Давайте все убьём Констанцию - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он указывал на полдюжины фамилий в красных кружках и с глубоко вдавленными, свежими крестиками.
— Констанция предположила, и я тоже, что люди, чьи фамилии помечены, пока живы, но, возможно, скоро умрут. А ты как думаешь?
— Никак, — отозвался Крамли. — Развлекайся сам. Я намылился в конце недели в Йосемитскую долину, а тут являешься ты, вроде кинопродюсера, сценарии ему слишком пресные, надо бы там-сям уксусу подбавить. Не сбежать ли мне туда прямо сейчас, а то ты глядишь зайцем, который что-то учуял.
— Имей терпение. — Я увидел, что он поворачивается к двери. — Тебе не хочется разведать, кто из этих помеченных до сих пор живет и здравствует, а кто дал дубаря?
Я схватил книжку, а потом кинул обратно, так что Крамли пришлось поймать. Она распахнулась на странице, где громаднейший крест соседствовал с фамилией, годившейся на цирковую афишу. Крамли нахмурился. Я прочел вверх ногами: Калифия. Царица Калифия. Банкер-Хилл. Без адреса. Но с телефонным номером.
Крамли хмурился, но не мог оторвать взгляд от страницы.
— Не знаешь, где это? — спросил я.
— Банкер-Хилл, черт, знаю, знаю. Я родился в нескольких кварталах к северу. Котелок, где что только не варится: мексиканцы, цыгане, ирландцы, у этих окна утыканы дымоходами, белое отребье и черное тоже. Я там бывал, заглядывал к «Каллахану и Ортега, Похоронное бюро». Надеялся увидеть настоящие трупы. Бог мой, Каллахан и Ортега, что за имена, там, среди Хуаресов Вторых, гвадалахарских лоботрясов, увядших розочек с Розарита-Бич, дублинских шлюх. Скопище отбросов!
Внезапно Крамли взревел, разозлившись на себя за дорожные байки и готовность запродать себя в мою очередную вылазку.
— Слышал, что я болтаю? Слушал? О господи!
— Слышал. Почему бы нам не позвонить просто-напросто по всем этим номерам с красными кружками и не узнать, кто упокоился, а кто еще разгуливает?
Не давая ему времени возразить, я ухватил книжку и припустил вверх по дюне к ярко освещенному бассейну при доме Раттиган, где на стеклянном столике ждал телефонный аппарат. Я не решился оглянуться на Крамли, который выжидал, пока я наберу номер.
В трубке послышался далекий голос. Номер больше не обслуживался. Тьфу ты, подумал я, но нет, погоди!
Я проворно позвонил в справочное, узнал номер, набрал цифры и отвел трубку от уха, чтобы слышал Крамли:
— Каллахан и Ортега, добрый вечер. — Глубокий голос с сочным ирландским акцентом был достоин главной сцены Эбби-театра.
Я ухмыльнулся. Глянул вниз: там маялся Крамли.
— Каллахан и Ортега. — Повторная фраза прозвучала громче, с раздражением. Долгое молчание. Я не открывал рта. — Кто там, чтоб тебя?
Не дожидаясь Крамли, я повесил трубку.
— Сукин сын. — Он попался на крючок.
— В двух-трех кварталах от места, где ты родился?
— В четырех, хитрющая морда.
— Ну?
Крамли сгреб книжку Раттиган.
— Книга мертвых, но не совсем? — произнес он.
— А не попробовать ли другой номер? — Я открыл книжку, перелистнул и остановился на Р. — Вот этот, ага-ага, даже лучше Царицы Калифии.
Крамли нахмурился:
— Раттиган, Маунт-Лоу. Что это за Раттиган засел на горе Лоу? Было время, большой красный трамвай возил туда на пикники тысячные толпы — с тех пор, как он упал замертво, минула уже половина моей жизни.
По лицу Крамли пробежала тень воспоминаний.
Я обратил внимание на другое имя.
— Раттиган. Собор Святой Вибианы.
— Святый Иисусе, прах его возьми, какой такой Раттиган затаился в соборе Святой Вибианы?
— Слова утвердившегося в вере католика. — Я рассматривал физиономию Крамли, с которой не сходила теперь хмурая гримаса. — Знаешь что? Я отправляюсь.
Я сделал для вида три шага, и тут Крамли выругался.
— И как ты, на фиг, туда доберешься без прав и автомобиля?
Я не оборачивался.
— Ты меня отвезешь.
Последовало долгое задумчивое молчание.
— Да? — поторопил я.
— А ты знаешь, как найти, где в старые времена ходил этот треклятый трамвай на Маунт-Лоу?
— Меня возили туда родные, когда мне было полтора года от роду.
— Стало быть, ты можешь показать дорогу?
— Запомнил в точности.
— Закрой пасть. — Крамли закинул в свой драндулет полдюжины пива. — Полезай.
Мы залезли в автомобиль, оставили Гершвина долбить в Париже дырки на валике пианолы и тронулись с места.
