькал воды. Тактично подождав, пока он выйдет из полуобморочного состояния, стали задавать вопросы.

И нудным, самому противным голосом, он начал давать показания.

Как оказалось, про Сашку он не знал практически ничего. Бабник — да. Но ни одного имени он не помнил. Звонила ему какая-то Света, кажется. Но фамилии не помню. Кто ж фамилию у девушек спрашивает. Или это была Нина.

Врагов у него не было. Во всяком случае, Вандерхузе об этом ничего не говорил.

Долги?

Нет, с деньгами у него было все на мази. Вон машину купил. Когда? Пару месяцев назад, наверное. Или полгода? Точно не помню.

Последнее время ничего особенного за ним не замечал. Все было как обычно.

Утренний «привет», кофе в девять, обед в двенадцать, после обеда пропадет, бывало на пару часиков.

— Куда? — сразу навострился Анфимов.

— Бог его знает — машина же под задницей, я хотел сказать, под рукой. По магазинам, наверное, а может домой поспать. Но к двум часам, на крайняк — к трем — всегда возвращался.

Ему дали подписать протокол.

— А почему тут написано: отобрал объяснительную у свидетеля Флорова? — поинтересовался Алик. — Я сугубо добровольно.

— А мы всегда так пишем, — опять широко улыбнулся Анфимов. — Кстати, где его стол?

Мы должны забрать его личные вещи. Под расписку само собой.

Они выгребли все из стола подчистую — даже чистые блокноты, выданные секретаршей Татьяной лишь вчера.

— Мне, наверное, на опознание надо будет? — спросил Алик.

Они переглянулись и выглядели даже смущенными, словно два школяра. Тоже мне менты.

— Его уже опознали, — ответил Сураев. — И мы сразу к вам, по горячим следам.

— Думай, что говоришь! Какие следы? — одернул его Анфимов. — Видишь, товарищу нехорошо. Вы садитесь. Мы пойдем, а вы успокойтесь. Не надо так расстраиваться.

Едва они ушли, в комнате, обычно уютной, и к которой Алик успел привыкнуть, вдруг сделалось так тихо и тоскливо, что он понял, что больше не сможет находиться здесь ни минуты. Во всяком случае — не сегодня.

Совершенно потерянный Алик вышел в коридор, намереваясь выйти подышать на открытый балкончик, имевшийся на запасной лестнице, когда его окликнули. Он обернулся и сначала не поверил своим глазам. Картинка была из того же разряда нереальных, что видение двух ментов в рабочем кабинете. В нескольких шагах от него стояла Марина Азерникова. Сначала он не поверил, что она обращается именно к нему, но это было так.

Это было невозможно. Кто Азерникова и кто он. Маринка была самой красивой женщиной отдела (да что отдела, всей Башни) и прекрасно знала это. Посему со всякой шушерой не общалась, а наглецов мгновенно ставила на место. Жгучая брюнетка, обожавшая затягиваться в яркие платья. При этом ее фигура начинала напоминать рюмку — обольстительные бедра, резкая талия и пышная, пятый номер, чувственная грудь.

Алика Флорова вид практически любой женщины приводил в сильное возбуждение, но эта знойная красотка была способна с ходу вызвать у него оргазм. Но не сейчас.

Внутри лишь опустошение. Он способен лишь застыть столбом и смотреть. Он представил, какой у него затравленный взгляд, и ему самому стало противно.

У него был свой способ бороться с подобными явлениями, а именно думать всякие гадости про окружающих. Вот, например, эту неприступную красавицу, между прочим замужнюю, неспешно и качественно имеет Дегенерат. Хотя какое уж тут качественно.

Старый пердун. Слюнявый рот. Что приходится терпеть ради квартальной премии.

Алика Маринка в упор не замечала, здоровалась через раз, но это на самом деле был особенный день. Азерникова его окликнула!

Они сблизились, причем Алик на ватных ногах, и остановились на расстоянии шага друг от друга. На Алика обрушился восхитительный аромат настоящих французских духов, ухоженной шелковой кожи и персикового геля для душа.

Никогда еще Алик не стоял вот так лицом к лицу с женщиной. Он буквально потонул в ее бездонных черных очах. В голове возникла шальная мысль, а что если взять и поцеловать ее. Что будет? Ничего особенного, охладил он себя. Она его убьет и всего делов. Два убийства за один день, многовато даже для Башни в 24 этажа!

Когда она заговорила, в голосе было участие, и Флоров на время перестал ощущать земное притяжение. В коридоре мелькнула нервическая физиономия техпома, исказившаяся невероятной горечью при виде их разговора. У техпома, как и у Флорова не было никаких шансов. Но если до этого техпом это как-то переносил, видя существо еще ниже себя в сексуальной иерархии, то теперь его базовый континуум дал трещину.

Маринка с женской непосредственностью стала выпытывать подробности произошедшего, здесь у Алика не было иллюзий, с какой целью она заговорила с ним, ну и пусть.

Алик почувствовал вдохновение и полным значимости голосом стал рассказывать подробности. Она не перебивала, молча слушала, слегка приоткрыв спелые губы, отчего Алик вконец распалился.

Она оказалась чуть ниже его ростом, так что взгляд так и норовил провалиться ей за глубокий вырез и ощупать ее знаменитые "дыньки".

Надо ли говорить, что Флоров рассказал ей все, даже про бензовоз.

— Хочешь, пообедаем сегодня вместе? — неожиданно предложила Азерникова.

Алик хотел. Сильно.

— Значит, договорились, — продолжила она его восхождение в райские кущи. — У меня есть пара лишних талонов в ресторан на двадцать четвертый этаж.

Азерникова мило улыбнулась — губы полурасскрылись, сделавшись от улыбки еще чуть пухлее и оставаясь сомкнутыми — алый рот от этого сделался похожим на нежную полураспустившуюся розу.

Она медленно удалялась, специально давая рассмотреть стренги внутри слишком тесной юбки. Бедра ее плавно терлись о нежнейший шелк.

Странная штука жизнь, но понимаешь это только тогда, когда кто-нибудь умрет.

Алик вспомнил со стыдом, что так и не отдал Вандерхузе десятку. Жене что ли передать? Да не было у него жены, одернул он себя. Он только трахал всех подряд, но никогда не имел привычки жениться. На фига жениться, если все дают и так? Вот Алику никто не дает. И даже самая страшная грымза даст только после того, как женит его на себе.