Лаки Лючано: последний Великий Дон - Артем Рудаков

Когда Сальваторе Луканиа вновь появился в лавке, Капорелли скрепя сердце согласился платить. После непродолжительного торга они сошлись на пяти с половиной долларах. Для Сальваторе это была первая огромная победа. Вскоре еще несколько торговцев купили его защиту. Доход Сальваторе достиг огромной цифры — двадцать долларов в неделю. Для тринадцатилетнего мальчика это были приличные деньги. Его авторитет в банде был непререкаем. Под руководством Сальваторе маленькие гангстеры взяли под контроль всю 107-ю улицу и даже распространили свою экспансию на соседнюю, 106-ю. Шайка, созданная Сальваторе, имела репутацию одной из самых «зубастых команд» в Ист-Сайде наряду с такими мощными бандами подростков, как «Гудзонские дворники», «Чудища» и «Черные жабы». Теперь у него был свой личный «бизнес», он стал занятым, «деловым» человеком и редко появлялся дома.

Сальваторе широко зажил в штаб-квартире своей банды, которая располагалась в заброшенном складе на южной окраине Малой Италии. Подражая взрослым гангстерам, ребята курили дешевые сигары, пили не менее дешевое виски, нанимали для развлечений дешевых проституток и резались в клоб — гангстерский покер. Но Сальваторе не останавливался на достигнутом. Его видели среди торговцев наркотиками, причем обсуждающим с ними какие-то дела. Или в подпольных притонах мафии, где он просил у «солдат» дона Игнацио Саетты работу для своей банды. На сходках главарей подростковых банд, распределявших и перераспределявших территорию. В опиумокурильнях Чайна-Тауна. Вот это была жизнь!

Очередной конфликт из-за переулка между 107-й и 108-й улицами вылился в кровопролитную разборку. Неаполитанцы пустили в ход огнестрельное оружие. Были ранены двое из банды Сальваторе. На сходке горячие головы призывали громить неаполитанский квартал. Более хладнокровный Сальваторе рассудительно заметил: «Да, мы можем это сделать. Но потом они отомстят нам. Этому не будет конца, а наши дела пострадают. Я думаю, лучше с ними договориться по-хорошему. А за кровь они заплатят нам выкуп».

Главарь конкурирующей банды, девятнадцатилетний Франческо Кастилья, пришел на встречу в сопровождении верных телохранителей. Все они были широко известны за пределами Малой Италии.

Эдди Кастилья — ловкий угонщик и отличный стрелок.

Уилли Моретти — с лицом ангелочка, любитель скабрезных шуточек, душа компании, но вместе с тем и крепкий уличный боец, отчаянный задира. Никто лучше его не умел в нужный момент отвлечь на себя внимание полицейских.

Оуни Мадден — англичанин — его уважали за исключительную смелость. Он не колеблясь шел на риск, был трижды ранен, на одной только голове у него насчитывалось восемь шрамов от ударов ножом.

Из всех четырех неаполитанцем был только Моретти. То, что эти парни, такие разные, работают в одной упряжке, заставило Сальваторе призадуматься. Он и раньше не очень-то уважал своих сицилийцев за косность и шаблонность мышления. Для него национальность, религия и язык общения с тем или иным парнем значения не имели. В его глазах всякий человек оставался человеком, пока вызывал уважение к себе. Безразлично, был ли он евреем или сицилийцем.

Тот самый злополучный револьвер 38-го калибра, из которого пустили кровь двум сицилийцам, выглядывал из-под распахнутого пиджака Франческо Кастильи. Сальваторе стало ясно, кто стрелял. Франческо сразу же заявил, что сожалеет о своем поступке. По его словам, первыми в драку полезли сицилийцы. Их было больше, и поэтому Франческо, чтобы сохранить свою жизнь, открыл огонь.

— Но я, — добавил главарь неаполитанцев, — стрелял так, чтобы ранить, а не убить.