— Языком не болтай, — распорядился Крамли. — Просто кивай головой влево, вправо или вперед.
ГЛАВА 8
— Чтоб мне провалиться, если я знаю, за каким бесом я это делаю, — бормотал Крамли, ведя машину по границе противоположной полосы. — Я сказал, чтоб мне провалиться, если я знаю, за каким бесом…
— Я слышал. — Я наблюдал приближавшиеся горы и предгорья.
— Угадай, кого ты мне напоминаешь. — Крамли фыркнул. — Мою первую и единственную жену, вот уж умела задурить мне голову: и так повернется, и эдак, и улыбку во весь рот изобразит.
— Разве я дурил тебе голову?
— Вякни, что не дурил, и я тебя вышвырну из машины. Стоит тебе меня завидеть, как ты садишься и делаешь вид, будто решаешь кроссворд. Слова четыре успеешь разгадать, и тут я хватаю карандаш и сажусь на твое место.
— Разве я когда-нибудь так поступал, Крамли?
— Не беси меня. Следишь за названиями улиц? Следи. И вот что. Объясни, с чего ты затеял эту дурацкую экспедицию?
Я бросил взгляд на книжку Раттиган, лежавшую у меня на коленях.
— Она спасалась бегством, так она сказала. От Смерти, от одного из назначенных к смерти имен в этой книжке. Может, книжку послал ей кто-то из них в качестве порченого дара. А может, она, как мы сейчас, бежала им навстречу, желая, скажем, взглянуть в глаза тому, кто осмелился послать могильный словарь впечатлительному ребенку — актрисе.
— Раттиган не ребенок, — пробурчал Крамли.
— Ребенок. Ей никогда бы не добиться такого успеха на экране, если бы за всеми ее сексуальными вывертами не проглядывала там и тут меглиновская крошка.[7] Тут не старушку Раттиган вогнали в дрожь; это испуганная школьница бежит сломя голову через темный, полный чудовищ лес — Голливуд.
— Стряпаешь по вдохновенью, как твой рождественский кекс с цукатами и орехами?
— Разве похоже?
— Без комментариев. С чего бы одному из этих красно-чернильных приятелей посылать ей две книжки, полные поганых воспоминаний?
— А почему бы и нет? Констанция перелюбила в свое время массу народу. И вот, спустя годы, масса народу ее ненавидит. Они были отвергнуты, оставлены в прошлом, забыты. А она сделалась знаменитой. Они смешались с мусором на обочине. А может, они состарились, стоят одной ногой в могиле и жаждут напоследок сделать кому-нибудь пакость.
— Ты начинаешь разговаривать вроде меня.
— Боже упаси, надеюсь, нет. То есть…
— Все нормально. Тебе никогда не быть Крамли, как мне никогда не быть Жюль Верном-младшим. Куда это нас занесла нелегкая?
Я поспешно поднял глаза.
— Ага! Это она. Маунт-Лоу! Где в давние времена пал замертво старый красный трамвай.
— Профессор Лоу, — начал я, считывая случайно всплывшее на внутренней стороне век воспоминание, — в годы Гражданской войны изобрел фотографирование с воздушного шара.
— А это откуда взялось? — воскликнул Крамли.
— Просто пришло на ум, — откликнулся я нервно.
— Набит бесполезной информацией.
— Ну, не знаю, — обиделся я. — Мы ведь у Маунт-Лоу, верно? И гора названа в честь профессора Лоу, и по ее склону взбирается его Тунервилльский трамвай,[8] так?
— Угу, угу, точно, — согласился Крамли.
— Ну вот, профессор Лоу изобрел фотографирование с воздушного шара, способ получить изображение вражеских войск во время великой войны между штатами. Воздушные шары, а также новое изобретение, поезда, помогли победить Северу.
— Хорошо, хорошо, — проворчал Крамли. — Я вылезаю и готов карабкаться.
Я высунулся из окошка машины и оглядел длинную, задушенную сорняками тропу, которая взбиралась и взбиралась по длинному уклону, где сгущались вечерние тени.
Я закрыл глаза и прочел в памяти:
— До вершины три мили. Ты в самом деле хочешь идти пешком?
Крамли уставился на подножие горы.
— О черт, нет. — Он вернулся в автомобиль и со стуком захлопнул дверцу. — Есть хоть малейший шанс, что мы сумеем взбежать по этой чертовой тропинке? Похоже, откинем копыта.
— Шанс есть всегда. Вперед!
Крамли подогнал наш драндулет к краю совсем заросшей тропы, заглушил двигатель, вышел, сделал несколько шагов по склону, ковырнул носком ботинка землю, вытащил пучок травы.
— Аллилуйя! — воскликнул он. — Железо, сталь! Старые рельсы, их не позаботились вытащить, засыпали землей, и ладно!
— Да ну?!
Крамли побагровел и рванул назад, почти закрыв собой машину.