Невысокий, широколобый, коротко подстриженный, он говорил тихо, похрипывая, и был настроен вполне мирно.

— Мы можем проворачивать свои дела, не мешая друг другу, — произнес Сальваторе.

Кастилья охотно согласился.

— Я из Козенцы, что в Калабрии, — доверительно сообщил он и представил сицилийцу своих друзей.

— Как же ты управляешь неаполитанцами, если сам калабриец? — полюбопытствовал Сальваторе. Кастилья широко улыбнулся:

— Дружище, какая разница, ведь главное в человеке не национальность, а то, что есть у него в башке.

С этими словами Франческо выразительно постучал по своей макушке.

Главари конкурирующих банд быстро нашли общий язык. Они уже подумывали обтяпать кое-какие совместные дела, но беда нагрянула с той стороны, откуда ее не ждали.

Полиция неоднократно приходила в дом Антонио Луканиа с предупреждением, что его сын Сальваторе смывается с уроков и ведет довольно подозрительный, с точки зрения закона, образ жизни. Отец уже не решался драть сына ремнем, как делал это раньше, и только просил: «Одумайся, пока не поздно». Но школа совершенно не входила в планы Сальваторе.

По распоряжению окружного инспектора подготовительных классов 14-летний Сальваторе Луканиа был помещен в одно из бруклинских учреждений по перевоспитанию трудных подростков. К тому времени он часто фигурировал в полицейских сводках. Комиссар Бреннан вынес приговор: два года исправительной «трудотерапии». Массивные железные ворота захлопнулись за спиной Сальваторе. Так закончилось его детство.

Глава 2

Розовая юность

В 1912 году Сальваторе Луканиа вышел на свободу. После двухлетнего пребывания в бетонном ящике он долго не мог привыкнуть к яркому солнечному свету. В кармане не было ни цента. До дома пришлось идти пешком через весь Бруклин и половину Манхэттена. Ноги, за время отсидки отвыкшие от ходьбы, мучительно болели. Сальваторе часто останавливался, чтобы отдохнуть. На 107-ю улицу в Малой Италии он добрался только к вечеру.

Дома его встретили довольно равнодушно. Отец уже давно махнул рукой на своего среднего и вместо приветствия проворчал: «A-а, явился». Братья и сестры, стремившиеся стать добропорядочными американцами, тоже отнеслись к Сальваторе с равнодушием. Мать была единственным человеком в семье, который обрадовался его возвращению.

На улице тоже многое изменилось. Сальваторе не смог собрать свою старую шайку. Многих бывших подельников он вообще не нашел. Кое-кто из них уже успел крепко привязаться к героину и потерять человеческий облик, некоторые погибли в уличных драках, другие мотали срок в тюрьме, а остальные скрывались от полиции или присоединились к другим бандам. Сальваторе остался один. Зарабатывать как раньше он не мог. Пришлось смириться с этим и подыскивать себе работу.

Неожиданно его выручили старые связи в еврейском гетто. Ребята, которых он защищал четыре года назад, не забыли об оказанной услуге. Из всех сицилийцев в школе на 109-й улице один только Сальваторе не называл их «иудами». При посредничестве старых знакомых он устроился на работу к Максу Гудману, владельцу небольшого магазинчика дамских шляпок. Гудман и его жена Софи испытывали к юному сицилийцу искреннюю симпатию. Он не особенно утруждался, работая курьером. Хозяева платили ему приличные деньги, часто приглашали на ужин в семейном кругу, а когда Сальваторе, с отлично разыгранным, подлинно актерским мастерством, рассказал сердобольной мадам Софи о своих проблемах с родителями, ему отвели отдельную каморку в задней части магазина. В обстановке сытости и достатка Сальваторе скоро забыл проведенные за решеткой два кошмарных года и стал подумывать о том, как бы заняться более серьезным делом, достойным мужчины.